Известнейший испанский филосов, социолог, литературовед, публицист. Один из наиболее проницательных исследователей-обществоведов, чей глубокий анализ процессов, начавшихся после Первой мировой войны, до сих пор помогает нам понимать окружающее нас общество
«Даже при беглом и поверхностном взгляде бросается в глаза, что на всем временн`ом и пространственном протяжении физическая химия возникла и смогла утвердиться лишь в тесном квадрате между Лондоном, Берлином, Веной и Парижем. И лишь в XIX веке. Из этого видно, что экспериментальное знание – одно из самых немыслимых явлений истории. Колдуны, жрецы, воины и пастухи кишели где угодно и когда угодно. Но такая человеческая порода, как ученые-экспериментаторы, очевидно, требует невиданных условий, и ее возникновение куда сверхестественней, чем явление единорога»
«Прежде даже для богатых и могущественных земля была миром нужды, тягот и риска.
Тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно. Ибо этот мир девятнадцатого и начала двадцатого века не просто демонстрирует свои бесспорные достоинства и масштабы, но и внушает своим обитателям – и это крайне важно – полную уверенность, что завтра, словно упиваясь стихийным и неистовым ростом, мир станет еще богаче, еще шире и совершенней»;
«Контраст еще отчетливей, если от материального перейти к аспекту гражданскому и моральному. С середины прошлого века средний человек не видит перед собой никаких социальных барьеров. С рождения он и в общественной жизни не встречает рогаток и ограничений. Никто не принуждает его сужать свою жизнь. … то, что прежде считалось удачей и рождало смиренную признательность судьбе, стало правом, которое не благословляют, а требуют»;
«Если прежде для рядового человека жить означало терпеть лишения, опасности, запреты и гнет, то сегодня он чувствует себя уверенно и независимо в распахнутом мире практически неограниченных возможностей… И если прежде он привычно твердил: «Жить – это чувствовать себя стесненным и потому считаться с тем, что стесняет», – то теперь он торжествует: «Жить – это не чувствовать никаких ограничений и потому смело полагаться на себя; все практически дозволено, ничто не грозит расплатой, и вообще никто никого не выше»;
«Столь ясная и распахнутая перспектива неминуемо должна копить в недрах обыденного сознания то ощущение жизни, которое метко выражено нашей старинной поговоркой: «Широка Кастилия!» [соответствует русскому «Эх, гуляй душа!»]
«Славу и ответственность за выход широких масс на историческое поприще несет XIX век. Только так можно судить о нем беспристрастно и справедливо. Что-то небывалое и неповторимое крылось в его климате, раз вызрел такой человеческий урожай. … Вся история предстает гигантской лабораторией, где ставятся все мыслимые и немыслимые опыты, чтобы найти рецепт общественной жизни, наилучшей для культивации «человека». Не прибегая к уверткам, следует признать данные опыта: человеческий посев в условиях либеральной демократии и технического прогресса – двух основных факторов – за столетие утроил людские ресурсы Европы.
Такое изобилие, если мыслить здраво, приводит к ряду умозаключений: первое – либеральная демократия на базе технического творчества является высшей из доныне известных форм общественной жизни; второе – вероятно, это не лучшая форма, но лучшие возникнут на ее основе и сохранят ее суть, и третье – возвращение к формам низшим, чем в XIX веке, самоубийственно»
«Демократия и либерализм – это два ответа на два совершенно различных… вопроса.
Демократия отвечает на вопрос: «Кто должен осуществлять политическую власть?»… Демократия предлагает править каждому из нас – иначе говоря, все мы властны вмешиваться в общественные дела.
Либерализм отвечает на вопрос совершенно иной: «Каковы должны быть границы политической власти, кому бы она ни принадлежала?» Ответ звучит так: «Политическая власть, осуществляется ли она автократически или всенародно, не должна быть неограниченной, но любое вмешательство государства предупреждается правами, которыми наделена личность»…
Так проясняется разная природа этих двух начал. Можно быть большим либералом и отнюдь не демократом, и наоборот – истый демократ далеко не всегда либерал…
Политической власти всегда и повсюду свойственно не признавать никаких ограничений. Безразлично, в одних она руках или этих рук миллионы… Поэтому подлинный либерал опасливо и подозрительно относится к своим демократическим позывам и всячески, как говорится, сдерживается»
«Когда около 1800 г. новая промышленность начала создавать новый тип человека – индустриального рабочего – с более преступными наклонностями, чем традиционные типы, Франция поспешила создать сильную полицию. Около 1810 года Англия по той же причине – возросла преступность – вдруг обнаружила, что у нее нет полиции. У власти были консерваторы. Что они сделали? Создали полицейскую силу? Ничего подобного. Они предпочли мириться с преступлениями, как только могли. «Народ согласен лучше терпеть беспорядок, чем лишиться свободы». «В Париже… отличная полицейская сила, но французы дорого платят за это удовольствие…». Вот два представления о государстве. Англичанин предпочитает государство ограниченное»
«Передо мной журнал с описанием празднеств, которые Англия отметила коронацию нового короля. Всем известно, что английская монархия давно уже существует лишь номинально. Это верно, но главное в другом. … У монархии в Англии весьма определенное и крайне действенное назначение – она символизирует. Поэтому английский народ с нарочитой торжественностью празднует сегодня коронацию.
Этот народ, который всегда первым достигал будущего, опережая других почти во всем. Практически слово «почти» можно опустить. И вот он, с несколько вызывающим дендизмом, заставляет нас присутствовать при старинном ритуале и видеть, как вступают в силу – ибо они никогда ее не утрачивали – самые древние магические символы его истории, корона и скипетр, которые у нас правят лишь карточной игрой. Англичанин вынуждает нас убедиться, что его прошлое… – было, продолжает для него существовать. Из будущего, до которого мы еще не добрались, он свидетельствует о живом присутствии и полноправии своего прошлого. Этот народ накоротке со временем, он действительно хозяин своих столетий и толково ведет хозяйство. Это и значит быть людьми – следуя прошлому, жить будущим, то есть действительно пребывать в настоящем…
Символическим ритуалом коронации Англия в очередной раз противопоставляет революционности – преемственность, единственное, что позволяет избежать того патологического крена, который превращает историю в вечный бой паралитиков с эпилептиками»
«Гнетущее чувство усугубляется, если мы… раскроем книгу нашего географа Дантина «Природные зоны Испании». Большая часть нашего полуострова обозначена Дантином как «Испания бесплодная». Звучит страшновато, но действительность, быть может, куда страшней. «Во всей Европе, – пишет он, – нет ни одной страны с таким преобладанием засушливых и полупустынных зон, занятых сухими степями (полынными) и солончаковыми, типа африканских и азиатских… Мы единственная страна Европы, где засушливая зона занимает 80 процентов территории». …
Стоит ли удивляться сухости, солончаковости испанских душ?..
География повергает нас в такое уныние, что опускаются руки. Оказывается, сухой климат, который обжигает нашу землю такой пронзительной красотой, – это злой рок, тяготеющий над нашей историей. По крайней мере, за последние сто лет не появилось мысли более доходчивой, удобопонятной и приемлемой для мозгов, чем та, что человека создает «среда». …
Наш век, устремленный в науку, не стал от этого менее шаманским… Научные идеи воздействуют на душу не доказательно, а магически.
И так будет вечно. В конце XVIII века велеречивый граф Калиостро покорил всю Европу, чертя острием кинжала магический круг и бросая на ветер страшные слова: «Элион, Мелион, Тетраграмматон!»
«Среда», «климат», «географический фактор» весьма напоминают всемогущий словесный набор неаполитанского шарлатана. …
В действительности единственная причина, играющая роль в жизни человека, народа, эпохи, и есть этот человек, этот народ, эта эпоха… Сравнительно с тем влиянием, которое мы, испанцы, оказываем на самих себя, влиянием климата можно пренебречь. …
Кастильская земля так пугающе черства потому, что черств кастилец. Мы смирились с пустыней потому, что она соприродна нашей пустынной душе»
Российская империя входит в 20 век
«В любом веке худшие образчики человеческой породы представлены демагогами». Но демагог – не просто человек, взывающий к толпе. Иногда это священный долг. Сущность демагога – в его мышлении и в полной безответственности по отношению к тем мыслям, которыми он манипулирует и которые он не вынашивал, а взял напрокат у людей действительно мыслящих. Демагогия – это форма интеллектуального вырождения, и как массовое явление европейской истории она возникла во Франции к середине XVIII века. Почему именно тогда? Почему именно во Франции? Это один из самых болезненных моментов в судьбе Запада и особенно в судьбе Франции.
С этого момента Франция, а под ее воздействием – и весь континент, уверовали, что способ разрешения огромных человеческих проблем – революция.., стремление одним махом изменить все и во всех сферах. Именно поэтому такая чудесная страна сегодня так неблагополучна. У нее революционные традиции или, по крайней мере, вера в то, что они есть. И если нелегко быть просто революционером, насколько тяжелей и парадоксальней быть революционером наследственным!»
«То психологическое состояние, когда человек сам себе хозяин и равен любому другому, в Европе обретали немногие и лишь особо выдающиеся натуры, но в Америке оно бытовало с XVIII века – по сути изначально. И любопытное совпадение! Едва этот психологический настрой появился у рядового европейца, едва вырос общий его жизненный уровень, как тут же стиль и облик европейской жизни повсеместно приобрели черты, заставившие многих говорить: «Европа американизируется»
«Передо мной журнал с описанием празднеств, которые Англия отметила коронацию нового короля. Всем известно, что английская монархия давно уже существует лишь номинально. Это верно, но главное в другом. … У монархии в Англии весьма определенное и крайне действенное назначение – она символизирует. Поэтому английский народ с нарочитой торжественностью празднует сегодня коронацию.
Этот народ, который всегда первым достигал будущего, опережая других почти во всем. Практически слово «почти» можно опустить. И вот он, с несколько вызывающим дендизмом, заставляет нас присутствовать при старинном ритуале и видеть, как вступают в силу – ибо они никогда ее не утрачивали – самые древние магические символы его истории, корона и скипетр, которые у нас правят лишь карточной игрой. Англичанин вынуждает нас убедиться, что его прошлое… – было, продолжает для него существовать. Из будущего, до которого мы еще не добрались, он свидетельствует о живом присутствии и полноправии своего прошлого. Этот народ накоротке со временем, он действительно хозяин своих столетий и толково ведет хозяйство. Это и значит быть людьми – следуя прошлому, жить будущим, то есть действительно пребывать в настоящем…
Символическим ритуалом коронации Англия в очередной раз противопоставляет революционности – преемственность, единственное, что позволяет избежать того патологического крена, который превращает историю в вечный бой паралитиков с эпилептиками»
«Англичане острее, чем кто-либо, чувствуют неблагополучие. И предчувствуя, что дела пойдут плохо, проводят реформы, но всегда ясно представляя, что надо сделать. Вместо того, чтобы ввязываться в революции, они обходятся наименьшим. Берут часть королевских запасов, чистят снизу доверху администрацию, требуют с богачей половину их ренты и без паники, спокойно делают то единственное, что могут, а именно – ждут… ждут, когда человеческие устремления прояснятся и определятся»
«Крайне наивно надеяться, что демократия убережет от деспотизма. Как бы не так! Нет деспотизма свирепей, чем распыленный и безответственный деспотизм демоса…
Так самодержавие в России сменилось демократией не менее самодержавной. Большевик – антилиберал»
1917 год. Крах демократической революции
«…Выявляется бесплодность любой «всеобщей» революции, любой попытки разом изменить общество и начать историю заново, как замышляли смутьяны 89-го года [1789 г. во Франции]. … Революции, безоглядные в своей нетерпеливой спешке, лицемерно щедрые на обещания всевозможных прав, попирают первейшее право человека, настолько первейшее, что оно определяет человеческую сущность, – право на непрерывность, на преемственность»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917–1920 годы
«…За многовековой период своей истории, с VI по XIX, европейское население ни разу не превысило ста восьмидесяти миллионов. А за время с 1800 по 1914 год – за столетие с небольшим – достигло четырехсот шестидесяти!.. Три поколения подряд человеческая масса росла как на дрожжах и, хлынув, затопила тесный отрезок истории. Достаточно… одного этого факта, чтобы объяснить триумф масс и все, что он сулит»;
«Головокружительный рост означает все новые и новые толпы, которые с таким ускорением извергаются на поверхность истории, что не успевают пропитаться традиционной культурой»;
«Человек, который намерен сегодня возглавлять европейскую жизнь, мало похож на тех, кто двигал девятнадцатый век… Пора уже наметить… психологический рисунок сегодняшнего массового человека…
Массовый человек, верный своей природе, не станет считаться ни с чем, помимо себя, пока нужда не заставит. А так как сегодня она не заставляет, он и не считается, полагая себя хозяином жизни. Напротив, человек недюжинный, неповторимый внутренне нуждается в чем-то большем и высшем, чем он сам, постоянно сверяется с ним и служит ему по собственной воле»;
«…Мало кто сомневается, что автомобили через пять лет будут лучше и дешевле, чем сегодня. Это так же непреложно, как завтрашний восход солнца. Сравнение, кстати, точное. Действительно, видя мир так великолепно устроенным и слаженным, человек заурядный полагает его делом рук самой природы и не в силах додуматься, что дело это требует усилий людей незаурядных. Еще трудней ему уразуметь, что все эти легко достижимые блага держатся на определенных и нелегко достижимых человеческих качествах, малейший недобор которых незамедлительно развеет прахом великолепное сооружение»;
«В результате современный средний европеец душевно здоровей и крепче своих предшественников, но и душевно беднее. Оттого он порой смахивает на дикаря, внезапно забредшего в мир вековой цивилизации. Школы, которыми так гордился прошлый век, внедрили в массу современные технические навыки, но не сумели воспитать ее. Снабдили ее средствами для того, чтобы жить полнее, но не смогли наделить ни историческим чутьем, ни чувством исторической ответственности. В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе. Естественно, она и не помышляет о духе, и новые поколения, желая править миром, смотрят на него как на первозданный рай, где нет ни давних следов, ни давних проблем»;
«…Абсурдное состояние духа, в котором пребывает масса: больше всего ее заботит собственное благополучие и меньше всего – истоки этого благополучия. Не видя в благах цивилизации ни изощренного замысла, ни искусного воплощения, для сохранности которого нужны огромные и бережные усилия, средний человек и для себя не видит иной обязанности, кроме как убежденно домогаться этих благ единственно по праву рождения. В дни голодных бунтов народные толпы обычно требуют хлеба, а в поддержку требований, как правило, громят пекарни. Чем не символ того, как современные массы поступают – только размашистей и изобретательней – с той цивилизацией, что их питает?»;
«…Человек, о котором ведется речь, приучен не считаться ни с кем, помимо себя. Какой ни на есть, он доволен собой. И простодушно, без малейшего тщеславия, стремится утвердить и навязать себя – свои взгляды, вожделения, пристрастия, вкусы и все, что угодно. А почему бы и нет, если никто и ничто не вынуждает его увидеть собственную второсортность, узость и полную неспособность ни к созиданию, ни даже к сохранению уклада, давшего ему тот жизненный размах, который и позволил самообольщаться?»;
«И как раз этот человеческий тип сегодня решает. … Если этот человеческий тип будет по-прежнему хозяйничать в Европе и право решать останется за ним, то не пройдет и тридцати лет, как наш континент одичает. Наши правовые и технические достижения исчезнут… Жизнь съежится, Сегодняшний избыток возможностей обернется беспросветной нуждой, скаредностью, тоскливым бесплодием»
«Под маркой… фашизма в Европе впервые появляется тип человека, который не считает нужным оправдывать свои претензии и поступки перед другими, ни даже перед самим собой; он просто показывает, что решил любой ценой добиться цели. Вот это и есть то новое и небывалое: право действовать безо всяких на то прав»
«Когда в России победил коммунизм, многие уверились, что красная лава затопит весь Запад. Я не разделял этих страхов. Напротив, я в те годы писал, что русский коммунизм – это снадобье, противопоказанное европейцам, человеческой касте, поставившей все свои силы и все свое рвение на карту Индивидуальности. Время прошло, и вчерашние паникеры обрели спокойствие. Обрели только сейчас, когда самое время его утратить. Потому что сейчас победный вал коммунизма действительно может затопить Европу. …
…Более чем вероятно, что в скором времени Европа станет восторгаться большевизмом. И не благодаря ему, а несмотря на него.
Представим, что исполинский «пятилетний план» осуществит цели, преследуемые правительством, и гигантская русская экономика будет не только восстановлена, но и расцветет. Какова бы ни была суть большевизма, это грандиозный пример человеческого замысла. Люди взяли на себя судьбу переустройства, и напряженная жизнь их – подвижничество, внушенное верой. …Отсвет великого замысла просияет на европейском горизонте, как новорожденная звезда. Неужели Европа, влача свое полурастительное существование, дряблое и недостойное, без новой жизненной программы, сумеет устоять перед заразительной силой такого вдохновляющего примера? Надо плохо знать европейца, чтобы думать, будто он не загорится, услышав этот призыв к новому делу и не найдя под рукой другого, но столь же высокого знамени, достойного быть поднятым наперекор. Не так уж невероятно, что европеец, с его жаждой служить чему-то, что сделает жизнь осмысленной, и уйти от пустоты своего существования, подавит внутренний протест и будет захвачен пусть не самим коммунизмом, но его нравственным порывом.
В строительстве Европы как великого национального государства я вижу единственное, что можно противопоставить победе «пятилетнего плана»
Построение тоталитарного государства в СССР
«Любители порядка очень наивны, если они думают, что «силы общественного порядка» ограничатся тем, чего от них хотели. В конце концов решать станут они и наведут свой порядок»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Это стремление кончится плохо. Творческие стремления общества будут все больше подавляться вмешательством государства; новые семена не смогут приносить плодов. Общество будет принуждено жить для государства, человек – для правительственной машины. И так как само государство в конце концов только машина, существование и поддержание которой зависит от живой силы.., то, высосав все соки из общества, обескровленное, оно само умрет смертью ржавой машины, более отвратительной, чем смерть живого существа»
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«Свобода всегда означала для европейца возможность стать тем, кто ты есть на самом деле. Понятно, что она отвращает тех, кто лишен и своего дела, и самого себя»
«Цивилизация – это прежде всего воля к сосуществованию. Дичают по мере того, как перестают считаться друг с другом. …
Высшая политическая воля к сосуществованию воплощена в либеральной демократии… Либерализм – правовая основа, согласно которой Власть, какой бы всесильной она ни была, ограничивает себя и стремится, даже в ущерб себе, сохранить в государственном монолите пуст`оты для выживания тех, кто думает и чувствует наперекор ей, то есть наперекор силе, наперекор большинству. Либерализм – и сегодня стоит об этом помнить – предел великодушия; это право, которое большинство уступает меньшинству, и это самый благородный клич, когда-либо прозвучавший на Земле. Он возвестил о решимости мириться с врагом, и – мало того – врагом слабейшим. Трудно было ждать, что род человеческий решится на такой шаг, настолько красивый, настолько парадоксальный, настолько тонкий, настолько акробатический, настолько неестественный. И потому нечего удивляться, что вскоре упомянутый род ощутил противоположную решимость. Дело оказалось слишком непростым…»
«Сегодняшняя жизнь – это … пустота между двумя формациями исторической власти – той, что была, и той, что назревает. Оттого она временна по самой своей сути. Ни мужчины толком не знают, чему им по-настоящему служить, ни женщины – каких мужчин им по-настоящему любить»
«Застойное» двадцатилетие — потеря перспективы. 1964-84 годы
«Не секрет, – и уж, во всяком случае, надо не замалчивать его, а всячески раскрывать, – что немало испанцев, и отнюдь не худших, считают свою жизнь загубленной одним уж тем, что родились в Испании. Почти всё в нашей стране – наши привычки и манеры, наши идеи и продукты – им кажется нестоящим, неприглядным и только раздражает. Родная среда оборачивается для них кошмаром, который угнетает и душит их жизненные возможности. В то же время они высоко ценят уклад и устои Франции или Англии и даже убеждены, что переместись их жизнь туда, она бы состоялась.
Я менее, чем кто-либо, расположен укорять людей, для которых все это – искреннее убеждение, а не общее поветрие. Но не укоряя, позволю себе заметить, что эти люди заблуждаются. Переместись их жизнь в Англию или Францию, благополучной она не станет – просто у неблагополучия изменится знак и содержание. Недостаточно уважать определенный образ жизни и считать его желательным, надо еще, чтобы он был кровным детищем нашего душевного склада, наших внутренних запросов, самых глубинных и сокровенных.
Испанец, перебравшись во Францию, избавится от нашего грубого кельиберийского окружения и, возможно, успокоится, но жить полней он не станет. Наоборот, вскоре он ощутит, что жизнедеятельность его парализована. Призрак самого себя, он будет проходить сквозь податливое чужеземное окружение, не задевая его, ни в чем не участвуя, передвигая с места на место свою парализованную личность, отчужденный, сторонний наблюдатель, безжизненный зрачок, безучастный ко всему, что творится вокруг. Все, чем захватывает и бодрит нас неведомая земля, исчезает, едва мы погружаем в нее корни нашей жизни. Древние хорошо знали этот внутренний паралич, и потому для них изгнание было равносильно смертной казни. Не тоской по родине пугало их изгнание, а неизбывным бездействием, на которое оно обрекало. Для изгнанника время и жизнь останавливаются; … изгнанник – это тень, – говорили римляне. …
Попытка, пусть даже всего лишь воображаемая, переселиться в ту страну, которую мы особенно ценим, как раз и помогает соприкоснуться с тем невыразимым… началом, с той внутренней мелодией, что определяет характер каждого народа. В самом деле, если мы не приемлем конкретные формы, в которых развивается испанская жизнь, по причине их топорности и заскорузлости и, напротив, находим похвальным образ жизни француза или англичанина, казалось бы, наша душа должна целиком и без сожаления, быть с ними заодно. Однако это не так.
… Вопреки реальной Испании, той, что была и есть, существует множество возможных Испаний, разнонаправленных побегов одного корня, склада и характера. Хотим мы того или нет, мы внутренне связаны с этим истоком национальных стремлений.., как бы ни воротило нас от Испании сегодняшней. Если мы хотим жить, мы должны жить по-испански. Но жить по-испански можно на разный лад; до сих пор имел место лишь один – быть может, наихудший. Не вижу причины, почему бы не испробовать другие»
«Застойное» двадцатилетие — потеря перспективы. 1964-84 годы
«Европейцы неспособны жить, если они не захвачены каким-то великим связующим замыслом. Когда его нет, они опускаются, обмякают, поддаются душевной усталости. Нечто подобное происходит уже сейчас. Те единства, что до сих пор именовались нациями, приблизительно век назад достигли своего апогея. С ними нечего больше делать, кроме одного – преодолеть их. Сегодня это уже только прошлое, которое копится под ногами европейца, обступает, угнетая и отравляя его. … Национальные государства, с их когда-то вольной атмосферой открытости и свежести, обернулись захолустьем и превратились в «интерьер».
Все ощущают необходимость новых основ жизни. Но некоторые… пытаются спасти положение, искусственно усугубляя и доводя до крайности именно отжившую основу. … И так происходило всегда. Последний жар дольше гаснет. Последний вздох – самый глубокий. Границы перед отмиранием болезненно воспаляются – и военные, и экономические.
Но всякий национализм – тупик. Метя в завтрашний день, упираются в стену. Здесь путь обрывается и не ведет никуда. Национализм – это шараханье в сторону, противоположную национальному началу»
Европа — трудный путь к единству
«Ума не приложу, откуда только берутся во всякое время, при всяком режиме эти несгибаемые…. До каких пор они будут загромождать нашу литературу своими толстенными томами на предмет испанского духа? Читать эти кирпичи, конечно, никто не станет, да и не затем, думаю, они писаны, а вот соорудить из них стену наподобие Великой Китайской можно, чем и занимается эта странная порода… Очень уж подозрителен этот священный ужас перед воображаемой утратой национальной самобытности. Так истеричкам, тайно жаждущим распроститься со своей невинностью, повсюду мерещатся опасности и насильники.
Сильной индивидуальности недосуг размениваться на пустые страхи – она не боится растерять себя, поддавшись влиянию. Более того, она нисколько не сомневается, что все влияния растворятся в ней без остатка, не разрушив, но лишь обогатив ее. У сильной индивидуальности завидный аппетит – она повсюду отыщет себе пропитание и все пойдет ей впрок. Так она растет, крепнет, развивается…
Давние и нерушимые традиции испанского почвенничества… свидетельствуют, что в глубинах нашего национального сознания тлеет огонек недовольства собой и бередит раны.
Если тебя так сильно заботит твоя индивидуальность, значит в глубине души ты сознаешь, что она ущербна… И почвенничество – всего лишь поза, призванная утаить слабину…
До каких же пор Испания будет страдать этой детской манией величия?»
Европа — трудный путь к единству
«Обреченным, корчащимся в агонии больным представляется заезжему иностранцу Испания, за исключением разве что отдаленных медвежьих углов. Вся Испания, от моря до моря… – сегодня только руины и более ничего.
Наши же соотечественники, пересекая Пиренеи, первым делом изумляются тому, что за границей, оказывается, все в полной исправности. Едут и удивляются тому, что дома не обшарпаны, что черепица на крышах цела, а не зияет прорехами, заросшими бурьяном; что двери не сорваны с петель, и оконные рамы пригнаны, как им полагается. А заброшенных домов и вовсе не видно. В вагонах, в конторах, во всяком присутственном месте или гостинице двери не скрипят, окна благополучно закрываются, все шпингалеты на месте…
У нас же дома, а в особенности в провинции, поди сыщи хоть что-нибудь исправное! Все доведено до такого жалкого состояния…»
Европа — трудный путь к единству
Николай Добролюбов, публицист:
«В восточной [Крымской] войне мы сходились с ними [с европейцами] начистоту и под конец решились признаться в превосходстве их цивилизации, в том, что нам нужно многому еще учиться у них. И, как только кончилась война, мы и принялись за дело; тысячи народу хлынули за границу, внешняя торговля усилилась с понижением тарифа, иностранцы явились к нам строить железные дороги, от нас поехали молодые люди в иностранные университеты, в литературе явились целые периодические издания, посвященные переводам замечательнейших иностранных произведений, в университетах предполагаются курсы общей литературы, английского и французского судопроизводства и пр.»
Игорь Слепнев, историк:
«Проложенная в рекордно короткие сроки, Великая Сибирская магистраль, резко изменила устоявшиеся представления о труднопреодолимых восточных просторах. За полтора десятилетия стальные рельсы между Челябинском и Владивостоком прорезали 7416 километров: таежные пространства, сплошные болота, степи, вечную мерзлоту. Были пробиты десятки горных тоннелей, возведены мосты через Обь, Енисей, Иртыш и несметное число других больших и малых рек»;
«Показателем изменившегося под влиянием магистрали отношения к возможностям и перспективам освоения Сибири стала отмена в 1899 году сибирской ссылки. Перемена в общественном сознании следующим образом была отражена в одном из очерков: «Когда свист паровоза разогнал мрачную, дикую легенду о застланных снегом сибирских равнинах, тишину которых нарушал только вой волков да звон цепей каторжников, перед глазами человечества открылась великолепная страна, в скором времени обещающая обратиться в житницу Старого Света»;
«Материалы о строительстве Великой Сибирской железной дороги были представлены на проходивших в конце XIX века Всемирных выставках, выражавших апофеоз достижений индустриальной цивилизации. В 1893 году на Колумбовой выставке в Чикаго отмечался символический факт почти полного совпадения по времени празднования 400-летия открытия Америки и начала сооружения Великого Сибирского пути, призванного приблизить Старый Свет к Новому. …
Русская и зарубежная печать восторженно писала о том, что Сибирская магистраль превзойдет не только Канадскую, но и Тихоокеанскую железную дорогу между Сан-Франциско, Чикаго и Нью-Йорком. В результате из любого европейского города можно будет проехать прямым железнодорожным путем до Тихого океана в два-три раза скорее и дешевле, чем морским путем вокруг Индии. …
Наибольшие надежды на освоение еще никем не занятого сибирского рынка возлагали американцы. Они рассчитывали на успешную конкуренцию с западноевропейскими промышленными товарами благодаря низким морским фрахтам и удобному морскому соседству с Сибирью через Тихий океан. С истинно американским прагматизмом печать указывала на выгоды, которое несло освоение Россией сибирских пространств. В имевшем богатый колонизационный опыт американском обществе не выражалось сомнений в том, что Сибирская железная дорога оживит эти обширные и щедро одаренные природой территории и создаст благоприятные условия для американского экспорта в Сибирь. С данным фактом связывались надежды развитие американского «Дикого Запада» в результате переориентации его на удовлетворение потребностей разработки сибирских горных, лесных и рыбных богатств, распашки плодородных земель, на производство и поставки железнодорожного подвижного состава. …
Вдоль Сибирской магистрали рождались новые города, на десятки и сотни верст по обе стороны пути распространилась народная колонизация. Транссиб с его двадцативерстными скоростями переселенческих составов поистине стал дорогой в будущее…»
Граф Е. Канкрин, министр финансов, 40 гг. 19 века:
[Железные дороги] «лишь подстрекают к частым передвижениям безо всякой нужды и таким образом увеличивают непостоянство духа нашей эпохи»
Игорь Слепнев, историк:
«На заре железнодорожного строительства в России существовало немало противников введения нового вида транспорта. Они выдвигали самые разнообразные доводы, в том числе пугали опасностью демократизации страны. Одни говорили, что под влиянием железных дорог будет нарушена размеренная жизнь империи и внесена нежелательная динамика в общественные процессы. Другим казалось сомнительным, с точки зрения здравого смысла, что две проложенные по земле полоски железа вызовут прогресс земледельческого производства, рост старых и рождение новых городов. То ли дело соответствующие тогдашнему уровню экономики дешевые водные пути!»
Из пьесы Александра Островского «Гроза», 1860 год:
«Феклуша: Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние. Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим городам так просто содом, матушка: шум, беготня, езда беспрестанная… огненного змия стали запрягать: все, видишь, для-ради скорости.
Кабанова: Слышала я, милая.
Феклуша: А я, матушка, так своими глазами видела; конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют, а я видела, как он лапами-то вот так (растопыривает пальцы) делает. Ну и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат. …
Тяжелые времена, матушка Марфа Игнатьевна, тяжелые. Уж и время-то стало в умаление приходить. …Умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается».
Глеб Успенский, писатель:
«Ведь вот стерла же она [цивилизация] с лица земли русскую бойкую, «необгонимую» тройку, тройку, в которой Гоголь олицетворял всю Россию, всю ее будущность, тройку, воспевавшуюся поэтами, олицетворявшую в себе и русскую душу («то раздолье удалое, то сердечная тоска») и русскую природу; все, начиная с этой природы, вьюги, зимы, сугробов, продолжая бубенчиками, колокольчиками и кончая ямщиком, с его «буйными криками», – все здесь чисто русское, самобытное, поэтическое… Каким бы буйным смехом ответил этот удалец-ямщик лет двадцать пять тому назад, если бы ему сказали, что будет время, когда исчезнут эти чудные кони в наборной сбруе, эти бубенчики с малиновым звоном, исчезнет этот ямщик со всем его репертуаром криков, уханий, песен и удальства и что вместо всего этого будет ходить по земле какой-то коробок вроде стряпущей печки и без лошадей и будет из него валить дым и свист… А коробок пришел, ходит, обогнал необгонимую»
«Что же будет, ежели паче чаяния эта ядовитая цивилизация вломится в наши палестины хотя бы в виде парового плуга? Ведь он уже выдуман, проклятый, ведь уж какой-нибудь практический немец, в расчете на то, что Россия страна земледельческая, наверное выдумывает такие в этом плуге усовершенствования, благодаря которым цена ему будет весьма доступная для небогатых земледельцев… Все, начиная с самых, по-видимому, священнейших основ, должно если не рухнуть, то значительно пошатнуться и, во всяком случае, положить начало разрушению…»
Из письма к другу восемнадцатилетнего юноши, 1861 год:
«…Что сказать тебе о чугунке и не знаю, потому что слишком уж много хочется сказать. Тут, брат, все новость – чудо-юдо морское, да и только. Ни по каким описаниям и рисункам не доберешься до того, что дается понятию при взгляде; дело не в одном пониманье механизма, который для меня наполовину и теперь не понятен, но и во впечатлении, какое 
производит он в первый раз. Меня морозом подрало по коже, когда я сел в вагон, и машина, послушная звонку, тронулась сперва медленно, а потом все более и более ускоряла и, наконец, понеслась так, что трудно было рассмотреть мелькавшие мимо предметы. И при этой быстроте (до 30 верст в час) не тряхнет: колеса катятся по рельсам ровно, без толчков. В вагоне говор: знакомятся на живую нитку, курят, болтают, закусывают, спят – все что угодно; машина спокойно тащит за собой целую деревню вагонов, только по временам фыркая, как лошадь, или же оглушая продолжительным свистом, очень похожим на ржанье здоровой лошади: это выпускают из нее пар. И при этом обольстительно прислушаться, как неумолкаемо идет ее механическая работа: рычаги ворочают и колеса стучат по чугунным рельсам, ну, словом, есть от чего морозу пробежать по телу, не от страха – он и на ум никому не придет, когда сидишь в вагоне, а просто от восторга»
[когда автор этого письма вырос, он стал замечательным историком, имя которого знал в России любой культурный человек — Василий Осипович Ключевский]
Сергей Иванов, историк:
«Созданный Томасом Ньюкоменом в 1705 году паровой механизм для осушения шахт был крайне энергозатратен, однако в Англии, где мало рек и от водяных мельниц не было особого толку, владельцы мануфактур с энтузиазмом ухватились за идею использовать силу пара. В 1764 году талантливый самоучка Джеймс Уатт, нанятый техником в лабораторию университета Глазго, усовершенствовал машину Ньюкомена. Его большой удачей стало то, что нашелся богатый коммерсант с воображением по имени Мэттью Боултон, который вложил огромные деньги в «раскрутку» нового изобретения. Ему-то и принадлежала счастливая маркетинговая идея – мерить мощность новой машины в лошадиных силах (причем за единицу была принята не средняя животина, а тяжеловес). Внедрение паровой машины в промышленное производство привело к индустриальной революции в Англии»
Эрнест Богарт, американский экономист, о соревновании молотилок на Парижской выставке в 1885 году:
«Шесть человек были поставлены на молотьбу цепами, и одновременно с ними начали работу механические молотилки. После часа работы сравнили результаты:
Шестеро молотильщиков с цепами…. 36 литров пшеницы
Бельгийская молотилка……………… 150 литров
Французская молотилка……………… 250 литров
Английская молотилка……………….. 410 литров
Американская молотилка…………….. 740 литров»
Иоахим Радкау, немецкий историк:
«Паровая машина поистине потрясла современников. Сила пара ярче всего воплотилась в образе локомотива: железная дорога приобщала людей к технике и рождала у них чувство нового времени. … Американский историк экономики Роберт В. Фогель рассчитал, что индустриализация в США, если бы она была основана на проектах строительства каналов, могла добиться тех же результатов, что и в случае ставшего уже легендарным строительства железных дорог. Но такой «количественный» подход игнорирует качественные признаки, и прежде всего колоссальное гипнотическое воздействие железной дороги на человека. …
Паровая энергия охватывала лишь ограниченные жизненные и экономические пространства, пока ее можно было передавать лишь с помощью зубчатых колес и приводных ремней. Для вездесущности паровой энергии понадобилось бы много маленьких паровых машин. Какое-то время казалось, что развитие идет именно в этом направлении, но рост цен на уголь сделал эти мини-машины нерентабельными.
Ситуация изменилась после того, как начало свое шествие электричество, точнее говоря – пригодный для силового привода переменный ток высокого напряжения. Ряд сенсационных выставок ознаменовал в 1880–1890-х годах прорыв в области использования электрического тока для освещения и приведения в движение машин. Сильнее, чем когда-либо прежде, техника представилась волшебным миром невидимых сил и ярких эффектов. Тогда-то и возникло целостное представление о технике, как связующем и вездесущном творении, и о техническом прогрессе, как о бесконечном явлении»
Сергей Иванов, историк:
«На Рождество 1801 года англичанин Ричард Тревитик на изготовленной им паровой коляске перевез в Корнуолле первых пассажиров. Именно с этой даты надо, видимо, отсчитывать автомобильную эру.
Создатель автомобиля Тревитик построил и первый рельсовый локомотив. Когда его испытывали в 1804 году на рельсах для шахтных вагонеток в горняцком поселке Вилам под Ньюкаслом, на это диво, среди прочих, пришел посмотреть малограмотный шахтер Джордж Стефенсон. Зрелище так потрясло его, что он загорелся мечтой построить большой паровоз – и в 1814 году добился своего, действительно став создателем британского железнодорожного транспорта»
Тео Баркер, американский историк
«…То, что мы называем промышленной революцией, вряд ли вообще имело бы такой размах, если бы, скажем, ввоз в Англию хлопка отставал от возросших потребностей прядильных фабрик. Технический переворот мог быть и вовсе удушен в зародыше. …
Первые паровые двигатели имели малую мощность, требовали много угля и частых заправок. Они были неудобны для судов дальнего плавания. …Реальны прорыв состоялся, когда ливерпулец Альфред Холт построил суда с компаунд-машинами: они работали при гораздо более высоких давлениях пара… «Агамемнон», первый из трех судов его компании в 1866 году отправился вокруг мыса Доброй Надежды в Шанхай за китайскими шелками, фарфором и чаем. … Владельцы парусных судов, не желая уступать, взяли на вооружение элегантные и быстрые клиперы, капитаны которых прекрасно использовали силу ветра. От острейшей морской конкуренции выиграли не только пассажиры на Западе, но и жители Востока, благодаря притоку капиталов. Цейлон (Шри-Ланка), например, вскоре стал крупнейшим экспортером чая… Новая Зеландия начала экспортировать баранину, начав с 8000 туш в 1882 году и доведя эту цифру до 1,9 миллиона туш 10 лет спустя. …
Самые оживленные пути сообщения пролегали между Европой и Америкой. В одну сторону текли потоки переселенцев и промышленных товаров, в другую – сырье, продовольствие, особенно пшеница, которой засевались целинные земли, осваивавшиеся по мере строительства железных дорог и перемещения границ все дальше на запад. С ростом грузопотоков цена перевозки снижалась с фантастической скоростью.
Дешевый импорт переключил использование дорогих земель Европы с производства зерновых на производство скоропортящихся фруктов и овощей… Доставка молока цистернами по железным дорогам улучшила снабжение городов…. Подешевела одежда. В 1896 году положение английских наемных работников улучшилось примерно наполовину по сравнению с 1875 годом. За счет увеличившегося дохода улучшилось питание и одежда. Недавнее социальное завоевание – короткий рабочий день по субботам – способствовало тому, что люди смогли посещать мюзик-холлы, возникшие в то время, или спортивные зрелища… Стол наемных работников становился все более разнообразным. Скоростные морские перевозки позволили дополнить фруктами растущее внутреннее производство. Варенье появилось почти на каждом столе. К 1905 году два-три банана стоили не больше пенса. …
В конце XIX века в наземном транспорте произошло самое значительное с момента появления паровозов открытие. Ныне оно воспринимается обыденно, но не следует забывать, что это был первый вид личного транспорта, который мог себе позволить простой человек, поскольку здесь не требовалось ни тяги, ни мотора. Речь идет о велосипеде… Вначале он стоил дорого, но 10 лет спустя цена его резко упала… С появлением проката и комиссионной продажи велосипеды вошли в быт простонародья – для поездок на работу, в школу, в магазин, на природу.
Другие изменения касались новых источников энергии и вначале имели целью заменить гужевой транспорт… К концу XIX века число лошадей на транспорте во всем мире возросло до такой степени, что по объему потребляемого продовольствия они стали конкурировать с людьми… О числе лошадей в Европе мы можем только догадываться, но известно, что в США их было около 30 миллионов. Задолго до 1900 года было уже ясно, что замена лошадей механизмами обещает большой выигрыш…
Зародившись в США в конце 1880 года и распространившись по всему миру, трамвай расширил действующие линии конки ускорил движение. Более быстрые и вместительные трамвайные вагоны освещались в ночное время, и проезд в них стоил дешевле; трамваем пользовались все слои общества, но особенно удобен он был для бедноты.
…Многие трамваи все чаще стали заменяться более маневренными автобусами, так как двигатель внутреннего сгорания стал настоящим лидером в споре с гужевым транспортом. …
Америка начала производство более качественных и дешевых автомобилей в 1904 году. Признанным лидером здесь стал Генри Форд. Большинство семей в Соединенных Штатах, где покупательная способность населения была выше, чем у европейцев, обзавелись автомобилями к началу 1920-х годов, но в Европе до 1950-х годов автомобилистами оставались в основном представители среднего класса, хотя рабочая аристократия уже в 1930-х годах освоила мотоциклы, в том числе с коляской. При этом каждый мог позволить себе поездку на автобусе. …
Потребность в овсе и сене сменилась спросом на нефтепродукты. С конца Гражданской войны США лидировали в этой области, затем на передний план выдвинулись скважины Каспийского региона России, к началу века добывавшей 13 миллионов тонн. К 1939 году добыча нефти в России [СССР] утроилась, а в США возросла более чем в 20 раз. В разных регионах мира появились новые центры нефтедобычи, среди них выделялась Бирма и, что особенно важно, государства Ближнего Востока. Доставка нефти в еще большей степени стала зависеть от железных дорог и судов.
Возник целый индустриальный комплекс, включающий не только нефтепереработку и сборку автомобилей, но также сеть автозаправочных станций, ремонтных и торговых предприятий, не говоря уже о дорожном строительстве. Новые профессии привлекали молодежь, тогда как старое поколение, привыкшее к природе и работе с живыми существами, а не с грязными и бездушными машинами, все более уходило со сцены»
Дагмар Лоренц, немецкий историк:
«Печатная книга стала быстрым и эффективным инструментом, способствующим распространению одной и той же информации в одно и то же время в разных местах. При этом коммуникация, правда, могла осуществляться только в одном направлении: от автора к читателю, но не наоборот. Книгопечатание способствовало успеху лютеранской Реформации, сделав доступной каждому читателю Библию.
Дальнейшее изменение в общем сознании произошло лишь во второй половине XIX века, с внедрением телеграфа. Телеграф работал с одной-единственной электрической цепью и передавал сообщения с помощью состоящего из точек и тире сигнального кода (азбука Морзе)… Аппарат Морзе впервые был внедрен в эксплуатацию в 1844 году на участке между Вашингтоном и Балтимором и с самого начала был предназначен для общего пользования. Очень быстро были созданы частные компании, в удивительно короткие сроки установившие телеграфные линии между важнейшими экономическими центрами. Общая протяженность линий в Соединенных Штатах Америки в июле 1849 года составляла 18 000 км. … Электромагнитный телеграф впервые открыл возможность передачи сообщений на любые расстояния и привел к необходимости международного сотрудничества в области коммуникаций. …Была проложена кабельная сеть связывающая континенты: 7 августа 1858 года из Северной Америки в Европу была отправлена первая телеграмма, содержавшая котировку курсов валют на нью-йоркской бирже.
Телеграф превратился в средство экономической и политической власти: только одна колониальная держава – Англия располагала участком мировой кабельной сети протяженностью 209 000 км (при общей протяженности сети в 318 026 км). …
В середине 70-х годов XIX столетия вновь дала о себе знать «революция»: появилась так называемая «телефония». Преподаватель школы для глухонемых Грейам Белл создал в 1876 году первый пригодный к эксплуатации телефон. В отличие от уже существующих средств коммуникации, телефон мог быть использован для разговора. …
Первую телефонную станцию построили в 1878 году в Нью-Хейвене (США). Новым аппаратом пользовались банки, страховые компании и мелкие ремесленники, чтобы как можно быстрее передавать информацию клиентам и поставщикам. То, что друзья и родственники позднее будут вести по телефону долгие личные беседы, в то время трудно было себе представить. …
Использование телефона подготовило успех радио… Радиотелефонная связь постепенно вытеснила записывающий телеграф. Однако сначала новая техника была доступна лишь военным стратегам. Фатальные последствия для одной из воюющих сторон, не использовавшей новую технологию, иллюстрирует сражение на Марне 1914 года, когда немецкая армия потерпела поражение из-за отсутствия координации действий двух группировок. Свидетели этого события сообщают, что генералы не захотели передавать информацию по новым радиоустройствам. Вместо этого верхом на коне отправили офицера-ординарца. Однако тот заблудился и достиг штаба армии с большим опозданием.
Телефон и радио вошли в жизнь большинства жителей Европы лишь после первой мировой войны. С тех пор никто уже никто не оставался в одиночестве в четырех стенах: когда раздавался телефонный звонок, мир с его требованиями и притязаниями неумолимо проникал в частные владения людей»
ЧТО ЛЮДИ ДУМАЛИ. Индустриальная цивилизация
Русский философ: «Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей Родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб. Я видел трансформации, приспособления и измены людей, и это, может быть, было самое тяжёлое в жизни. Я пережил три войны, из которых две могут быть названы мировыми, две революции в России, русский коммунизм, кризис мировой культуры, переворот в Германии, крах Франции и оккупацию её победителями, я пережил изгнание, и изгнанничество моё не кончено. Я мучительно переживал страшную войну против России. Я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из своей Родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании»
«Государственный абсолютизм есть язычество… . Христианство духовно ограничивает государство и не допускает власти государства над человеч
ескими душами, над духовной жизнью… Душа человеческая стоит дороже, чем все царства мира…»;
«Государство… всегда греховно и в нем всегда возможно торжество царства зверя. Это царство зверя… обнаруживается и в государствах монархических, и в государствах демократических и социалистических»;
«Совершенное государство есть абсолютная тирания…
Опыт русского коммунизма научает нас тому, что стремление к совершенному государству, организующему всю жизнь, есть нечестивое и безбожное стремление. Я откровенно должен сознаться, что мечтаю о несовершенном государстве, и в нем вижу больше правды… Государство должно быть сильным, но должно знать свои границы»
Российская империя входит в 20 век
«С давних времен было предчувствие, что Россия предназначена к чему-то великому, что Россия особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная жизнь питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы, как третьего Рима… К идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи, но отразилось в них и что-то подлинно народное, подлинно русское»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917–1920 годы
«Народная толща, поднятая революцией, сначала сбрасывает с себя все оковы, и приход к господству народных масс грозит хаотическим распадом. Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею… В этом бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917–1920 годы
«Нам нужна вера и идея. Спасение ныне погибающих обществ пойдет от союзов и корпораций, имеющих крепкую основу, воодушевленных верою. Из них сложится новая ткань общества. Они должны укреплять связи в эпоху падения старых государств. А старые государства рушатся. Новая история кончается… Реакционерами, людьми отсталыми, должны быть признаны те, которые хотят удержаться на принципах новой истории, вернуться к идеям XIX века, хотя бы то была демократия, гуманистический социализм и пр. Революция, совершающаяся в Европе, может производить впечатление реакции, как, например, фашизм. Но она, во всяком случае, направлена против начал новой истории, против бессодержательного либерализма, против индивидуализма, против юридического формализма»
«Как это ни парадоксально звучит, но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, – первым явлением было московское царство, вторым явлением петровская империя. Большевизм – за сильное, централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу и вторая воля оказалась сильнее… И они [большевики] создали полицейское государство, по способам управления очень похожее на старое русское государство. Но организовать власть, подчинить себе рабоче-крестьянские массы нельзя одной силой оружия, чистым насилием. Нужна целостная доктрина, целостное миросозерцание, нужны скрепляющие символы. В Московском царстве и в империи народ держался единством религиозных верований. Новая единая вера для народных масс должна быть выражена в элементарных символах. По-русски трансформированный марксизм оказался для этого вполне пригодным»
Построение тоталитарного государства в СССР
«Когда могущество государства и нации объявляется большей ценностью, чем человек, то в принципе война уже объявлена, все для нее уже подготовлено духовно и материально, и она в любой момент может возникнуть»
«Русский народ вышел из подневольного состояния,.. и переходит к жизни вольной, к народовластию и народоправству. Велико было долготерпение русского народа и оно внушало иностранцам мысль, что русский народ – раб в душе. И вот он поистине свободный народ. После происшедшего великого переворота русский человек должен сам собой управлять… Свободный человек тем и отличается от раба, что он умеет собой управлять, в то время как раб умеет лишь покоряться или бунтовать… Свобода и есть прежде всего способность к самоуправлению. Управлять другими, управлять целой страной могут лишь те, которые научились управлять собой, своими мыслями и чувствами, своей собственной стихией… Свобода не означает произвол, не означает, что каждый может делать, что ему в голову взбредет, – свобода предполагает уважение ко всякой человеческой личности, признание ее неотъемлемых прав, бережное отношение к собственной и чужой человеческой душе. Те, у кого анархия внутри, анархия в мыслях, воле и чувствах, ничего, кроме анархии, не могут создать в стране, в государстве, в жизни всего народа…
Потеря всякой дисциплины в народе, всякой способности к самоуправлению и самоограничению… превращает народ в стадо диких зверей и возвращает его к рабству первобытных времен. Неумение управлять собой, ограничивать свои интересы и подчинять их целому есть признак рабского состояния… Русский народ вступает в новый период своего исторического существования, он переходит к форме государственности, именуемой демократией. Демократия же основана на самоуправлении народа, на высоких качествах народного характера…
Если народ в массе своей состоит из рабьих душ, полных рабьих склонностей к насилию, неуважению к человеческому достоинству, к свободе и правам личности, то он еще неподготовлен и неспособен к демократии и ему грозит неизбежное восстановление деспотизма… Насилующий будет изнасилован, это – закон природы…»
1917 год. Крах демократической революции
АДОРНО Теодор: «Готовность быть заодно с властью и подчиняться тому, что сильнее… – таков образ мыслей мучителей…»
АЗЕФ Евно: «Дело дрянь. Положение трудное, искать будут…»
АЛДАНОВ Марк: «Киты», на которых стоит демократия, не были родными братьями…»
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА: «В Думе все дураки; в Ставке сплошь идиоты; в Синоде одни только животные; министры – мерзавцы…»
АННИНСКИЙ Лев: «В этом хаосе адмирал твердо знает одно: ему не жить…»
АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО Владимир: «Деревня в городе. Но это вооруженная деревня, это – крестьянство в солдатских гимнастерках…»
АРАД Ицхак: «Тех, кто пытался спрятаться, больных и слабых расстреливали на месте…»
АСТАФЬЕВ Виктор: «Боженька, милый, за что, почему ты выбрал этих людей и бросил их сюда, в огненно кипящее земное пекло, ими же сотворенное?..»
АФАНАСЬЕВ Юрий: «Даже многие пассажи из предвыборных речей современных политиков уходят корнями в далекое прошлое…»
БАДЕН-ПАУЭЛ Роберт: «Не опозорьтесь, как те молодые римляне, которые прошляпили империю своих предков»
БАЙБАКОВ Николай: «Всех оскорблений, которые сыплются в наш адрес, просто не перечислить…»
БАРАНЕЦ Виктор: «Когда смотришь на отрезанную душманами голову офицера, с которым еще вчера пил жгучую, как серная кислота, спиртовую бодягу…»
БАТКИН Леонид: «Это власть троечников. Впрочем, иногда от природы совсем неглупых, хитрых, ушлых, даже способных и вообще-то разных…»
БАРБЮС Анри: «В известных случаях бывает необходимо поразить одного человека, чтобы спасти тысячу…»
БАССЕРМАН Эрнст: «По праву ли, без права ли, но мое Отечество… всегда должно оставаться правым…»
БЖЕЗИНСКИЙ Збигнев: «В СССР общество подобно кипящей подземной лаве, которая бьется о твердую кору политической системы…»
БЕДЮРФТИГ Фридеманн: «По этому хаосу блуждали миллионы людей в поисках пристанища и пищи, в поисках друзей, детей, родителей…»
БЕЛИНСКИЙ Виссарион: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью…»
БЕРДЯЕВ Николай: «Насилующий будет изнасилован, это – закон природы…»
БИСМАРК Отто фон: «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России…»
БЛОК Александр: «Бомба упадет иногда – на кладбище, иногда – на стадо скотов, иногда – на стадо людей…»
БУДЕННЫЙ Семен: «Мы подчас витаем в очень больших оперативно-стратегических масштабах…»
БУНИН Иван: «А сколько дурачков убеждено, что в российской истории произошел великий «сдвиг»…»
о. БУЛГАКОВ Сергей: «Не пора ли вспомнить о простой, грубой, но безусловно здоровой пище, о старом Моисеевом десятисловии…»
БУХАРИН Николай: «Могучие стихийные пласты крестьянства, не «дорвавшегося еще до патриотизма», с дикой ненавистью к помещику и с необузданным желанием земли…»
БРОДСКИЙ Иосиф: «Как можно сочинять музыку после Аушвица?» – вопрошает Адорно, и человек, знакомый с русской историей, может повторить этот же вопрос…»
БРАУН Отто: «У тех, кого схватывали, был один выбор: предательство или смерть…»
БРУСИЛОВ Алексей: «И всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты…»
Фон БЮЛОВ Бернхард: «По существу нас никто не любил…»
ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ Мария: «После прибытия партии заключенных из печей крематория начинали вырываться большие языки пламени и на небе возникало зарево, поднимавшееся над рвами…»
ВАРШАВСКИЙ Владимир: «А ведь Германия до войны 1914 года – не чета отсталой варварской России… А вот, кончилось тем же…»
ВАСИЛЬЕВ Леонид: «Стоит крохотная девчушка, такая милая, симпатичная, и нежно лопочет в окна проезжающих дипломатических машин: «Ёб твою мать!»…»
ВЕРЖБИЦКИЙ Николай: «Страшно слушать. Говорят кровью сердца… В очередях драки…»
ВОЛОДИН Александр: «Мы шли по городу Полоцку, пели песни и смотрели на женщин, которые стояли у дверей и плакали. Ну, думаю, дуры!..»
ВОЛОШИНА Мария: «А грядущие поколения (и дай, Господи) никогда не поймут наших потерь, наших жертв, наших трагедий, обиды и боли, ужаса и сиротства, насилия и беспомощности, лжи и трусости, мелкоты падения и героических неведомых подвигов…»
ВИЛЬГЕЛЬМ II: «Пощады не давать! В плен не брать!..»
ВИРЕН Роберт: «Или это бред уставших нервов старого морского волка, или я присутствовал на враждебном крейсере…»
ВИТТЕ Сергей: «У нас в России в высших сферах существует страсть к завоеваниям, или, вернее к захватам того, что, по мнению правительства, плохо лежит…»
ВИШНЕВСКИЙ Анатолий: «Настает душевная пустота, «полная воля», то есть неведомая пустая даль, безграничная пустая ширь, страшное «иди, куда хошь»…»
ВИШНЕВСКИЙ Всеволод: «Мы добьемся контроля над проливами. Мы будем на Балканах…»
ВЛАДИМИРОВ Петр: «Все мнилось бы бредом, если бы мы не ведали, как обходятся с подозреваемыми в шпионаже…»
ВОЛОШИН Максимилиан: «Благодаря отсутствию полиции в Москву из окрестных деревень собралось множество слепцов…»
ВРАНГЕЛЬ Николай: «Ты, батюшка барин, не сумлевайся, обижать тебя, нашего кормильца, не станем», — говорили «богоносцы»…»
ГАБСБУРГ Отто: «Мое поколение пережило две диктатуры и понимает, что демократия некую цену имеет…»
ГАЛЬДЕР Франц: «Наступление германских войск застало противника врасплох…»
ГАШЕК Ярослав: «Швейк несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушел с военной службы…»
ГАЧЕВ Георгий: «На готовенькое приехали смотреть, дивоваться, восхищаться, судить-осуждать…»
ГЕРАСИМОВ Иосиф: «Фотокор напяливал на грязную, с продубелой кожей шею земледельца свежий воротничок, повязывал ему галстук, ставил мужика на колени, чтобы колосья были ему по грудь…»
ГЕРЦЕН Александр: «Отрава раздумья шла глубже и глубже, скептицизм и ирония были признаками внутреннего пожирающего огня…»
ГЕРШЕНЗОН Михаил: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех казней…»
ГИТЛЕР Адольф: «Я освобождаю вас от химеры, которая называется «совесть»…»
ГОГОЛЬ Николай: «Как весело и любо жить в самом сердце Европы…»
ГОЛОВИН Федор: «По природе хитрый, двуличный и трусливый, он охотно готов свалить на голову другого ненависть народа…»
де ГОЛЛЬ Шарль: «Сталин не ушел в прошлое – он растворился в будущем!..»
ГОРБАЧЕВ Михаил: «Реальными стали свободные выборы, свобода печати, религиозные свободы, представительные органы власти, многопартийность…»
ГОРЬКИЙ Максим: «Два залпа, кровь, трупы, стоны, и – все стали перед серой пустотой, бессильные, с разорванными сердцами…»
ГЛОБАЧЕВ Михаил: «На изразцовых плитах внутреннего дворика группа туземцев разложила костер, в котором подгорали жалкие останки то ли козленка, то ли обезьяны…»
ГРАЧЕВ Андрей: «Оправданием ему вполне могло служить почерпнутое из Библии изречение Иакова: «Я пойду медленно, как пойдет скот и как пойдут дети…»
ГРЕНВИЛ Джон: «Франция, несмотря на всю свою относительную слабость, думала не только об обороне. Напротив…»
ГРУМ-ГРЖИМАЙЛО Владимир: «Я промышленник, много видевший на своем веку, и буду совершенно откровенно писать только то, чему научила меня жизнь…»
ГЮГО Виктор: «Мы добьемся родины без границ, торговли без таможен, передвижения без преград, истины без догм…»
ДАРЕНДОРФ Ральф: «Сепаратисты, фундаменталисты и романтики стремятся достичь однородности, а либералам нужно многообразие…»
ДЕМЧИК Евгения: «Вы слышали о рыбьем жире? Рахитичному мальчику доктор прописал рыбий жир. Но это же невкусно – тьфу! – паскудство…»
ДЕНИКИН Антон: «Решительно ничто жизненным интересам России не угрожало бы, если бы…»
ДЗЮНЪИТИРО Танидзаки: «Что было бы, если бы на Востоке получила развитие самобытная техническая культура, не имеющая ничего общего с западной…»
ДОВЖЕНКО Александр: «Тот, кто дозировал кровь нашу в этой борьбе, у кого имеется много средств, денег и т. д…»
ДОВЛАТОВ Сергей: «– Сбегай за водкой. Купи бутылок шесть. Останется мелочь – возьми чего-то на закуску. Может, копченой трески. Или еще какого-нибудь говна…»
ДОНСКОЙ Р. (нераскрытый псевдоним): «Разостлав на полу номер «советских известий», они… Затем, сложив «Известия» в аккуратный пакет, они выбрасывали его в форточку…»
ДОСТОЕВСКИЙ Федор: «Если не сдирают здесь, на Невском, кожу с отцов в глазах их детей, то разве только случайно…»
ДРАГУНСКИЙ Денис: «Нет такого многотомного кодекса, где можно было бы запретить все преступное, бесстыжее и подлое, что приходит в голову людям, прошедшим суровую школу реального социализма…»
ДУРНОВО Петр: «Русский простолюдин не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных…»
ЕСЕНИН Сергей: «Все зашло в тупик. Спасет и перестроит их только нашествие таких варваров, как мы. Нужен поход на Европу…»
ЖВАНЕЦКИЙ Михаил: «Государство всё, что можно, забирает у нас, мы – у государства. Оно родное – и мы родные…»
ЗОЛЯ Эмиль: «Только воинственные нации процветают. Война – это школа дисциплины, жертвенности и отваги…»
ЗУБКОВА Елена: «Под влиянием пережитого опыта стал постепенно формироваться образ «жизни-сказки», которая должна была наступить после войны…»
ЗУБОВ Андрей: «Русский народ совершил в XX столетии ужасающие злодеяния, затмевающие по своим масштабам и жестокости все до того содеянное человечеством»
ИВАНОВА Татьяна: «Сбегали в соседний магазин за топором, стали делить на всех. Ох, стыдно, неловко… Ничего, сейчас везде так…»
ИВАНОВА-РОМАНОВА Нина: «В городе немало ночных ограблений, убийств, порой носящих характер мрачного озорства…»
ИЗГОЕВ Александр: ««Рабочий контроль» — эти слова звучали всегда как начало гибели предприятия. Немедленно уничтожалась всякая дисциплина…»
ИЛЬИН Иван: «Настоящая война наша с Германией есть война духовно-оборонительная…»
ИНДУСТРИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: «На это диво пришел посмотреть малограмотный шахтер Джордж Стефенсон…»
ИНДУСТРИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ : «Тут, брат, все новость – чудо-юдо морское…»
ИНОЗЕМЦЕВ Владислав: «Япония сумела обеспечить к концу 80-х годов производительность труда, не достигавшую и 65 процентов американского уровня…»
ИННОКЕНТИЙ, епископ Читинский и Забайкальский: «Активно и сознательно верующим в русском обществе оказался к моменту революции один человек из ста…»
ИОАНН-ПАВЕЛ II, Папа Римский: «Америка лидер во всем — и в хорошем, и в плохом…»
ИРТЕНЬЕВ Игорь: «Ходил недолго в президентах Михал Сергеич Горбачев…»
ИСАКОВ Константин: «С 1963 года и до кончины ГДР Западной Германии было продано 34 тысячи политзаключенных…»
КАБЕ Этьенн: «Тяжбы и банкротства станут неизвестны, суды, наказания, тюрьмы, жандармы и прочее будут бесполезны…»
КАВЕЛИН Константин: «Я считаю совсем не таким трудным подточить все теперешние основы общества в России. Только что будет затем?»
КАВЕРИН Вениамин: «Я схожу с ума, когда думаю, что каждую ночь тысячи людей бросают в огонь свои дневники…»
КАГРАМАНОВ Юрий: «Вещь, совершенно невозможная еще каких-то лет тридцать назад!..»
КАЛИНИН Михаил: «Капиталистический мир полон вопиющих мерзостей….»
КАМЮ Альбер: «Придет день, когда на горе людям и в назидание им, чума разбудит своих крыс и пошлет их умирать в счастливый город….»
КАНЕТТИ Элиас: «Гитлер никогда не добился бы своей цели, если бы Версальский договор не лишил Германию ее армии…»
КАПУСЦИНСКИЙ Рышард: «История – борьба классов? борьба систем? Не только…»
КАРПОВ Михаил: «Экипажи бронетранспортеров, подожженных бутылками с горючей смесью, сгорали заживо. Пытавшиеся выбраться…»
КАТКОВ Михаил: «Государство в течение всей русской истории являлось силой разлагающей, двигающей и нарушающей обычаи…»
КЕННАН Джордж: «Путь этого народа из мрака и нищеты был мучительным, он сопровождался безмерными страданиями и прерывался тяжелыми неудачами…»
КЕРЕНСКИЙ Александр: «Пришлось наспех, среди дьявольского урагана войны и анархии налаживать кой-какой самый первобытный аппарат власти…»
КЕСТНЕР Эрих: «Когда бы мы вдруг победили…»
КИРИЕНКО Сергей: «Слишком сложная техника, до которой я еще не дорос. Мигает огонечками красиво, но пользоваться потребности нет…»
КИПЛИНГ Редьярд: «Несите бремя белых, — не выпрямлять спины! Устали? — пусть о воле вам только снятся сны!…»
КИНГ Стивен: «Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм, но тут он заговорил…»
КОРОБЕЙНИКОВ Виталий: «Полк, следуя эскадрильями, был введен в раскаленную, высокотурбулентную массу ядерного гриба…»
КОНКВЕСТ Роберт: «Если бы Сталин умер в 1945-м, то я думаю, что людишкам типа Молотова было бы очень трудно сохранить контроль над населением…»
КОНСТАН Бенджамен: «Есть вещи, которые не могут быть санкционированы никем…»
КОКОВЦОВ Владимир: «Я просто не мог отвести моих глаз от него, таким презрением и злобою дышало это наглое лицо…»
КОПЕЛЕВ Лев: «Я все это видел и не свихнулся и не покончил с собой…»
КОРНИЛОВ Лавр: «Русские люди, великая родина наша умирает! Близок час кончины!..»
КЛЮЧЕВСКИЙ Василий: «Бастуют все и вся, кто до революции не успел запастись хоть напрокат рассудком…»
КРАСНОВ Петр: «Были случаи, когда своя пехота запрещала своей артиллерии стрелять по окопам противника…»
КРОН Арвид: «Я достаточно прожил с западными людьми, чтоб ощутить их ужас перед этим неумолимым, безжалостным давлением…»
КРЫЛОВ Николай: «Империалистам США уже не удастся, как это было в период второй мировой войны, наживать миллиарды долларов на крови трудящихся масс…»
КУДРЯШОВ Сергей: «Среди казненных иногда оставались раненные, и тогда еще долго шевелилась земля, от агонии заживо закопанных…»
КУНДЕРА Милан: «Вернулся он униженным и обратился к униженному народу. Он был так унижен, что не мог говорить…»
о. КУРАЕВ Андрей: «Какая самая массовая религия в России? Нет, не Православие…»
КУРЧАТОВ Игорь: «Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки…»
КУСТАРЕВ Александр: «Хотелось бы знать, к чему нам готовиться. Эпоха национал-социализма…»
ЛАКЕР Уолтер: «В результате советской дезинформации гонка вооружений превратилась в жестокое соревнование, в котором Советский Союз победить не мог…»
ЛЕВИН Моше: «Крестьянство воссоздало те традиции, которые постепенно исчезали уже в дореволюционный период…»
ЛЕЛЬЧУК Виталий: «Торез признался главному большевику мира: «Я, хотя и француз, но в душе советский гражданин»…»
ЛЕОНТЬЕВ Константин: «Да разве в России можно без принуждения, и строгого даже?..»
ЛЕНИН Владимир: «Долой старые общественные связи, старые экономические отношения, старую «свободу»…
ЛЕЦ Станислав Ежи: «Ну, допустим, ты пробил головой стену…»
ЛИСЮТКИНА Лариса: «Мы заглядываем в далекое будущее и стремимся увидеть там свободную и богатую Россию. Но при этом никому не…»
ЛИХАЧЕВ Дмитрий: «Отрезали остатки иссохшей кожи на трупе, чтобы сварить из нее суп для детей…»
ЛЛОЙД-ДЖОРДЖ Дэвид: «Если мы втянемся в войну против такого континента, как Россия, то это будет прямой дорогой к банкротству…»
ЛЮБАРСКИЙ Кронид: «Злокачественное развитие коррумпированной демократии…»
ЛЮДВИГ Эмиль: «Его затаенная любовь к Англии, вечно сплетающаяся с ненавистью, гневом и завистью…»
МАККАРТИ Юджин: «В Америке это право использовалось лучше, чем где бы то ни было в мире…»
МАКЛАКОВ Василий: «Одна секунда без управления – и автомобиль будет в пропасти…»
МАНН Томас: «Верхоглядство говорить, что народы «хотели бы жить в мире», что их, как баранов, ведут на бойню…»
МАНДЕЛЬШТАМ Осип: «Императорская Россия умерла как зверь – никто не слышал ее последнего хрипа…»
МАНДЕЛЬШТАМ Надежда: «Они проснутся среди ночи в холодном поту и неизвестно, каких мерзостей наделают утром…»
МАО ЦЗЕДУН: «Ты можешь достичь вершины. Если тебе это не удастся, ты упадешь в бездонную пропасть. Твое тело разобьется вдребезги…»
МАРКОВ 2-й Николай: «Россия, тебе грозят азиаты, грозят подвластные тебе инородцы. Опомнись, Россия…»
де МАРИВО Пьер: «Смешайте бешенство, вспыльчивость, глупость, неблагодарность, наглость, вероломство, трусость…»
МАРТОВ Юлий: «Чувствуешь себя как будто бы виноватым перед всяким культурным буржуа…»
МЕЛЬГУНОВ Сергей: «Если бы Германия вышла из европейского военного конфликта победительницей, неужели…»
МЕХЛИС Лев: «Опыт боев показал, что во многих частях имелись многочисленные и позорные случаи паники…»
МИХНИК Адам: «Вместо того, чтобы судорожно подыскивать виселицу для соседа, стоит заглянуть в глубь собственной души…»
МЛЕЧИН Леонид: «Французам никогда не хотелось признавать, что существовал французский нацизм, или, по крайней мере, предпочитали не говорить на эту тему…»
МЛЫНАРЖ Зденек: «Так повелось со времен второй мировой войны, и так будет на вечные времена…»
МОЛОТОВ Вячеслав: «Не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма»…»
МУССОЛИНИ Бенито: «Самые великие и подлинные демократии, которые знает сегодня мир, – это итальянская и немецкая!»
НАБОКОВ Владимир: «Мне казалось, что в самом деле произошло нечто великое и священное, что народ сбросил цепи…»
НАГИБИН Юрий: «Если без дураков – людям хочется войны…»
НАКАСОНЭ Ясухиро: «Оккупация Японии американцами в целом явилась благодеянием и прошла мирно – это был беспрецедентный случай…»
НЕКРАСОВ Виктор: «9 мая мы все напились, без конца целовались, у кого сохранились пистолеты – стреляли в воздух. Мы победили!..»
НЕСТЕРЕНКО Юрий: «Ах, какая была держава!..»
НЕХОРОШЕВ Александр: «Всех остальных присланных для пограничных войск овчарок вьетнамские товарищи съели…»
НИКИШ Эрнст: «Суть мирового перелома в том, что Германии дарована милость вновь начать все сначала…»
НИКУЛИН Николай: «Эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных»
НИЦШЕ Фридрих: «Пусть гибнут слабые и уродливые… Надо еще помогать им погибнуть…»
НОРИНАГА Мотоори: «Все иностранные учения по своей сути ложны, а предания и легенды нашей родины истинны…»
НОСОВ Евгений: С лагерной свинцовой сединой, запавшими, поблеклыми глазами, задышливые, с подшаркивающим шагом, превратившиеся в стариков…»
ОРТЕГА-и-ГАССЕТ Хосе: «Демократия и либерализм – это два ответа на два совершенно различных вопроса…»
ОСОКИНА Елена: «Очереди разгоняла пешая и конная милиция. Людей штрафовали, загоняли в грузовики и вывозили за город…»
ПАВЛОВ Иван: «Вы напрасно верите в мировую революцию. Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм…»
ПАНКИН Алексей: «Нам противостояла деморализованная, развалившаяся система, возглавляемая кучкой жалких людей, не сумевших сделать самые элементарные вещи…»
ПИТЕР Лоренс: «Америка не знает куда направляется, но бьет рекорд скорости по дороге туда…»
ПОМЕРАНЦ Григорий: «Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в битву за добро, за истину…»
ПОЛИКОВСКИЙ Алексей: «Запад не враг. Запад не друг. Это склад жизни, который нужно изучать, чтобы понять, как нам влиться в этот могучий, занимающий века и континенты процесс…»
ПОТЕМКИН Владимир: «В пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы…»
ПОППЕР Карл: «Научный» марксизм умер, но выражаемое им чувство социальной ответственности и его любовь к свободе должны выжить…»
ПОСПЕЛОВСКИЙ Дмитрий: «Церковь эта сохранилась только благодаря ходатайству академика Филатова, лечившего Сталину глаза…»
ПУМПЯНСКИЙ Александр: «Хрущев поубавил репрессий, и все зашаталось. Горбачев прибавил свободы – и все рухнуло…»
ПУАНКАРЕ Раймонд: «Обе французские дивизии почти полностью перестали существовать…»
ПРОЕКТОР Даниил: «Очень мало хлеба. Люди истощены. Фактически надвигается голодная смерть…»
ПУШКИН Александр: «Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом…»
ПИЛЬНЯК Борис: «К власти пришли и свою правду творят – подлинно русские подлинно русскую…»
ПИМЕНОВ Алексей: «История стала подлинно всемирной за счет того, что в нее включились совершенно чужеродные Западу и малопонятные ему общества…»
ПЯТАКОВ Юрий: «Мы ни на кого не похожи… Да, я буду считать черным то, что считал и что могло мне казаться белым…»
ПЯТНИЦКИЙ Осип: «Тех, кто плохо держался на допросах, изгоняли из рабочей среды и сторонились как зачумленных…»
РАППОПОРТ И.: «Все отлично понимают друг друга с полуслова и даже без слов; атмосфера взяточничества всецело царит в учреждениях…»
РАКОШИ Матьяш: «Должен признаться, что мы тут немного растеряны, не слыша абсолютно ничего о том, правильна ли наша политика…»
РАССЕЛ Бертран: «Начиная с 16-го столетия любое государство на Европейском континенте, перед которым, казалось, открывался путь к успеху, исходило из плана мирового господства…»
РИДЛИ Джаспер: «Самый популярный из всех лозунгов гласил: «Муссолини всегда прав»…»
РОЛАН Ромен: «Они стали агрессивными. Пресытившись миром и отвлеченными идеями, они прославляли «наковальню сражений»…»
РОММ Михаил: «В нашей истории достаточно злодеев – ярких и сильных…»
РОДЗЯНКО Михаил: «Положение серьезное. В столице – анархия. Правительство парализовано… На улицах беспорядочная стрельба…»
РОДС Сесил: «Я бы аннексировал планеты, если бы смог; я часто думаю об этом…»
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ Дмитрий: «Наша страна начала планомерную, упорную и суровую борьбу за любовь людей друг к другу…»
РОЗАНОВ Василий: «Шла пьяная баба, спотыкнулась и растянулась. Глупо. Мерзко…»
РЕМАРК Эрих «Один из блиндажей полон трупов с посиневшими лицами и черными губами…»
фон РЕЙХЕНАУ Вальтер: «Перед войсками возникают задачи, выходящие за рамки обычных обязанностей воина…»
РУЗВЕЛЬТ Франклин: «Если я окажусь плохим президентом, вероятно, я буду последним президентом…»
РЫЖКОВ Николай: «Кто у кого в подчинении, кто за что отвечает, кто кем командует, кто у кого в сватах, в зятьях, в тестях – темны дела твои… чуть было не написал: Господи..»
РЭМ Эрнст: «Германия решительным образом отвергла демократическую идеологию…»
РЯБИНКИН Юра: «Выхода нет. Тупик. Голод. Какой страшный голод! Страшный голод! Но я хочу жить!…»
САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН Михаил: ««Оттепель – … возрождение природы; оттепель же – обнажение всех навозных куч…»
САМПЕР Даниэль: «В результате в центральной больнице Малаги было открыто отделение, известное под названием «отделение официантов»…»
САРТР Жан-Поль: «Торжественное разоблачение, с подробным перечислением всех преступлений, священного персонажа, так долго воплощавшего собой режим, является безумием…»
САХАРОВ Андрей: «Идеология советского мещанина состоит из нескольких несложных идей: …»
де СЕН-СИМОН Анри: «Не наступило ли время открыть новые узы любви, учения и деятельности…»
СЕРВАНТЕС Мигель: «Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей, с нею не могут сравниться никакие сокровища…»
СОКОЛОВ-МИКИТОВ Иван: «Пятнадцать верст гнали его босиком по снегу, раздели догола…»
СОЛОВЕЙЧИК Симон: «Последний день Америки – завтра, ее ждет непременная гибель, и не почему-либо, а из-за невнимания к образованию…»
СКИДЕЛЬСКИ Роберт: «Насколько верил Хрущев в то, что говорил, неизвестно. Однако на Западе эти задиристые слова восприняли всерьез…»
СКОТТ Джон: «В Магнитогорске я был брошен в битву. Я очутился на линии фронта чугуна и стали…»
СЛУЦКИЙ Борис: «Станет стукачом и палачом для другого горемыки, потому что лебеду и жмыхи ел и точно знает, что почем…»
СМИРНОВ Андрей: «Корни катастрофы 41-го года уходят не в 37-й, а в 17-й! Именно тогда…»
СОЛЖЕНИЦЫН Александр: «Я приписывал себе бескорыстную самоотверженность. А между тем был – вполне подготовленный палач»
СОЛОВЬЕВ Владимир: «Лучше отказаться от патриотизма, чем от совести…»
СОЛСБЕРИ Гаррисон: «Все, сказал я себе, все пошло к черту. США кончились…»
СОРМАН Ги: «Ужасы в Африке появились не сами собой…»
СТАЛИН Иосиф: «Ленин нам оставил пролетарское Советское государство, а мы его просрали…»
СТЕПУН Федор: «В русских же душах, даже в сереньких, почти всегда живет искушение послать все к чорту…»
СТОЛЫПИН Петр: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России…»
СТРУГАЦКИЕ Борис и Аркадий: «Чума в нашем доме. Лечить ее мы не умеем…»
СУСЛОВ Михаил: «Мы осуждаем его за то, что он бил по своим…»
ТАРКОВСКИЙ Андрей: «Еще никогда раньше люди так не отвергали право и закон. Все лгут, обманывают, предают. Это же не жизнь!»
Де ТОКВИЛЬ Алексис: «Что можно ожидать от человека, который двадцать лет своей жизни изготовлял булавочные головки?..»
ТОЛСТОЙ Алексей: «Страшно, непонятно, непостигаемо. Все кончилось. Все было отменено…»
ТОЛСТОЙ Лев: «Русский мужик – Бога слопает…»
ТИРПИЦ Альфред: «Война превратилась в решающую борьбу двух мировоззрений: германского и англо-американского…»
ТОФФЛЕР Элвин: «Научить пунктуальности, послушанию и выполнению механической, однообразной работы…»
фон ТРЕСКОВ Хенинг: «Если однажды Бог сказал, что пощадит Содом, если в нем найдется хоть десять праведников, то я надеюсь…»
ТРОЦКИЙ Лев: «Прежде, чем буржуазные политики станут государственными деятелями…»
УСПЕНСКИЙ Глеб: «Года два тому назад приехали из Лондона в ближний губернский город два англичанина…»
УСТРЯЛОВ Николай: «Зачем нам фашизм, раз у нас есть большевизм?..»
УОЛЛЕС Генри: «В настоящее время мы пожинаем горькие плоды нашей собственной близорукости…»
УЭЛЛС Герберт: «Это учение с исключительной силой захватывает молодых людей, в особенности энергичных и впечатлительных…»
ФАДИН Андрей: «Как выяснилось, Мы – это вовсе не центр мировой системы и даже не часть так называемого развитого мира…»
ФЕНЬКО Анна: «Такое поведение абсолютно неприемлемо с точки зрения японских педагогов…»
ФЕДОТОВ Георгий: «Свобода для москвича – понятие отрицательное, синоним распущенности…»
ФОРБС Стив: «Америка была основана людьми, которые правильно понимали человеческую природу…»
ФРАНК Анна: «Евреи должны сдать велосипеды; евреям нельзя ездить в трамвае; евреям нельзя ездить в автомобилях, даже в частных; евреям можно делать покупки только от трех до пяти…»
ФРАНК Ганс: «Если мы выиграем войну, то тогда, поляков и украинцев и все то, что околачивается вокруг генерал-губернаторства, можно пустить хоть на фарш…»
ФРАНК Семен: «Толпа, участвовавшая в еврейских погромах, есть та самая толпа, которая совершила большевистский переворот…»
ФУРЕР Вениамин: «Родные товарищи! Любимые товарищи. Я понимаю, как нелепа моя смерть. Я откровенно признаюсь, что я боюсь такой смерти, которой нужно самому помогать…»
ФУРСОВ Андрей: «Большевизм и нацизм стали русским и немецким путем в ХХ век…»
ФЮРЕ Франсуа: «Ни одна война в прошлом не протекала и не завершалась столь непредвиденным образом…»
ХАЗАНОВ Борис: «Демократия это юность, а тирания – гнусная старость…»
ХАКСЛИ Олдос: «Возможно, силы, противостоящие свободе, вовсе непреодолимы. Пусть! Мы обязаны им сопротивляться…»
ХОМЕЙНИ Рухолла: «Одиннадцать вещей нечисты: моча, кал, семя, кости, кровь, собаки, свиньи, мужчины и женщины – немусульмане, вино, пиво и пот поедающего испражнения верблюда…»
ЧААДАЕВ Петр: «Ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины…»
ЧЕМБЕРЛЕНЫ Джозеф, Остин, Невилл: «Вы, наверное, представляете, какой жестокий удар испытал я, убедившись, что вся моя долгая борьба за мир оказалась напрасной…»
ЧЕРКАШИН Николай: «И юный врач Женя Соколова спускалась по приставной лестнице на дно этих воистину адских котлов, где в тифозном жару и тифозных вшах умирали ее пациенты…»
ЧЕРНИН Оттокар: «Миллионы людей были спасены благодаря этому от голодной смерти…»
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай: «Неужели ж это мы? неужели это наша земля? Я слышала нашу песню, они говорят по-русски…»
ЧЕРЧИЛЛЬ Уинстон: «Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота…»
ЧЕРНОМЫРДИН Виктор: «Чего это нас отлучают?! Европа – это наш дом, между прочим…»
ЧЕХОВ Антон: «Я верую, дядя, верую горячо, страстно… Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах…»
ШАГИНЯН Мариэтта: «Русская история – не кончилась, она делается, она сделалась сейчас людьми в кожаных куртках…»
ШАХУРИН Алексей: «Многие шли на заводы пешком 12-16 км. С транспортом тяжело. Недоставало одежды и обуви…»
ШЕСТОВ Лев: «Русским людям нужно – вставая и ложась спать – постоянно повторять: там, где нет свободы…»
ШМИДТ Петр: «Скоро, скоро молодая, сильная, счастливая Россия вздохнет свободно…»
ШОУ Бернард: «И все перевернулось в моей жизни. Маркс стал моим откровением…»
ШТИФФ Гельмут: «Все мы приняли на себя столько вины, все мы несем такую ответственность, что наступающее возмездие явится для всех нас…»
ШТРАССЕР Грегор: «Лишь катастрофа, т. е. крах либеральной системы, расчистит путь к построению нового общества…»
ШТРАУС Йозеф: «С этого момента я знал, что разверзлись врата храма войны, что уже ничто не остановит беду…»
фон дер ШУЛЕНБУРГ Фридрих: «Я не раскаиваюсь в своем поступке и надеюсь, что другой, кому повезет больше, доведет дело до конца…»
ШУЛЬГИН Василий: «Увы – этот зверь был… Его Величество русский народ…»
ШПАНЧЕНКО Владимир: «При мне еще одна жила. Пашечка. Убили ее. И так ведь просто, из озорства. Поднималась однажды с хворостом в гору. А мужики выпили…»
ШПЕНГЛЕР Освальд: «То был народ, который без ненависти, лишь из стремления исцелиться от болезни, уничтожил западный мир руками его же подонков…»
ЭНГЕЛЬГАРТ Александр: «Но то-то, я думаю, мужику страшно было. Беда ведь это, под суд попасть…»
ЭНГЕЛЬС Фридрих: «Короны покатятся дюжинами в сточные канавы и некому будет даже их подбирать…»
ЭНТАЙ Томомацу: «Выйдешь к морю – трупы в волнах, выйдешь в горы – трупы в травах…»
ЭРЕНБУРГ Илья: «В нем сочетание архаического с ультраамериканским, Ноева ковчега с автобусом двадцать первого века…»
ЭРХАРД Людвиг: «Никакая экономическая ситуация не может быть настолько безнадежной, чтобы…»
ЮДИН Алексей: «Илья, Никола и Бог приходят к черту, когда он гонит водку, и отведывают ее…»
ЯКОВЛЕВ Александр: «Начинают выпускать самолеты, когда еще нет окон, крыши. Снег покрывает человека, станок…»
ЯКОВЛЕВ Александр: «Мы пытались скрестить синицу с крокодилом…»
ЯКОВЛЕВ Николай: «Судью вытащили на улицу. Принесли веревку, поставили его на колени…»
ЯРОСЛАВСКИЙ Емельян: «У нас имеются сейчас уже десятки безбожных сел. Есть уже безбожные города…»
ЯСПЕРС Карл: «Социализм – основная черта нашего времени…»
В истории самостоятельной русской мысли есть точка, в которой и с которой все это и началось — 1836 год, журнал «Телескоп», «Философическое письмо» Петра Яковлевича Чаадаева.
Блестящий гусарский офицер, участник битвы при Бородино, ходивший в штыковую атаку под Кульмом, мгновенно подавший в отставку после оскорбления со стороны царя (несмотря на все попытки Александра извиниться), ставший законодателем мод в высшем петербургском свете, бывший «неоспоримо и без всякого сравнения самым видным и самым блистательным из всех молодых людей в Петербурге», сдержанно-скептически относившийся к мечтаниям своих друзей из офицерских тайных обществ, он после длительной поездки по Европе пишет свои знаменитые «Письма о философии истории» в форме посланий знакомой даме. Шесть лет они ходили по рукам в рукописных списках, пока не появились в печати. И тут началась их история, сделавшая Чаадаева так странно, так двусмысленно знаменитым вплоть до сего дня.
Не везло Петру Яковлевичу с признанием в памяти потомков — никаких юбилеев его не отмечали, написано о нем было немного, и читали его немногие, да и то дурно. И это при том, что имя это знали на протяжении двух столетий очень и очень многие (хотя, в основном, по знаменитым стихам к нему Пушкина). Его мысли по поводу истории и будущности России были похожи на склад динамита, о котором все знают, но который положено тихонько обходить стороной — не ровен час, взорвется…
Новое поколение «русских мальчиков» относилось к Чаадаеву восторженно — причем, всё поколение, вне зависимости от направления мыслей, от степени отторжения его взглядов. Но в этом поколении (да и ни в каком другом в будущем) не нашлось никого, кто разделил бы с ним придавивший его тяжкий груз открывшегося ему понимания…
«Одна из наиболее печальных черт нашей своеобразной цивилизации заключается в том, что мы еще только открываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас. Это происходит оттого, что мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода».
«Исторический опыт для нас не существует; поколения и века протекли без пользы для нас. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь».
«Речь не о приобретении знаний и не о чтении, не о чем-либо касающемся литературы или науки, а просто о взаимном общении умов, о тех идеях, которые овладевают ребенком в колыбели, окружают его среди детских игр и передаются ему с ласкою матери, которые в виде различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым дышит, и создают его нравственное существо еще раньше, чем он вступает в свет и общество. Хотите ли знать, что это за идеи? Это — идеи долга, справедливости, права, порядка. Они родились из самых событий, образовавших там общество. Это и составляет атмосферу Запада; это — больше, нежели история, больше чем психология; это — физиология европейского человека. Чем вы замените это у нас?»
