«Есть один элемент христианской культуры, нам всем дорогой, любовно выращенный в петербургский период нашей истории и теперь выкорчеванный без остатка. Это свобода, которая с таким трудом пробивалась в крепостнически-самодержавном царстве, но наконец сделалась неотъемлемой частью русской жизни. Эта свобода целиком выросла на почве западной культуры… В византийско-московской традиции у нее не было никаких корней… Вот почему с такой невероятной легкостью свобода могла быть выкорчевана из сознания русских масс, лишенных общения с внешним миром, принесших в марксистскую школу лишь древние инстинкты Московии. Коммунизм сгинет… Но Московия останется. Останется тоталитарное государство, крепкое не только полицейской силой, но и тысячелетними инстинктами рабства»
«Свобода социальная утверждается на двух истинах христианства. Первая – абсолютная ценность личности («души»), которой нельзя пожертвовать ни для какого коллектива – народа, государства или даже Церкви… Вторая – свобода выбора пути – между истиной и ложью, добром и злом.
Вот именно эта вторая страшная свобода была так трудна для древнего христианского сознания, как ныне она трудна для сознания безбожного. Признать ее – значит поставить свободу выше любви… Все социальные инстинкты человека протестуют против такой «жестокости». Если можно вытащить за волосы утопающего человека, почему же нельзя его вытащить «за волосы» из ада? Но в притче о плевелах и пшенице сказано: «оставьте их вместе расти до жатвы»
«Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир»…
— Я наблюдаю потрясающую картину самоубийства русской экономики. Это страшная картина, но завораживающая. Смотреть за этим жутко интересно. И все мои коллеги-экономисты это понимают, что мы попали в совершенно потрясающий исторический период, когда великая страна убивает себя и это наблюдать страшно, но ужасно увлекательно.
— Это обратимый процесс?
— Уже, наверное, нет.
Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам, Стонет он по тюрьмам, по острогам, В рудниках, на железной цепи; Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи; Стонет в собственном бедном домишке, Свету божьего солнца не рад; Стонет в каждом глухом городишке, У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается Над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется — То бурлаки идут бечевой!..
Волга! Волга!.. Весной многоводной Ты не так заливаешь поля, Как великою скорбью народной Переполнилась наша земля, — Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный? Ты проснешься ль, исполненный сил, Иль, судеб повинуясь закону, Всё, что мог, ты уже совершил, — Создал песню, подобную стону, И духовно навеки почил?…
Двойственность, расщепление восприятия в отношении чего-либо, когда один и тот же объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства.
«Мне трудно разобраться в своих чувствах, сударыня. В моем отношении к Вам присутствует некая амбивалентность!» — означает это, что вы испытываете к этой сударыне в одно и то же время и любовь, и ненависть, и уважение, и презрение, и желание видеть её постоянно и бежать от неё куда глаза глядят.
В ситуации, куда по неразумию и самомнению залезла со своим «СВО» наша держава, у населения, еще хоть что-то соображающего, появилось много разных «пугалок». Чемпионкой среди них является убеждение, что, в конце концов, все должно кончиться непременным исчезновением с мировой политической карты 1/9 «нашенской» части суши — развалом России. Спешим людей успокоить — «развал России», судя по всему, Промыслом Божьим не предусмотрен. Хотя, глядя как воюет наша армия, сотнями тысяч наваливая на черноземы украинские и свои трупы, видя какие руины в самом центре Европы она за собой оставляет, можно согласиться с тем, что за такие дела полный разгром и настоящий развал России был бы еще недостаточным воздаянием.
Взывающим о мести украинцам и малой части донельзя обозленных наших соотечественников стоит напомнить слова апостола Павла: «Дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Аз воздам, говорит Господь». Но у апостола есть и более оптимистическое пророчество, которое можно отнести и к нашему будущему: «Не все мы умрем, но все изменимся». Вот об этом, как мы через какое-то время неизбежно изменимся, надо бы соотечественникам иметь понятие, хотя бы в общих чертах.
Подавляющее большинство почему-то убеждено в вечности существования столь обширной страны в форме «единой и неделимой» державы. Мысль о перестройке государственного устройства страны, о ее федерализации на всем протяжении нашей истории людям в головы не приходила, поскольку само понятие федерализма нашему населению было незнакомо. Сначала сотни лет было самодержавие с гордым принципом «единой и неделимой России», за которую боролись в Гражданскую «белые» даже тогда, когда самодержец всероссийский в Феврале навсегда канул в Лету. Затем государство вновь собирали уже коммунисты, которые, хотя формально и назвали его «федеративным» (Р.С.Ф.С.Р), реально следующее столетие держали страну под централизованным контролем гораздо более самодержавным, чем во времена «проклятого царизма». И только поражение в Холодной войне в конце 80-х заставило часть новой элиты обратиться к опыту победителей, для большинства из которых федеративное дробление их стран было давно привычным и естественным.
____________________
Как всю свою историю было организовано наше государство? В столице всегда — от Ивана Калиты до Владимира Путина — располагался Единственный Центр Государственной Власти. Великий князь, государь, царь, император, лидер правящей партии, диктатор, президент, снова диктатор назначали правителей областей, которые, в свою очередь, назначали глав местных властей. Налоговые поступления, которые зарабатывались гражданами/подданными, аккумулировались в едином государственном бюджете и оттуда частично распределялись между областями, местные же власти получали их от областного начальства по остаточному принципу.
[В годы учреждения и существования земского местного самоуправления (с 80-х гг. 19-го века), государственная казна забирала 20% совокупных налоговых поступлений, еще 20% — губернии, а 60% оставались в земствах, в общественных органах местного самоуправления. Основными статьями расходов земств были здравоохранение и образование. Отсюда земские учителя и врачи, из этого — земского — источника появились во множестве разбросанные по стране здания земских школ и больниц. Сегодня же (на середину 2015-х годов) 60-65% налогов оставляет себе федеральный бюджет, региональные бюджеты забирают 25-30% и только 10-15% — собственная финансовая база местных органов. Самостоятельно наполняют свой бюджет лишь 3% муниципалитетов, остальные выклянчивают свои же деньги у начальства.]
В России традиционно управление на всех уровнях выстраивалось в виде командной иерархической вертикали, при которой неукоснительно проводился принцип: — «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Это подразумевало, что на всех этажах властной вертикали, кроме самого главного, по определению оказывались исключительно дураки. Шел и продолжает идти негативный кадровый отбор хоть не всегда худших, но однозначно послушных и лояльных начальству, и он надежно перекрывает дорогу наверх для самостоятельных людей, которым уже невыносимо быть лишь дураками-винтиками государственной машины.
Но возможен и другой путь, им пошли практически все демократии. Единое государство дробится на ряд частей достаточно крупных, чтобы там можно было наладить хозяйственную жизнь в общем комплексе. Каждый из субъектов федерации принимает свою конституцию и заключает отдельный договор об условиях вхождения в общее государство. Субъекты федерации учреждают общее правительство, в ведении которого находятся вооруженные силы и силы правопорядка, общая денежная система, контролируемая центральным банком и внешняя политика. Ключевой элемент такого устройства — это территориальные самоуправляющиеся единицы, общины. Они собирают местные налоги со своих членов и с предприятий, которые находятся на их территории, и часть из них перечисляют субъектам федерации. Субъекты федерации, в свою очередь, перечисляют свои фиксированные доли в союзный общефедеральный бюджет, а центральное федеральное правительство составляет общегосударственный бюджет из тех средств, которые отчисляют субъекты федерации согласно заключенным договорам. Такова схема организации государственной жизни в самом общем виде в демократических обществах.
Какой ключевой элемент всей системы? — Это местное самоуправление, «новое земство». Местное самоуправление это фундамент народовластия, именно здесь происходит отбор лидеров и управленцев. Это инкубатор, производящий граждан, осознающих свое достоинство, людей, отвечающих за себя и за благополучие своих семей, за устройство быта вокруг вокруг них. Дальнейшее существование государственного организма без местного самоуправления, наделенного полномочиями и ресурсами, — это путь к вырождению страны, и этот путь Россия, к сожалению, уже прошла до конца. Создание эффективной системы местного самоуправления — это центральный вопрос политической реформы и выживания России. Без глубокой федерализации, без эффективной местной власти у государства и страны просто нет будущего.
Федерализм исходит из понимания сложности, разнообразия общественной жизни. Он представляет собой децентрализованную систему самостоятельных центров принятия решений, играющих по общим правилам, которые задаются разработанной и принятой всеми субъектами федерации Конституцией. Федерализм поощряет, он требует инициативы, творчества, ответственности перед своими избирателями, а не перед начальством.
Нам трудно, почти невозможно представить себе всю огромность, все потрясающее разнообразие страны, которая нам досталась от предков — и во все времена всю бездарность управления ею. Впереди нас ждет не какой-то воображаемый и пугающий «развал России», а огромная и сложнейшая работа по дроблению и власти, и территорий огромной страны, где все, наконец, должны друг с другом научиться договариваться. На нее надо решиться, как решились реформаторы России в 60-е годы 19-го века.
______________________________
И что интересно, попытка осуществить федерализацию в новейшей истории России уже была.
Борис Ельцин в 1990 году сказал своим екатеринбургским избирателям, что наряду с национальными автономиями, «в составе РСФСР после референдума могут образоваться 7 русских республик: Центральная Россия, Северная, Южная, Поволжье, Урал, Сибирь, Дальний Восток». Весной 1993 года, за выстраивание нового типа отношений Центра и регионов взялся глава тогдашней Свердловской области Эдуард Россель (который так же, как и Ельцин, ставший к тому времени президентом РФ, прошел весь путь производственника — от мастера до начальника строительного треста и был избран главой области).
Был проведен областной референдум, на котором при очень активной явке (67%) подавляющим большинством избирателей принято решение (83,4%) о повышении статуса области, после чего было провозглашено создание Уральской республики. Областной совет утвердил Конституцию области, разработанную учеными Уральского отделения Академии Наук (РАН).
С пристальным вниманием и интересом отнеслись к екатеринбургским начинаниям в Пермской, Челябинской, Оренбургской и Курганской областях. Их руководители провели совещание по теме «Уральская республика и целостность российского государства» и подписали совместное заявление о намерении участвовать в разработке экономической модели «Большой Уральской республики».
Это были лишь первые шаги к федерализации «единой и неделимой», которые открывали весьма перспективные пути дальнейшего развития. Это не была пока попытка реформировать местное самоуправление, но уральцы явно двигались в этом направлении. Но…
8 ноября 1993 года была вынесена на референдум конституция Уральской республики и одновременно граждане должны были выбрать губернатора УР и депутатов двухпалатного парламента. Однако неожиданно на следующий день из Москвы поступил указ Президента РФ об отстранении от должности Эдуарда Росселя за «превышение полномочий», роспуске облсовета и об отмене всех решений об Уральской республике, как не имеющих силы.
Всех подробностей подковерной борьбы в президентской администрации, в результате которых последовало это решение, мы никогда не узнаем. Можно лишь констатировать, что именно в этот момент окончательно победил курс на сосредоточение власти в руках главы государства с последующим постепенным выстраиванием максимально централизованной властной вертикали в управлении страной.
Уже имеющийся опыт возрождения восточных областей Германии, бывшей ГДР, показал, что стоит это чрезвычайно дорого — за три десятилетия в сравнительно небольшую территорию пришлось вложить астрономическую сумму — в общей сложности 1 триллион 300 миллиардов евро.
Стремительный выход на историческую сцену народа, неожиданный даже для него самого, судьба именно этого засучивающего и плюющего нового персонажа грандиозной российской драмы и должна стать объектом пристального внимания исследователей самых разных отраслей гуманитарного знания. Пока же все, что писалось об огромном большинстве этого народа его верхним, культурным слоем или иностранцами было мнениями, наблюдениями, размышлениями «со стороны», можно считать только приступом к осторожному, опасливому знакомству с огромной и неизведанной «терра инкогнита».
_______________
«…Х
оть всю жизнь свою знайтесь с народом, хоть сорок лет сряду каждый день сходитесь с ним, по службе, например… или даже так, просто по-дружески, в виде благодетеля и в некотором смысле отца, – никогда самой сущности не узнаете. Все будет только оптический обман, и ничего больше. Я ведь знаю, что все, решительно все, читая мое замечание, скажут, что я преувеличиваю. Но я убежден, что оно верно. Я убедился не книжно, не умозрительно, а в действительности и имел очень довольно времени, чтоб проверить мои убеждения. Может быть, впоследствии все узнают, до какой степени это справедливо…» (Федор Достоевский)
.
_____________
«Пропл
ывая через Казанскую губернию, мы были зрителями странной картины, которая не сейчас объяснилась. Перед носом парохода пересекла путь лодка. «Утонут! Утонут» – говорили пассажиры в страхе, видя, как несколько мужиков, очевидно пьяных, что-то неистово крича, ломались, вертелись в лодке, а один из них, перегнувшись через борт, окунулся головой в воду. Но поднялся и махал руками и что-то кричал, потрясая кулаком вслед проплывавшего парохода и неистово показывал, очевидно пассажирам парохода, на воду. Точно он толкал кого-то мысленно в воду. Каково же было наше удивление, когда минут через десять на пароходе заговорили, что это не пьяные, а голодные мужики из голодающих мест Казанской губернии и кричали они проклятия прошедшему пароходу и желали ему утонуть или сгореть и чтобы все пассажиры «в воду»!.. «В воду вас», «утонуть вам», «сгореть вам и утонуть», «и с проклятыми детишками вашими, проклятые» – будто бы слышали с борта и с кормы пассажиры нижней палубы (III и IV классы). Но сейчас это передалось к нам, наверх (II и I классы). Никогда до этого я не видел «голодающих мест», голодного человека. Не оттого, что ему не было времени или случая поесть днем и он поест и даже наестся вдвое вечером, а голодного оттого, что ему нечего есть, нет пищи, у него и вокруг нехватка, как у волка в лесу, у буйвола в пустыне!! Представить себе это в Казанской губернии, в образованной и цивилизованной России, с ее гимназиями, университетами, православием и миллиардным бюджетом?! Просто не умею вообразить! Хоть и видел на лодке, но не верю, что видел. Мираж, наваждение, чертовщина!
Гимназия, ученички в мундирах; почта цивилизованного государства, спокойно принимающая корреспонденцию: «У вас заказное письмо? Две марки». – «Простое? Одна марка». – «У меня простое, потому что это записочка к любовнику». – «Это заказное, потому что это отношение к исправнику». И около этого… человек, которому нечего есть, и он не ел сегодня, не будет есть завтра и вообще не будет есть!!! Бррр… Не понимаю и не верю. Читал в газетах – и не верю, видал – и все-таки не верю!!!
Как же может быть то, чего не может быть?»
(Василий Розанов)
Выход на историческую сцену народа, неожиданный даже для него самого, судьба именно этого засучивающего и плюющего нового персонажа грандиозной российской драмы и должна стать объектом пристального внимания исследователей самых разных отраслей гуманитарного знания. Пока же все, что писалось об огромном большинстве этого народа его верхним, культурным слоем или иностранцами было мнениями, наблюдениями, размышлениями «со стороны», можно считать только приступом к осторожному, опасливому знакомству с огромной и неизведанной «терра инкогнита».
______________
«…Хоть всю жизнь свою знайтесь с народом, хоть сорок лет сряду каждый день сходитесь с ним, по службе, например… или даже так, просто по-дружески, в виде благодетеля и в некотором смысле отца, – никогда самой сущности не узнаете. Все будет только оптический обман, и ничего больше. Я ведь знаю, что все, решительно все, читая мое замечание, скажут, что я преувеличиваю. Но я убежден, что оно верно. Я убедился не книжно, не умозрительно, а в действительности и имел очень довольно времени, чтоб проверить мои убеждения. Может быть, впоследствии все узнают, до какой степени это справедливо…» (Федор Достоевский)
______________
«Проплывая через Казанскую губернию, мы были зрителями странной картины, которая не сейчас объяснилась. Перед носом парохода пересекла путь лодка. «Утонут! Утонут» – говорили пассажиры в страхе, видя, как несколько мужиков, очевидно пьяных, что-то неистово крича, ломались, вертелись в лодке, а один из них, перегнувшись через борт, окунулся головой в воду. Но поднялся и махал руками и что-то кричал, потрясая кулаком вслед проплывавшего парохода и неистово показывал, очевидно пассажирам парохода, на воду. Точно он толкал кого-то мысленно в воду. Каково же было наше удивление, когда минут через десять на пароходе заговорили, что это не пьяные, а голодные мужики из голодающих мест Казанской губернии и кричали они проклятия прошедшему пароходу и желали ему утонуть или сгореть и чтобы все пассажиры «в воду»!.. «В воду вас», «утонуть вам», «сгореть вам и утонуть», «и с проклятыми детишками вашими, проклятые» – будто бы слышали с борта и с кормы пассажиры нижней палубы (III и IV классы). Но сейчас это передалось к нам, наверх (II и I классы). Никогда до этого я не видел «голодающих мест», голодного человека. Не оттого, что ему не было времени или случая поесть днем и он поест и даже наестся вдвое вечером, а голодного оттого, что ему нечего есть, нет пищи, у него и вокруг нехватка, как у волка в лесу, у буйвола в пустыне!! Представить себе это в Казанской губернии, в образованной и цивилизованной России, с ее гимназиями, университетами, православием и миллиардным бюджетом?! Просто не умею вообразить! Хоть и видел на лодке, но не верю, что видел. Мираж, наваждение, чертовщина!
Гимназия, ученички в мундирах; почта цивилизованного государства, спокойно принимающая корреспонденцию: «У вас заказное письмо? Две марки». – «Простое? Одна марка». – «У меня простое, потому что это записочка к любовнику». – «Это заказное, потому что это отношение к исправнику». И около этого… человек, которому нечего есть, и он не ел сегодня, не будет есть завтра и вообще не будет есть!!! Бррр… Не понимаю и не верю. Читал в газетах – и не верю, видал – и все-таки не верю!!!
Как же может быть то, чего не может быть?»
(Василий Розанов)
______________
«Крайне развиты у крестьянина индивидуализм, эгоизм, стремление к эксплуатации. Зависть, недоверие друг к другу, подкапывание одного под другого, унижение слабого перед сильным, высокомерие сильного, поклонение богатству – все это сильно развито в крестьянской среде. Все это, однако, не мешает крестьянину быть чрезвычайно добрым, терпимым, истинно гуманным. Но при всем том нажать кого при случае – нажмет…» (Александр Энгельгарт)
______________
«Через десять лет Ивану Ермолаевичу и ему подобным нельзя будет жить на свете: они воспроизведут к тому времени два новые сословия, которые будут теснить и напирать на «крестьянство» с двух сторон: сверху будет наседать представитель третьего сословия [«кулак»], а снизу тот же брат мужик, но уже представитель четвертого сословия, которое неминуемо должно быть, если будет третье. Этот представитель четвертого деревенского сословия непременно будет зол… и неумолим в мщении, а мстить он будет за то, что очутился в дураках, то есть поймет наконец (и очень скоро), что он платится за свою дурость, что он был и есть дурак, дурак темный, отчего и разозлился сам на себя. И горько поплатятся за это все те, кто, по злому, хитрому умыслу, по невниманию или равнодушию, поставили его в это «дурацкое» положение» (Глеб Успенский)
_______________
«Встречаясь друг с другом, говорили о фабрике, о машинах, ругали мастеров, – говорили и думали только о том, что связано с работой. Одинокие искры неумелой, бессильной мысли едва мерцали в скучном однообразии дней. Возвращаясь домой, ссорились с женами и часто били их, не щадя кулаков. Молодежь сидела в трактирах или устраивала вечеринки друг у друга, играла на гармониках, пела похабные, некрасивые песни, танцевала, сквернословила и пила. Истомленные трудом люди пьянели быстро, и во всех грудях пробуждалось непонятное, болезненное раздражение. Оно требовало выхода. И, цепко хватаясь за каждую возможность разрядить это тревожное чувство, люди из-за пустяков бросались друг на друга с озлоблением зверей…» (Максим Горький)
_______________
«Ольга: Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О Боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом тех, кто живет теперь. О милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!» (Антон Чехов)
«Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие («секретное тавро»), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого легкого – пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, – ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом» (Александр Солженицын)
_______________
«По данным военного духовенства, доля солдат православного вероисповедания, участвовавших в таинствах исповеди и причастия, сократилась после февраля 1917 года примерно в десять раз, а после октября 1917 года – еще в десять раз. То есть активно и сознательно верующим в русском обществе оказался к моменту революции один человек из ста» (Иннокентий, митрополит Читинский и Забайкальский)
_______________
«Перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала у нас кружилась голова и немело сердце… С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу… Боже, как это было гадко!.. так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому еще более злобное бешенство. – Пулеметов!
Пулеметов – вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя… Увы – этот зверь был… Его Величество русский народ…»
(Василий Шульгин)
_______________
«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка – полушка, да и своя шейка – копейка» (Александр Пушкин)
_______________
«Русские люди, эшелон за эшелоном, валили миллионами с фронта домой, в деревни, в степи, в леса, в болота… К земле, к бабам… В вагонах с выбитыми окнами стояли вплотную, густо, не шевелясь, так что и покойника нельзя было вытащить из тесноты, выкинуть в окошко. Ехали на буферах, на крышах. Замерзали, гибли под колесами, проламывали головы на габаритах мостов. В сундучках, в узлах везли добро, что попадалось под руку – все пригодится в хозяйстве: и пулемет, и замок от орудия, и барахло, снятое с мертвеца, и ручные гранаты, винтовки, граммофон и кожа, срезанная с вагонной койки. Не везли только денег – этот хлам даже не годился на козьи ножки.
За три года узнали, что такое война… Теперь знаем – в чье пузо штык. Теперь – ни царя, ни бога. Одни мы. Домой, землю делить!»
(Алексей Толстой)
_______________
Мы входим в историю, деятельно и полные сил… …Ваша вера нас не трогает, вы слишком религиозны для нас… Вы многое щадите, вас останавливает раздумье совести, благочестие к былому; нам нечего щадить, нас ничего не останавливает… (Александр Герцен)
_______________
«В революции открылась жуткая и жестокая правда о России. В революции обнажаются глубины, обнажается страшная бездна русского отпадения и неверности, – «и всякой мерзости полна»… Нечего бояться и стыдиться таких признаний, нечего тешить себя малодушной грезой о прежнем благополучии и перелагать все на чужую вину» (Георгий Флоровский)
_______________
«В глубине русской деревни пережил я всю радужную смену настроений: видел деревню, недоверчиво прислушивающуюся к заезжим архаровцам, сулившим мужицкий рай, видел ее с воспетой «дубиной» в руках и озаренную кровавым заревом горящих усадеб, торжествующую, потом оголодавшую, разочарованную, изнемогшую и, наконец, покорившуюся…
Так называемый «большевизм», т. е. попросту своевольство, там, – в городе и деревне, – изжив себя, издох безвоскресно: в деревне хоть крепко держат залапанную землю, но нет и помину о своевольных красных днях, а самое слово «большевик» и «красноармеец» – постыдно… Остался большевизм официальный, «коммуния»: сытое начальство, нанятая и сытая армия и бесчисленное количество «совхозов», около которых кормится шаткий люд, конечно, ни во что не веря, работая спустя рукава и существуя только надеждой на скорый конец.
В этот скорый и неизбежный конец веруют все, не исключая и самого начальства, спешащего обменять на недвижимость нажитые на комиссарстве капиталы.
На «революцию» и «коммуну» смотрят как на беду временную и никоим образом невозможную: может ли такое быть! И вместе с тем служат и терпят покорно, веруя крепко, что кто-то придет и поставит порядок…
И еще никогда с такой силой не разгорался инстинкт собственности, как в эти злые дни «коммуны» и «социализации». Люди стали как волки. Сосед с соседом не поделят широкой улицы у окон, и дело сплошь и рядом доходит до топоров. Никогда так не ссорились бабы: мать и дочь не могут поделить горшков в печке. Никогда не было такого количества раздоров и семейных разделов. Яд смуты подточил самые крепкие семьи, со старины охранявшие семейный лад, мир и силу.
Никто никому не хочет помочь ни трудом, ни хлебом, ни ссудой. Нищих не стало, да только потому, что перестали подавать. Седые старики, помнящие крепостное и когда-то считавшие за грех продать голодному хлеб, принимавших нищего как Христова желанного гостя и с земным поклоном подававшие ему ломоть и корец, теперь не подадут и корки умирающему у них на глазах голодному ребенку. Нечего и говорить о молодых, настрекотавшихся на изустных и печатных «рабочих правдах». Их наглость и самодовольство не знают границ»;
«Боль, страх и голод, которые мы переживаем, мешают нам видеть мелочи повседневной жизни, из которых и строится повседневная жизнь…
– Кто всю рябину оборвал? – кричит с волостного крыльца горлан Федька. – Председателева женка! Варенье варила! А сахар откудова? Из продовольственного комитету, товарищи, сахар! Кто под полой из складу масло таскает?.. Э-эх, все-то мы, братцы, воры и всем-то нам хо-орошая дубина нужна!.. – неожиданно заканчивает он свою рябую речь.
Честных людей нет.
Как-то по весне в волость для продовольственного отдела пришел вагон хлеба. На станцию – сорок верст – выехали подводы. Хлеб навалили, а привезти не привезли: кто вез, тот на двор к себе и завез…
С уличенными беспощадны. Но и самый страх жесточайшей расправы не может остановить неудержимую тягу к поживе, одолевшую поголовно всех. В Дуденском волостном исполкоме были похищены триста тысяч пайковых. Заподозрили председателя исполкома. Пятнадцать верст гнали его босиком по снегу, раздели догола и пустили бежать вдоль деревни. Бабы и девки мороженой лозой крыли его по голой спине. Такого испытания председатель не выдержал и открылся. Голого, его вывели на реку, поставили босыми ногами на лед и начали окатывать из проруби ледяной водой, пока он не превратился в ледяной мертвый столб»
(Иван Соколов-Микитов)
_______________
«…Есть множество свидетельств широкой распространенности в русском обществе эпохи революции не просто равнодушия, а ненависти к вере и Церкви. Эта ненависть не насаждалась большевиками – она была разлита в обществе, и большевики победили и вошли в силу потому, что их воззрения, методы и цели были вполне созвучны настроениям большинства русских людей» (Иннокентий, митрополит Читинский и Забайкальский)
_______________
«Я думаю, что русскому народу исключительно — так же исключительно, как англичанину чувство юмора — свойственно чувство особенной жестокости, хладнокровной и как бы испытывающей пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цепкость, стойкость жизни.
В русской жестокости чувствуется дьявольская изощренность, в ней есть нечто тонкое, изысканное. … я имею в виду только коллективные забавы муками человека. В Сибири крестьяне, выкопав ямы, опускали туда — вниз головой — пленных красноармейцев, оставляя ноги их — до колен — на поверхности земли; потом они постепенно засыпали яму землею, следя по судорогам ног, кто из мучимых окажется выносливее, живучее, кто задохнется позднее других. Забайкальские казаки учили рубке молодежь свою на пленных. В Тамбовской губернии коммунистов пригвождали железнодорожными костылями в левую руку и в левую ногу к деревьям на высоте метра над землею и наблюдали, как эти — нарочито неправильно распятые люди — мучаются. Вскрыв пленному живот, вынимали тонкую кишку и, прибив ее гвоздем к дереву или столбу телеграфа, гоняли человека ударами вокруг дерева, глядя, как из раны выматывается кишка. Раздев пленного офицера донага, сдирали с плеч его куски кожи, в форме погон, а на место звездочек вбивали гвозди; сдирали кожу по линиям портупей и лампасов — эта операция называлась «одеть по форме». Она, несомненно, требовала немало времени и большого искусства. Творилось еще много подобных гадостей, отвращение не позволяет увеличивать количество описаний этих кровавых забав.
Кто более жесток: белые или красные? Вероятно — одинаково, ведь и те, и другие — русские.
Думаю, что нигде не бьют женщин так безжалостно и страшно, как в русской деревне, и, вероятно, ни в одной стране нет таких вот пословиц-советов: «Бей жену обухом, припади да понюхай — дышит? — морочит, еще хочет». «Жена дважды мила бывает: когда в дом ведут, да когда в могилу несут». «На бабу да на скотину суда нет». «Чем больше бабу бьешь, тем щи вкуснее». Сотни таких афоризмов, — в них заключена веками нажитая мудрость народа, — обращаются в деревне, эти советы слышат, на них воспитываются дети. Детей бьют тоже очень усердно.
Но где же — наконец — тот добродушный, вдумчивый русский крестьянин, неутомимый искатель правды и справедливости, о котором так убедительно и красиво рассказывала миру русская литература XIX века? В юности моей я усиленно искал такого человека по деревням России и — не нашел его. Я встретил там сурового реалиста и хитреца, который, когда это выгодно ему, прекрасно умеет показать себя простаком. …
Люди — особенно люди города — очень мешают ему жить, он считает их лишними на земле, буквально удобренной потом и кровью его, на земле, которую он мистически любит, непоколебимо верит и чувствует, что с этой землей он крепко спаян плотью своей, что она его кровная собственность, разбойнически отнятая у него.
Да, чем другим, а великодушием русский крестьянин не отличается. Про него можно сказать, что он не злопамятен: он не помнит зла, творимого им самим, да, кстати, не помнит и добра, содеянного в его пользу другим.
Один инженер, возмущенный отношением крестьян к группе городских жителей, которые приплелись в деревню под осенним дождем и долго не могли найти места, где бы обсушиться и отдохнуть, — инженер, работавший в этой деревне на торфу, сказал крестьянам речь о заслугах интеллигенции в истории политического освобождения народа. Он получил из уст русоволосого, голубоглазого славянина сухой ответ: — Читали мы, что действительно ваши довольно пострадали за политику, только ведь это вами же и писано. И вы по своей воле на революцию шли, а не по найму от нас, — значит, мы за горе ваше не отвечаем — за все Бог с вами рассчитается…
В России — небывалый, ужасающий голод, он убивает десятки тысяч людей, убьет миллионы. Эта драма возбуждает сострадание даже у людей, относящихся враждебно к России, стране, где, по словам одной американки, «всегда холера или революция». Как относится к этой драме русский, сравнительно пока еще сытый, крестьянин? — «Не плачут в Рязани о Псковском неурожае», — отвечает он на этот вопрос старинной пословицей. — «Люди мрут — нам дороги трут», — сказал мне старик новгородец, а его сын, красавец, курсант военной школы, развил мысль отца так: — Несчастье — большое, и народу вымрет — много. Но — кто вымрет? Слабые, трепанные жизнью; тем, кто жив останется, в пять раз легче будет. Вот голос подлинного русского крестьянина, которому принадлежит будущее. Человек этого типа рассуждает спокойно и весьма цинично, он чувствует свою силу, свое значение»
(Максим Горький)
_______________
«Я очень хорошо помню, какой страх охватывал меня,.. когда отца или мать… вызывали в сельсовет и держали там до 3-х часов ночи. Очень легко они могли не вернуться домой никогда …Пощады не было никакой. Если уж заем, так под завязку, если продразверстка, так от первой до второй может быть только несколько часов. И не потому, что там откуда-то были указания (именно на конкретного человека). А потому, что вот именно сами местные определяли, с кого содрать, а кого догола ободрать…
Откуда в обкоме или даже в райисполкоме могли знать, кто еще не вступил в колхоз. Сведения-то давали из сельсоветов. А активисты-то и старались друг перед другом, кто больше загонит…
Вот в то время, именно в то время и зарождалась великая лень. Все, кто мало-мало умел расписаться, хватались за какую-нибудь папку и лезли в инспекторы, в контролеры, проверяющие, страх нагоняющие и главное: человек был в их полной власти»
(Е. Самушкина)
_______________
Из писем в правительство «спецпереселенцев»-«кулаков»
«Отправляли их в ужасные морозы – грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге и тут же женщины рожали своих детей;.. потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях, где негде пошевелиться. Держат полуголодными, в грязи, во вшах, в холоде и голоде и здесь находятся тысячи детей, брошенные на произвол судьбы, как собаки, на которых никто не хочет обращать внимания. Не удивительно, что ежедневно умирает по 50 ч. и больше (только в одной Вологде) и скоро цифра этих невинных детей будет пугать людей – она теперь уже превысила три тысячи…
А если призадуматься серьезно, что, будет от этого какая-нибудь польза? Если бы, прошедши через эти трупы детей, мы могли продвинуться ближе к социализму или к мировой революции, то тогда другое дело, ясно, что без жертв к социализму мы не придем, но в данном случае ни к какой цели не придти»
«Прошу Вас, т. Калинин, обратить внимание, что из 1500 семейств, которые высланы из Бобруйска, 50% невинно страдающих. Пусть кулаки страдают, которые эксплуатировали наш труд, а у меня ничего нет, я хожу в лаптях»
«Михаил Иванович [М.И.Калинин], спасите нас от такого бедствия и от голодной смерти, на что и просим обратить внимание. Нас сюда выслали на гибель, а какие мы кулаки, если имели по одной лошадке, по одной корове и по 8 овец. Мы бедняки. Мы для государства были безвредны»
«Умоляем вас рассмотреть дела и вернуть обратно домой крестьян: Ивана Афанасьевича Чернявского, 37 лет, имеет жену, ребенка. У него было 2 лошади, одна корова. Он почти бедняк был. Кирилл Денисов Филлиненко, 29 л., двое детей, жена, 2 лошади, две коровы… Люди эти страдают невинно, они не кулаки»
«Мы вас просим разобрать наши дела, за какую беду нас здесь мучат и издеваются над нами? За то, что мы хлеба помногу засевали и государству пользу приносили, а теперь негодны стали. Если мы негодны, то пожалуйста просим вас выслать нас за границы, чем здесь нам грозят голодом и каждый день револьвер к груди приставят и расстрелять грозят. Одну женщину закололи штыком и двух мужчин расстреляли, а тысячу шестьсот в землю зарыли за какие-нибудь полтора месяца»;
«…Бараки все обвалены дерьмом, народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани для чистоты, а только дают по 300 грамм хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети и так мучаете безвинно людей»;
«Если мы враги вам, то лучше постреляйте нас, но не мучьте. Так просим Вас, освободите нас от этого ига и от барщины. Это не свободная Россия, а это настоящее рабство и издевательство над народом, над своими товарищами и хлеборобами и трудящимися… Постарайтесь об нас, мы несчастны, потерзаны, нигде так не страдают ни в одной державе, только у нас в России»
«Село насчитывает 317 дворов, коллективизация выполнена на 100 процентов. И что, тут думаете, советская власть? Нет, не советская, а чисто буржуазный строй. Вспомните крепостное право: шесть дней работы панам… Так и сейчас каждый день работают в артели… Обобществлено все, еще и хлебозаготовку дай… колхоз вывез весь хлеб до фунта. Нет ни зернышка… И предвидится, что на протяжении двух месяцев погибнет весь скот. Начинают умирать с голода люди. Уже пухнут. Только и просят: «Хлеба, хлеба…». Население босое, голодное, холодное»
_______________
«Уничтожается строй жизни, существовавший тысячелетия, строй, который создал человека крайне уродливого, своеобразного и способного ужаснуть своим животным консерватизмом, своим инстинктом собственника» (Максим Горький)
_______________
«В этом удушающем рабстве, в той легкости, с которой народ это рабство принял (он называл его первое время свободой), не один лишь общий закон революционного процесса: от анархии к деспотизму. Здесь сказывается московская привычка к рабству, культура рабства в московские и петербургские столетия истории. В свободе нуждалась, свободой жила интеллигенция, которая вместе с дворянством была выжжена революцией. Москвич, пришедший ей на смену, никогда не дышал свободным воздухом: состояние рабства – не сталинского, конечно, – является для него исторически привычным, почти естественным»
«В освобожденной от помещиков России введено новое крепостное право. Это была победа, от которой ахнул весь мир. Многие усомнились в праве и способности русского народа на историческое существование. Более 100 миллионов людей покорно надели на себя ярмо, отмстив лишь рабским саботажем и падением труда»
(Георгий Федотов)
_______________
«Сколько народу прошло через Гулаг? Миллионы. Сколько нужно народу задействовать в охране и в обеспечении, чтобы охватить такое количество узников? Миллионы же. Что эти миллионы упали с неба? Нет, пришли с земли. То есть: ушли с земли… И кто практически ликвидировал кулаков? Чья историческая ненависть была тут задействована? Чье желание было угадано?.. Нет, не на кого пенять, не на кого валить» (Лев Аннинский)
_______________
«Ну что теперь стараться-то, ты хоть лоб разбей, тебе за это никто в глаза не плюнет, – так рассуждают старые люди, работающие сейчас на наших заводах. – Вот то ли дело у хозяина бывало: вылезешь из кожи вон – не пропадет; смотришь – к Рождеству месячное жалование, к Пасхе – тоже, а сейчас как люди работают, взглянешь, тошно становится. Сидит это человек, не то дело делает, не то на часы смотрит, а с работы словно из тюрьмы вырывается. Интереса к делу нет. Только и заботы у людей: отгородиться от придирок со стороны начальства да не попасть под сокращение или под какой-нибудь недобрый пункт правил внутреннего распорядка. Иной раз заговорит в человеке совесть, вспыхнет в нем искра сознательности, поднажмет он недельку-другую, а соседи по работе, вместо того, чтобы воодушевить, шутить начинают: «Крути, крути, Ваня, до социализма одна верста осталась, крути, враз будет» (Миронов)
_______________
Из писем рабочих в газету «Правда», 1930 год:
« … В Донбассе нет спичек,.. нет мыла, шахтерам нечем отмыть угольную пыль, не с чем в баню пойти. Нет никакой рыбы, ничего съедобного. Никогда еще не было в Донбассе такого положения, как сейчас. …
Разве от таких харчей вырубишь много угля, когда после этой похлебки и никакой силы нет. … Кто-то провокацию строит, чтобы рабочие волновались. Делегацию в центр нарядить, ведь это нам срывают работу, а потом будут нас рабочих обвинять»
«Рабочие со своей стороны приложили все усилия на выполнение промфинплана и выполнили более 100%, а как они снабжены? Получает паек только работник, занятый на производстве, а его жена и малые дети за исключением ржаной муки ничего не получают. Рабочие и их семьи обносились, детишки оборванные, голопузые стали. Нужно купить, а где купить? В рабкоопе! О нем и вспоминать не хочется. Одни пустые полки да флаконы духов. На рынке? Спекулянты шкуру стаскивают с живого рабочего. … Рабочие возмущаются, что у спекулянта ситец и др. есть, а в рабкоопе ничего нет. Я думаю, понятно, какая атмосфера может получиться на заводе, а ведь этого можно не допустить. Только следует нажать кому следует и куда следует»
«Я высококвалифицированный по обуви рабочий, по 8 разряду…
Я дрался против белых, 2 раза выбили белых Шкуро [Андрей Шкуро – «белый» генерал] из Кисловодска, 30 млн. руб. Завоевали для Советской власти в Кисловодске, 500 голов скота отбили… Мы дрались за большевиков, а вы что делаете для нас, рабочих?»;
«Рабочий не жаден, не рвач, как это некоторые сволочи говорят про рабочего, он не лентяй. Но дайте хоть то, что давал буржуй. Труд я называю каторжным потому, что он стал тяжелее, чем прежде. Я работал по 16 часов и больше, но никогда не утомлялся так, как теперь при 8 часах.
Ни в одной фашистской стране так не снимают заработок, если с ним так поступают, он имеет право бороться. Я не помню, чтобы с нами хозяева так поступали, прижмет – к другому уйдешь»
_______________
«…В течение 30-х гг. число священников на исконной территории Советского Союза понизилось на 95 % »;
«…В Одессе, где сохранилась только одна церковь, не было постоянного священника. Церковь эта сохранилась только благодаря ходатайству академика Филатова, лечившего Сталину глаза. (Филатов был верующим и просил Сталина оставить в городе хоть одну церковь.) Вначале, по воскресеньям, среди присутствующих оказывался священник, который и совершал литургию. На следующий день этот священник исчезал в застенках НКВД. Потом литургии стали совершаться только на Пасху. Когда священников не стало, на их место стали дьяконы, которые могли совершать все богослужения, кроме литургии. Со временем исчезали и они. Их заменили псаломщики, впоследствии тоже пропавшие. В последние месяцы перед немецкой оккупацией на церковные молитвы собирались только миряне»
(Дмитрий Поспеловский)
_______________
«Террор не достиг бы чудовищного размаха, если бы не добровольное и рьяное содействие миллионов людей… Откуда появилось все это пособничество государственной жестокости? Откуда прямая и косвенная помощь террору со стороны массы простых людей?.. Несомненно, масса людей оказалась плененной этой социальной дьявольщиной. Они не могли противостоять сталинскому варианту марксизма интеллектуально… Но малообразованностью тогдашних людей все-таки нельзя объяснить их податливость жестокости. Пусть им не по силам было раскусить ложь и упрощенность теоретических выкладок сталинизма. Но в них должен был сработать иной барьер – гуманности… И если миллионы и миллионы людей поддались сталинщине в теории и активно поддержали ее на практике – это значит, что в них не было барьера гуманности» (Юрий Олещук)
_______________
«Я приписывал себе бескорыстную самоотверженность. А между тем был – вполне подготовленный палач. И попади я в училище НКВД при Ежове – может быть у Берии я вырос 
бы как раз на месте?..
Пусть захлопнет здесь книгу читатель, кто ждет, что она будет политическим обличением.
Если б это было так просто! – что где-то есть черные люди, злокозненно творящие черные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека…
И перед ямой, в которую мы уже собрались толкать наших обидчиков, мы останавливаемся, оторопев: да ведь это только сложилось так, что палачами были не мы, а они.
А кликнул бы Малюта Скуратов нас – пожалуй, и мы б не сплошали!..»
(Александр Солженицын)
_______________
«В январе 1939 г. повышаются цены на ткани, готовое платье, белье, трикотаж, стеклянную посуду, в июле 1940 г. – на обувь и металлическую посуду, в январе 1940 г. выросли цены на сахар, в апреле – в 1,5–2 раза на мясо, рыбу, жиры, сыр, молочные продукты, картофель и овощи. Быстро росли цены на винно-водочные изделия (как и объемы их производства). 
Однако на хлеб, муку, крупу, макароны – товары наибольшего спроса – цены… не повышались.
В апреле 1940 г. нормы отпуска в одни руки основных продуктов питания в открытой торговле были уменьшены в 2–4 раза. В октябре 1940 г. последовало еще одно сокращение. Вводились нормы на продажу товаров, которые ранее продавались неограниченно»;
«В условиях негарантированного снабжения, чтобы прокормить себя и семью, рабочие и служащие были вынуждены бросать производство и целыми семьями по несколько дней и ночей стоять в очередях. … Между тем правительство требовало выполнения промышленного плана»;
«Производство лихорадило: росла текучесть кадров на предприятиях, падала производительность труда… Повсюду массовые прогулы, повальное отходничество из колхозов стали обычным явлением. Людям было не до работы. Их основной заботой стал поиск хлеба. …
Целью руководства было подавить всеобщее недовольство, вернуть людей из очередей за хлебом и бегства за мануфактурой на производство, заставить их работать.
Правительство решилось на ужесточение трудового законодательства. В течение 1940 г. и в начале 1941 г. вышла серия драконовских постановлений и указов. … Устанавливалась уголовная ответственность за опоздания и прогулы, запрещался самовольный переход рабочих и служащих с одного предприятия на другое.
Одновременно с ужесточением дисциплины на производстве развернулась настоящая война с очередями и продовольственно-мануфактурным десантом в городах. …
Постановления требовали выселять из городов «наехавших из разных областей спекулянтов и закупщиков на основе строгого соблюдения паспортного режима». … Во исполнение постановлений началось патрулирование вокзалов и поездов. Уход крестьян в города, однако, не прекратился: «голод – не тетка». Люди изобретали многочисленные уловки, чтобы обходить патрули.
Теми же постановлениями запрещались очереди на улицах у магазинов. За неподчинение – большой денежный штраф или привлечение к уголовной ответственности. Штрафами каралось и превышение нормы покупки: несколько раз отстояв очередь, люди покупали больше, чем разрешалось постановлениями СНК. Излишки изымались милицией. …
Очереди разгоняла пешая и конная милиция. Людей штрафовали, загоняли в грузовики и вывозили за город. Однако очереди не исчезали. Запрещалось стоять у магазинов – очередь, по свидетельству очевидцев, «уползала в глухие переулки или парки, где тряслась до рассвета, а под утро каждый последующий брал предыдущего сзади за локти и серая змея ползла через город к магазину». В ответ правительство запретило организовывать очереди во дворах, на площадях и бульварах. Не разрешалось стоять по ночам. Властями было изобретено так называемое переворачивание очередей: утром милиция перестраивала очередь так, что те, кто были в ее начале, оказывались в конце. Люди нашли новую уловку: они перестали строиться в очереди, а просто прогуливались перед магазином по принципу «за кем гуляете?» или делали вид, что ожидают трамвай»;
«Летом 1939 г. была введена закрытая торговля на угольных шахтах, торфоразработках, нефтепромыслах, медных рудниках и медеплавильных заводах, т. е. в отраслях, связанных с добычей стратегического сырья. С 1 января 1940 г. закрытая торговля была организована для рабочих и служащих железнодорожного транспорта. …
Введение закрытой торговли усугубляло положение, ибо… товары изымались из общих фондов снабжения населения. Так в 1940 г. закрытая торговая сеть Сызрани, обслуживая только пятую часть горожан, получала почти 90% товаров, предназначенных для продажи. В открытую торговую сеть Молотовской [Пермской] области, которая снабжала товарами около 65% городского населения, выделялось всего лишь 2–3% товаров, остальное шло в закрытую торговлю.
Но даже те группы населения, которые имели доступ к закрытой торговле, за исключением все более многочисленной партийной, советской и военной элиты, обеспечивались плохо. … Так, в 1940 г. работавшие в авиационной промышленности получали в закрытой торговле в месяц на семью (в среднем) 300–700 г мяса, 1–1,5 кг рыбы, 300 г масла. …
Партийная и советская номенклатура воссоздала сеть закрытых распределителей, подобных тем, которые существовали в период карточной системы 1928–1935 гг. Нормы в закрытых распределителях (обычно это были закрытые столовые и буфеты) были выше установленных СНК СССР норм продажи в открытой торговле. Товары брались из общих фондов, выделяемых наркомторгом для снабжения населения данной местности. Следовательно, местная власть самоснабжалась за счет ухудшения положения населения …
Оставленные центральной и местной властью на произвол судьбы, люди в условиях кризиса были вынуждены сами заботиться о себе. Они стали брать под контроль торговлю в близлежащих магазинах: наводили порядок в очередях, составляли списки покупателей, проводили проверки, следили за соблюдением норм продажи товаров. …
Такая «рационализация» торговли привела к тому, что магазины оказались фактически закрепленными за близлежащими улицами и кварталами. Чужаки – жители соседних улиц, кварталов или районов – в них не допускались. Как это делалось? В магазинах, например, на каждого покупателя в соответствии со списком заводилась карточка. Люди, приходя, называли номер карточки, брали продукты – карточка перекладывалась в другой ящик, чтобы не допустить повторной покупки. Устанавливалось точное время для получения товаров – опоздавшие уходили ни с чем. В других случаях хлеб разносили по домам. Утром семья сдавала в прикрепленный магазин сумку с обозначением фамилии и адреса, а вечером ей доставляли полагающуюся норму хлеба. Учетчиков и тех, кто доставлял продукты, выбирали сами жители и они же оплачивали работу. То, что не удавалось правительству, удалось населению: во многих городах и поселках очереди исчезали»
(Елена Осокина)
_______________
«Тогда еще не было в армии ни дедовщины, ни самоубийств. Но было другое. Не отпускали из армии даже после того, как отслужишь положенное. «Ты сколько служишь?» – «Три года. А ты?» – «Четыре года. А ты сколько?» – «Пять лет». И непонятно было, это что, на всю жизнь – казарма? Нас копили, пока война не начнется…
Нас копили, копили, пока война не начнется. Она началась совершенно неожиданно. В тот день нас повели строем смотреть кино в Доме Красной армии под Полоцком, где мы служили. А я тихонько остался за воротами, чтобы посмотреть на женщин. Посмотреть, как они стучат каблучками. Сколько я их тогда увидел! Как они все были прекрасны! Так на всю жизнь у меня и осталось. И вдруг вываливается из Дома Красной армии наше подразделение, все обнимаются, целуются, кричат. Я к ним: «Что случилось, что?» Они счастливые: «Ты что, не слышал? Там объявили – война!»
Боже мой, война, какое счастье! Наконец-то свобода! Две недели, мы кого-то побеждаем, захватываем. Потом армия не нужна, нас демобилизуют. А до этого еще дороги туда – на Запад. Мы идем этими дорогами. Потом возвращаемся домой. Это было такое счастье! Мы шли по городу Полоцку, пели песни и смотрели на женщин, которые стояли у дверей и плакали. Ну, думаю, дуры! Мы орем на политрука: «Да Буденный уже взял Варшаву, Ворошилов подходит к Берлину, а мы-то когда?» – «Ладно, успеете, успеете…»
(Александр Володин)
_______________
«Новый советский патриотизм есть факт, который бессмысленно отрицать. Это есть единственный шанс на бытие России. Если он будет бит, если народ откажется защищать Россию Сталина, как он отказался защищать Россию Николая II, и Россию демократической республики, то для этого народа, вероятно, нет возможности 
исторического существования. Придется признать, что Россия исчерпала себя за долгий тысячелетний век и, подобно стольким древним государствам и нациям, ляжет под пар на долгий отдых или под вспашку чужих национальных культур.
Еще очень трудно оценить отсюда [из эмиграции] силу и живучесть нового русского патриотизма. Он очень крепок у молодой русской интеллигенции, у новой знати, управляющей Россией. Но так ли силен он в массах рабочих и крестьян, на спинах которых строится сталинский трон? Это для нас неясно. Сталин сам, в годы колхозного закрепощения, безумно подорвал крестьянский патриотизм, в котором он теперь столь нуждается. Но и сейчас, в горячке индустриального строительства, он губит патриотизм рабочих, на котором создавалась Советская республика. Мы с тревогой и болью следим отсюда за перебоями русского надорванного сердца. Выдержит ли?..
Вот почему… так бессмысленна сейчас политическая арифметика, сложение плюсов и минусов возможных результатов. Там, где одна из возможностей есть смерть России, расчеты смолкают.
Кто не с Россией в эти роковые дни, тот совершает – может быть, сам того не сознавая – последнее и безвозвратное отречение от нее»
(Георгий Федотов)
_______________
«…В наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие… и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий… дивизия обращается в бегство… Подобные действия имеют место на всех фронтах… Беда в том, что твердых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много… Приказываю: …В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отряд из надежных бойцов численностью не более батальона» (Иосиф Сталин)
_______________
«18 октября. Кто автор всего этого кавардака, повального бегства, хищений, смятения в умах? …Кругом кипит возмущение, громко говорят, кричат о предательстве, о том, что «капитаны первыми сбежали с кораблей» да еще прихватили с собой ценности… Истерика наверху передалась массе. Начинают вспоминать и перечислять все обиды, притеснения, несправедливости, зажим, бюрократическое издевательство чиновников, зазнайство и самоуверенность партийцев, драконовские указы, лишения, систематический обман масс, газетную брехню подхалимов и славословия… Страшно слушать. Говорят кровью сердца… В очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры по 2-4 слоняются по тротуарам и покуривают. «Нет инструкций…» …Кто навязал нам этот позор? Люди, которые первые трубили о героизме, несгибаемости, долге, чести…» (Николай Вержбицкий)
_______________
«Положение с продовольствием [в Москве] тяжелое… отмечены случаи смерти от истощения среди старых и немощных людей. Однако у населения в целом, особенно у детей и молодежи, видимых признаков недоедания не наблюдается. Русские люди обладают удивительной способностью существовать на одном хлебе…
Фактически единственное место здесь, где можно услышать ропот, это очереди за продуктами… Это недовольство, однако, проявляется гораздо слабее, чем перед Новым годом, и тот факт, что Сталин, являющийся поистине национальным героем, и его ближайшее окружение не оставили Москву в дни кризиса, значительно усилил позиции правительства.
Среди населения.., особенно среди молодежи, еще очень сильно влияние идеализма, соединенное с весьма реальной гордостью за свое первое социалистическое государство… Это уже не фанатики, а очень искренние приверженцы, и они представляют большую силу, служащую значительным противовесом недовольным и разочарованным…
Продовольственная ситуация в настоящий момент представляет наибольшую угрозу для России, и эта угроза вполне реальна»
(генерал Макфарлейн)
_______________
«А студентка Первого меда отправилась под Сталинград, где работала врачом в лагере военнопленных немцев. Лагерь располагался в заснеженной степи где все было выжжено войной, кроме врытых в землю бетонных засолочных чанов, где в мирные годы квасили капусту. В них, как сельдей в бочках, разместили пленных солдат, спасая их и без того помороженных от лютых морозов. Однако от тифа не спасли. И юный врач Женя Соколова спускалась по приставной лестнице на дно этих воистину адских котлов, где в тифозном жару и тифозных вшах умирали ее пациенты. В белом халате она казалась им ангелом, спустившимся на дно преисподней. Они так и звали ее – «фрау Энгель», совали ей фотографии своих жен и детей, как будто она могла спасти их от вдовства и сиротства. А она сама вскоре свалилась в тифозном бреду. Выжила чудом» (Николай Черкашин)
_______________
«С расстояния в 600 метров мы открыли огонь, и целые отделения в первой волне наступающих повалились на землю… Уцелевшие одиночки тупо шли вперед. Это было жутко, невероятно, бесчеловечно. Никто из наших солдат не стал бы в одиночку двигаться вперед… Первые три волны были уничтожены нашим огнем… Натиск четвертой волны был более медленный: люди прокладывали путь по ковру трупов… Количество, продолжительность и ярость этих атак совсем истощили и испугали нас… Если Советы могут позволить себе тратить столько людей в попытке ликвидировать незначительные результаты нашего наступления, то сколько раз они будут атаковать, если объект будет действительно важным?» (из рассказа немецкого солдата)
_______________
«Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных» (Николай Никулин)
_______________
«Кт
о жил в эти дни – без слов знает все. А грядущие поколения (и дай, Господи) никогда не поймут наших потерь, наших жертв, наших трагедий, обиды и боли, ужаса и сиротства, насилия и беспомощности, лжи и трусости, мелкоты падения и героических неведомых подвигов. О героях будут писать. А о маленьких повседневных безысходностях знают только те, кто их пережил» (Мария Волошина)
_______________
«Новые крупные корпуса, строительство которых шло в 30–40-градусные морозы, осваивали по частям. Покрывали что-то крышей, отгораживали площадку стеной, ставили станки. Шли дальше, а станки начинали работать. 20 декабря. Станки устанавливают в цехах одновременно с возведением стен. Начинают выпускать самолеты, когда еще нет окон, крыши. Снег покрывает человека, станок, но работа продолжается. Из цехов никуда не уходят. Здесь и живут. Столовых еще нет. Где-то есть раздаточная, где выдают что-то похожее на суп» (Александр Яковлев)
«Установили жилую норму: 1,5-2 кв. м на человека. Заняли под жилье две школы, клуб. Вблизи завода поставили брезентовые палатки… и в них тоже поселили прибывших. Трудности не ограничивались жильем. Многие шли на заводы пешком 12-16 км. С транспортом тяжело. Недоставало одежды и обуви. Плохое, если не сказать больше, было питание» (Алексей Шахурин)
_______________
Отрывки из вскрытых в 1946 году органами госбезопасности писем граждан (Воронежской и Сталинградской областей):
«…Надвигающийся голод страшит, моральное состояние подавленное. Дети наши живут зверской жизнью – вечно злы и голодны. От плохого питания Женя стал отекать, больше всего отекает лицо, очень слабый. Голод ребята переносят терпеливо, если нечего поесть, что бывает очень часто, молчат, не терзают мою душу…»;
«…Мы совсем погибаем: есть нечего. Можно ли жить дальше? Так жить не хочется, живым бы лег в могилу. Как только наступает утро, Галочка просит есть. А что я ей дам?»;
«…Продукты все дороже и дороже. Когда придешь на базар, так становится жутко. К продуктам, особенно с нашими деньгами, не подойдешь… Очереди за хлебом стоят с вечера, но мы почти не ходим, потому что бесполезно. Голова ходит кругом от дум и от питания. Продавать нечего…»;
«…Тяжело жить и морально и материально, а тут еще надвинулся голод. Ведь в Воронежской области страшный недород. Муки, хлеба коммерческого получить нет возможности, очереди тысячные, люди едят жмых. Вот и живи как хочешь. Смерть хотя и близка, а страшно от голода умирать. Ну, да все равно, лишь бы поскорей. Я так устала, так тяжело жить»;
«…Бабушка у нас сильно болеет. Она и все мы опухли, уже три дня сидим голодные… Хоть бы поесть горячего, тогда можно умирать, а голодным умирать не хочется. Хлеба по карточкам стали давать меньше: дети получают по 150 грамм, а мама с бабушкой по 100 грамм»;
«Я ем сейчас желуди, хоть и запрещают их есть, так как от них погибло много людей, но больше есть нечего, так жить дальше я не могу»
_______________
«Все потери, которые наш народ перенес за… 300 лет от Смуты XVII века, – не идут и в дальнее сравнение с потерями и падением за коммунистическое 70-летие.
На первом месте здесь стоит физическое уничтожение людей. По косвенным подсчетам разных статистиков – от постоянной внутренней войны, которую вело советское правительство против своего народа, – население СССР потеряло не менее 45 – 50 миллионов человек. … Причем особенность этого уничтожения была та, что не просто косили подряд, кого придется, или по отдельным территориям, но всегда – выборочно: тех, кто выдавался либо протестом, сопротивлением, либо критическим мышлением, либо талантом, авторитетом среди окружающих. Через этот противоотбор из населения срезались самые ценные нравственно или умственно люди. От этого непоправимо падал общий средний уровень остающихся, народ в целом – принижался. К концу сталинской эпохи уже невозможно было признать в народе – тот, который был застигнут революцией: другие лица, другие нравы, другие обычаи и понятия»
(Александр Солженицын)
_______________
«Вообще, за торговлю взялись крепко. Но если подымать ее таким образом, то надо расстрелять всех, без исключения, директоров, завмагов, даже овощников из пустых смрадных палаток, потому что все воруют. Не забыть и пивников, почти официально разбавляющих пиво. И, разумеется, всех работников общественного питания. Если же распространить этот метод лечения общества на другие сферы, то надо казнить врачей, в первую голову хирургов, получающих в лапу за любую операцию, ректоров университетов и директоров институтов, а также членов приемочных комиссий – без взятки к высшему образованию не пробьешься, прикончить надо работников ГАИ, авторемонтников, таксистов, театральных, вокзальных и аэропортовских кассирш, многих издательских работников, закройщиков ателье, жэковских слесарей и водопроводчиков, всю сферу обслуживания. Если же кончать не только тех, кто берет взятки, но и тех, кто их дает, то надо ликвидировать все население страны» (Юрий Нагибин)
_______________
«Тот, кто живет в деспотическом государстве, сам в этом виноват, ибо принадлежит к народу, который в этом виноват. Гнусное бедствие оттого гнусно, что оно превратилось в нормальный образ жизни. И потому подданные тирана не замечают, что ими помыкает ничтожество, не замечают тирании, как глубоководные рыбы не чувствуют давления воды и не страдают от мрака. Когда же им приходится слышать о существовании другого мира, они оказываются способными рассуждать о нем лишь в терминах своего собственного подводного мира» (Борис Хазанов)
_______________
«Мы живем, под собою не чуя страны». Так продолжается и по нынешний день. Мы совершенно не знаем друг друга, разобщены, больны, усталы… Среди нас есть поборники старого – убийцы, искатели мелких удовольствий, сторонники «сильной власти», которая уничтожает все, что ей мешает. И еще есть огромные, мрачные толпы сонных и неизвестно о чем думающих людей. Что они помнят, что они знают, на что их можно толкнуть? (Надежда Мандельштам)
_______________
«Стоит хоть на день выйти из суеты работы и задуматься, как охватывают ужас и отчаяние. Странно, но в глубине души я всегда был уверен, что мы обязательно вернёмся к этой блевотине. Даже в самые обнадёживающие времена я знал, что это мираж, обман, заблуждение и мы с рыданием припадём к гниющему трупу. Какая тоска, какая скука! И как все охотно стремятся к прежнему отупению, низости, немоте. Лишь очень немногие были душевно готовы к достойной жизни, жизни разума и сердца; у большинства не было на это сил. Даже слова позабылись, не то что чувства. Люди пугались даже призрака свободы, её слабой тени. Сейчас им возвращена привычная милая ложь, вновь снят запрет с подлости, предательства; опять — никаких нравственных запретов, никакой ответственности — детский цинизм, языческая безвинность, неандертальская мораль» (Юрий Нагибин)
_______________
«Русский народ совершил в XX столетии ужасающие злодеяния, затмевающие по своим масштабам и жестокости все до того содеянное человечеством. И это нами как-то не сознается, выводы из этого не делаются. А, между тем, прошлые деяния наши идут вслед за нами, и не под бременем ли грехов дедов и отцов наших мы сгибаемся и падаем, и видим издали, как живут иные народы, а у самих себя создать ничего не можем: строим, созидаем, но все разрушается в прах.
Впервые в истории человечества осмелились мы восстать на Бога и семь десятилетий вести войну не против церкви, не против какой-либо религии, а именно против Самого Творца мирозданья, против самой идеи Божественного. Ни один народ, ни одна страна никогда не решались до нас на такое.
Мы залили землю нашу братской кровью и осквернили ее на много поколений вперед. Страдания жертв, слезы вдов и сирот, последние стоны истаивающих от голода – они на нас. В России свершились небывалые мерзости и жестокости. А когда у нас достало сил и обстановка была подходящей, мы вынесли нашу злобу и бесчеловечную жестокость за границы России, излив ее на иные народы. Неужели все это возможно забыть? Как гулящей жене из притчи «поесть и обтереть рот свой и сказать: «я ничего худого не сделала». Нет – такого не будет, и надеяться нечего. Дети отвечают за грехи отцов. Великого и страшного закона этого никто не отменял и не отменит никогда.
Нет такой политической или экономической модели, которая могла бы сделать нынешнюю Россию процветающей и свободной. Нет и не может быть такого гениального политика, который бы ввел нынешний русский народ на равных в мировое сообщество наций. На челе нашем – каинова печать братоубийства и богоубийства»
(Андрей Зубов)
«Представитель диктатуры рабочего класса, советский директор предприятия обладает всей полнотой власти. Его слова – закон, его власть на производстве должна быть диктаторской… Командир производства, уклоняющийся от применения самых жестоких мер воздействия к нарушителям государственной дисциплины, дискредитирует себя в глазах рабочего класса, как человек, не оправдывающий доверия»
Из журнала «Проблемы экономики», октябрь 1940 г.
Георгий Федотов, философ, историк, с 1926 года эмигрант:
«Посмотрите на поколение Октября. Их деды жили в крепостном праве, их отцы пороли самих себя в волостных судах. …Вглядимся в черты советского человека – конечно, того, который строит жизнь, а не смят под ногами, на дне колхозов и фабрик, в черте концлагерей. Он очень крепок, физически и душевно, очень целен и прост, ценит практические опыт и знания. Он предан власти, которая подняла его из грязи и сделала ответственным хозяином над жизнью сограждан. Он очень честолюбив и довольно черств к страданиям ближнего – необходимое условие советской карьеры. Он готов заморить себя за работой, и его высшее честолюбие – отдать свою жизнь за коллектив: партию или родину, смотря по временам»
Николай Тихонов
Длинный путь. Он много крови выпил.
О, как мы любили горячо –
В виселиц качающемся скрипе
И у стен с отбитым кирпичом.
Этого мы не расскажем детям,
Вырастут и сами все поймут,
Спросят нас, но губы не ответят
И глаза улыбки не найдут.
Показав им, как земля богата,
Кто-нибудь ответит им за нас:
«Дети мира, с вас не спросят платы,
Кровью все откуплено сполна»
Лев Копелев, писатель:
«Было мучительно трудно все это видеть, тем более самому участвовать. И уговаривал себя, объяснял себе: «нельзя поддаваться расслабляющей жалости, мы вершим историческую необходимость. Исполняем революционный долг. Добываем хлеб для социалистического отечества. Для пятилетки». И как и все мое поколение, я твердо верил в то, что цель оправдывает средства. Нашей великой целью был небывалый триумф коммунизма, и во имя этой цели все было дозволено – лгать, красть, уничтожать сотни тысяч или даже миллионы людей – всех, кто мешал нашей работе или мог помешать ей, всех, кто стоял у ней на пути».