Информационное пространство России переполняет ненависть чуть ли не ко всему миру и, в особенности, к нашим соседям по цивилизации. В создании этой атмосферы всеобщего злобного недоверия ко всему, что находится вне границ России, заслуга не только Власти и подчиненных ей СМИ — они говорят только то, что людям нравится, что тешит их самолюбие, что отвечает их представлениям об окружающем мире, что растравляет их страхи и вырабатывает стойкую неприязнь ко всему «чужому».

     И, мама дорогая, чего тут только нет!.. Оказывается, «америкосы с гейропейцами» спят и видят, как бы это «снова поставить Россию на колени», заграбастать наши природные ресурсы, оторвать от нашей Родины самые «лакомые куски», разрушить ее и оставить на месте великой страны десяток соперничающих между собой государств. Армии НАТО уже вплотную придвинулись к нашим границам, и тут только новейшие наши вооружения и тайная деятельность наших спецслужб способны оборонить страну от нависшей угрозы… ну, и так далее. И все это сопровождается неустанным поиском разноообразных врагов диковатыми добровольцами, разоблачителями заговора таинственной «мировой закулисы», направленного на сокрушение нашего богоспасаемого Отечества.

     И самодеятельные «добровольцы», и подконтрольные СМИ, и выступления тех, кому это позволено, с разнообразных трибун отравили общественное сознание настолько, что пора бы уже несколько протрезветь и вернуться к нормальному здравому смыслу.

     Сначала неплохо было бы осознать, что в новом веке никто, будучи в здравом рассудке, на нас нападать не собирается, эпоха «больших» войн прошла. Ушли в историю вооруженные попытки захвата и расчленения территории проигравших, прошли, за ненадобностью, войны за природные ресурсы. Элементарный расчет — покупать у соседей необходимое оказывается неизмеримо выгодней, во сто, в тысячу раз дешевле, чем десятилетиями вкладывать миллиарды и триллионы, обустраивая захваченные территории с их населением.

     Касается это и России. Война с ней экономически бессмысленна, а победа над ней катастрофически разорительна — во всем мире не хватит средств, чтобы ее после этой «победы» хоть как-то привести в божеский вид.

     Вряд ли стоит всерьез опасаться и организованных извне «цветных революций». Во-первых, потому, что такие «майданы» дело рук массы самих их участников, и не стоит преувеличивать влияние на эти «замятни» каких-то внешних сил. А во-вторых, наши западные соседи вряд ли решатся лезть в очередную нашу заварушку и искать приключений на свою задницу, поскольку вполне удовлетворены тем состоянием, в котором оказалась на обозримое будущее наша страна, тем тупиком, в который мы загнали себя сами.

     Запад хочет от России не так уж и много: невмешательства в свои дела и дела его ближайших союзников; отказа от подрывных методов во внешней политике; отказа от поддержки диктаторских, террористических режимов по всему миру. Россия упорно отказывается от этих вполне разумных требований, и до тех пор, пока наша страна будет вести себя исключительно по своему собственному разумению и считать это естественным и нормальным, так, будто международного права не существует, пусть она будет готова к тому, что соседи по цивилизации будут относиться к ней соответственно.

     Запад в очередной раз стремительно пошел в отрыв, наращивая свой экономический, военный, интеллектуальный потенциал с пугающей быстротой. Остальные страны обеспечивают этот рывок тем, что у них есть, — поставками своих природных ресурсов и рабочей силой низкой или средней квалификации, использующей западные технологии. Мы, Россия, несмотря на все свое нынешнее гордое болботание о былом величии, относимся именно к этим «остальным». ОсознАем это.

     И давайте прекращать выискивать коварных врагов, клокотать ненавистью ко всему «ненашему» и уверять друг дружку в том, что «кто-то» изо всех сил старается не дать нам «встать с колен». И за начавшиеся у нас серьезные проблемы не стоит так уж люто ненавидеть даже собственную Власть — это ведь тоже мы. В наших бедах — вчерашних, сегодняшних и будущих — повинны исключительно мы сами. Это ведь наша собственная глупость, высокомерие, самомнение и лень завели нас в очередной тупик, из которого неизвестно как выкарабкиваться.

Если Вы хотите, чтобы редактор новостной ленты Israelinfo в свободном поиске на кассе BRAVO! получил возможность поставить новость в разделе Культура с описанием Вашего мероприятия, ему необходимо сопроводить текст иллюстрацией размером не менее 1500 х 1000 пикселей. В противном случае размещение статьи станет технически невозможным.

То же касается и изображений, которыми сопровождаются платные заказы на статьи раздела Культура в Israelinfo. [Заявки на статьи присылать на tarasych@gmail.com]

С ув. редактор Israelinfo Сергей Жуковский

Россия постепенно превращалась в то, что я называю «коммерческим государством»: в систему, где права и свободы пусть и постепенно, но последовательно урезаются, а элиты беспрепятственно конвертируют властные полномочия в собственность и богатство. Год за годом жители страны наблюдают за тем, как они превращаются из граждан в подданных, в то время как «наверху» начинают возникать элементы кланового общества. Россия становится все более чуждой развитым странам, которые активно переосмысливают свое будущее с позиций расширения прав человека и гражданина. И, судя по всему, режим не сможет изменить этого основного вектора своей эволюции, несмотря на отмечавшиеся уже робкие попытки «модернизации» или «перезагрузки». Система не подвержена ремонту (и ее основные действующие лица это понимают), она может быть только сломана (что маловероятно) или же рухнуть из-за собственной неэффективности (что более реально, но в отдаленном будущем).

власть в этот период реализовывала реформы, направленные на ускоренное развитие экономики (нужно было не только поднимать жизненный уровень населения, но и расплачиваться с внешними долгами, делать страну привлекательной для инвесторов ради повышения рыночной оценки захваченной добычи, создавать элементы «инфраструктуры личного обогащения» за рубежом) и формализацию существующих отношений собственности. В эти годы сформировалась довольно современная банковская система, были упорядочены финансовые потоки и выстроена фискальная вертикаль, капитализация российских компаний достигла исторического максимума.

главной задачей Кремля в этот период было создание основ той системы, которую новые хозяева страны собирались долгое время использовать для собственного обогащения.

главной задачей была не легитимация власти Путина (все делалось в целом в рамках закона, а его переезд в Белый дом в 2008 году это лишь подчеркивает), а развитие страны как объекта владения. Получив в 1999 году то, что не все даже захотели бы взять на поруки, команда нового президента — с помощью цен на нефть и силовых мер — сделала это ценным и привлекательным активом, но столкнулась с основной проблемой «второй декады» — проблемой легитимности.

в 2012–2013 годах, когда возможность развития по китайскому или мексиканскому вариантам, предполагавшим смену первого лица при нерушимости системных основ, была отвергнута. Соответственно, контекст бесконечного правления должен был стать иным: с вопросов экономической успешности акцент следовало переместить на «величие страны», и доказательствами нового места России в мире

его бесконечное правление стало фактом в 2012-м, и все прошлое десятилетие было потрачено на то, чтобы найти для него некое рациональное обоснование. Итогом стала легитимация довольно низкого пошиба: сошлись на том, что мы живем в осажденной стране, которую президент не может оставить своим попечением, что экономикой можно пожертвовать ради идеи суверенитета и «места России в мире» и что абстрактные ценности и принципы важнее прав человека, благосостояния и развития. Общество даже приняло эту аргументацию — уровни доверия стабилизировались, открытая оппозиция режиму слаба, люди фокусируются на своих проблемах и стараются не думать о политике, убеждая себя в том, что перемены опаснее стабильности

«третью декаду» режим вступает в условиях отсутствия хороших для себя вариантов. Наращивание градуса конфронтации с миром не приносит значительных дивидендов, а новая «перезагрузка» не только маловероятна, но и способна породить массу вопросов о том, почему же страна живет так плохо, если внешней угрозы как бы и не было (в этом можно проследить и некую параллель с поздним СССР, когда начало реальной разрядки резко переключило внимание людей на внутренние проблемы). Серьезное оживление экономики невозможно ввиду скованности ее силовыми ведомствами и огромных бюджетных расходов, требующих повышения налогов. Энергетический экспорт не перестанет приносить нужных Кремлю средств, но рентному хозяйству теперь соответствует и рентное государство, на потребности которого эти деньги уходят без следа и последствий. В таком контексте 2020 год был потрачен Кремлем на подготовку к новому этапу «работы»: изменения в Конституции обеспечили Владимиру Путину возможность править как минимум до 2030 года; ужесточение законодательства об иностранных агентах закрыло или закроет доступ в политику многим диссидентам, если не большинству; переписывание Уголовного кодекса обеспечит жесткий прессинг, которого, по мнению властей, общество испугается.

Конечно, режим Владимира Путина имеет два главных достижения: экономика и сейчас находится в неизмеримо лучшем состоянии, чем в 2000 году, а люди живут намного лучше; внешнеполитические авантюры, особенно крымская, создали очередную «скрепу», значение которой не следует недооценивать, поэтому называть первые две декады «потерянным временем» было бы совершенной ошибкой. Однако, похоже, ни в одном, ни в другом направлении невозможно добиться дальнейшего прогресса, и поэтому наступающее время станет временем террора и «чистого» авторитаризма. И мне кажется, что оно придет надолго.

Причины этого, на мой взгляд, многочисленны. Во-первых, в отличие от позднего советского времени, когда людям «нечего было терять, кроме своих цепей», современные россияне ценят то, чего им удалось достичь, и вряд ли готовы массово выходить «из зоны комфорта». Как бы мы ни описывали экономические провалы путинского государства, от него сегодня зависят слишком многие, чтобы его непринужденно смела волна народного гнева. Во-вторых, с самого начала правления «национального лидера» недовольным или не слишком довольным был указан путь на выход — и им воспользовались миллионы людей, отсутствие которых внутри страны делает потенциал общественного протеста гораздо менее сильным. В-третьих, и это очень важно, надо иметь в виду, что за прошедшие двадцать лет Кремль не раз и не два спрашивал у людей, поддерживают ли они его политический курс, — и всякий раз получал одобрительный ответ. Три победы Владимира Путина на президентских выборах, крымская история и недавний конституционный референдум, на котором даже после пенсионной реформы в условиях развала социальной сферы у людей не нашлось сил сказать «хватит», говорят о многом.

У россиян не остается реальной возможности влиять на принятие новых правовых норм, но неподчинения им в массовом порядке ждать не следует. Мы должны также отдавать себе отчет в том, что аресты и посадки несогласных с властью людей вызывают в обществе все меньший резонанс; они все чаще воспринимаются как норма, и это очень нехороший знак. При этом изображение наиболее активных противников режима в виде «пятой колонны» несомненно оттолкнет от них значительное число россиян, традиционно относящихся к «загранице» с недоверием.

Официальные прогнозы не предполагают экономического роста, который мог бы обеспечить заметное повышение уровня жизни населения. Сейчас мы видим только разговоры об инвестициях в перевооружение и попытки отстоять лишь «самое ближнее» зарубежье. Система со всей очевидностью сгруппировывается, и ни о каком «диалоге» — с предпринимателями, западными партнерами или гражданами — речи уже не идет.

за время правления В. Путина не были подведены итоги выполнения ни одной общенациональной или отраслевой программы развития. Практически во всех случаях за 2–3 года до истечения срока реализации той или иной стратегии она заменяется новой, рассчитанной на более продолжительный срок, что позволяет не отчитываться о реализации долгосрочных планов, как это делалось прежде на регулярно проводившихся партийных съездах.

российская власть довольно быстро убедилась в том, что качество исполнения обещаний не слишком сильно влияет на степень ее поддержки населением. Между тем любое успешно экономически развивающееся общество имело и имеет инструменты давления на власть — либо со стороны граждан, либо со стороны предпринимательского класса, заинтересованного в развитии. В России в 2000-е годы сложилась ситуация, при которой в стране не было сил, заинтересованных в модернизации и достаточно организованных для давления на власть. Население атомизировалось и предпочло решать свои проблемы индивидуально; бизнес быстро ощутил выгоды взаимодействия с коррумпированной политической элитой. Сам В. Путин и его окружение, относясь к государству как к личной собственности, но не будучи способны это отношение институционализировать, были заинтересованы не столько в развитии экономики, сколько в возможностях присвоения максимально возможного объема коррупционного дохода. Как только в 2010–2013 году стало понятно, что управляемость системы не снизилась, задача роста практически ушла из повестки дня.

Сейчас большая часть общества не является активными сторонниками ни реального Путина, ни условного Навального: люди решают текущие задачи и живут своей жизнью. Они смирились с воровством элиты, но в то же время и не вдохновляются рассуждениями о законности и свободах. Между тем их насущных проблем не касаются в своих программах ни власть, ни оппозиция. В таких условиях результатом долгого застоя не может не стать появление новых элитных групп, которые попытаются провести реформу системы, отсекая оба маргинальных фланга.

Когда можно ожидать подобной трансформации? На мой взгляд, еще не скоро — вероятнее всего, после физического ухода самого Путина, для правления которого сейчас в России не существует значимых угроз или ограничений. Репрессивная машина в порядке, массы активно проявляющих себя недовольных нет, уровень жизни остается вполне достойным той экономики, которую имеет Россия.

главная новация 2020 года — это по сути Россия без правил. На протяжении 20 лет власть последовательно примитивизировала как сознание населения, так и собственные методы менеджмента. Сейчас, видимо, она пришла к выводу, что любой сложности не место в нашем обществе. Все должно стать предельно просто: если есть отличная точка зрения на историю — «русофобия»; если оппозиция хочет участвовать в политике — «рвется к власти»; если кто-то возмущается пытками в полиции — «злоупотребляют правом»; ну и, наконец, если я считаю, что нужно поменять законы — значит их надо менять. Сложность объяснений и аргументации уступает место простоте указаний и властвования.

Готовность смиряться со сложностью окружающего мира воспитывается в людях поколениями — в то время как для принятия самых простых (при этом порой самых невероятных) объяснений не нужно никаких усилий. Зачем постигать сложности функционирования мировой экономики, когда ясно, что всем рулят Ротшильды? К чему копаться в деталях становления украинской нации и ее ценностных ориентирах, если можно сказать, что в Киеве все — бандеровцы и фашисты? если можно просто выслушать очередной приказ и броситься его исполнять, не задумываясь о легитимности?

знаменитая sancta simplicitas, помогающая, по Руфину, глупцам возвышаться над мудрецами — вещь крайне опасная, как минимум, по трем причинам.

Во-первых, политически такая простота есть основание тирании, которая по самой своей сути предполагает отказ от максимально большого числа правил и норм. Скатывание к такой простоте можно видеть очень часто и практически на всех континентах — причем результат всегда оказывался одним и тем же: начиная с малого, правитель быстро входил во вкус и рано или поздно разрушал все элементы правового порядка. Именно это, на мой взгляд, и ждет Россию в будущем; как говорил Ницше, «культура — это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом», и ограничивая власть закона, власть разрывает эту кожуру, вследствие чего хаотичная борьба с хаосом становится ее основной миссией, реализация которой требует все больше полномочий и все более радикальных средств.

Всякий раз «простой подход» к миру заканчивался трагедиями — «мировой революцией», «окончательным решением еврейского вопроса» или «войной с террором». Простота не предполагает мира, так как мир всегда представляет собой продукт сложного взаимодействия интересов в контексте постоянно меняющихся обстоятельств, а это по определению требует комплексных подходов и сложных решений. Республики, как утверждали классики политической теории, не воюют друг с другом — но республика заканчивается там, где отрицается верховенство права над интересами правителя.

экономически простота есть синоним деградации — особенно в современном мире, где банальное копирование и индустриальное воспроизводство давно перестали быть основой успешных хозяйственных систем. Экономика XXI века растет на принятии во внимание интересов и склонностей максимально большого числа самых разных людей и отторгает любые попытки унификации и стандартизации. Совершенно неслучайно наша страна, даже вставая с колен, не может вырваться из сырьевой зависимости: эта зависимость указывает на фактически единственную сферу деятельности, которой ограничена экономика без правил, где не важны интересы инвесторов и работников, а миллионы нахлебников могут кормиться от получаемой ренты (хотя, замечу, успехи Венесуэлы в разрушении даже сырьевой экономики вследствие ничем не ограниченной власти вождя заслуживают искреннего восхищения, показывая, что в мире простых решений нет ничего невозможного).

Самым важным моментом, который следует отметить в заключение, является то, что описанный упадок вполне может на определенной части своей траектории происходить даже без применения серьезного насилия со стороны власти в отношении общества — просто потому, что простые решения до поры до времени кажутся элитам и массам одинаково привлекательными.

При этом следует заметить, что эпоха грандиозных невыполнимых (и невыполненных) обещаний незаметно для нас самих пришла к концу. Никто уже не говорит россиянам о росте экономики «не менее чем на 8% в год», как о том мечтали в начале путинского правления; забыты рассказы о миссиях на Марсе и Луне; тихо сошли на нет разговоры о «нанобудущем». Сейчас население убеждают прежде всего в том, что хуже не будет: официальные прогнозы не содержат обещаний роста больше 2–3%, а на повышение реальных доходов народ не ориентируют даже самые оптимистичные бюрократы. Обещания сделали свое дело — они позволили когорте путинских приближенных приватизировать страну; заставили граждан «абстрагироваться» от политики; создали иллюзию того, что Россия живет лучше, чем когда бы то ни было. Народ, как может показаться, готов следовать за своими вождями дольше, чем евреи за Моисеем, даже не спрашивая уже, виднеется ли где-то обетованная земля. И поэтому сегодня ни реалистических стратегий, ни выполнимых планов у Кремля нет: есть лишь способность содержать в приличном состоянии несколько точек на карте страны (Москву, Санкт-Петербург, Сочи), кооптировать в правящий класс способных бросаться под танки «технократов» и доказавших личную преданность охранников и обманывать самого себя показателями капитализации рынков и способностью ракет двигаться в десять раз быстрее скорости звука в плотных слоях атмосферы. Насколько долго всего этого будет достаточно для удержания населения в покорности? Ответ на этот вопрос даст только время.

«Я — не демократ. Я не верю в демократию. Я верю в свободу и права. Свобода предшествует демократии и предполагает наличие у человека неотчуждаемых прав»

экономики развитых стран становятся все более устойчивыми, а применяемые ими инструменты борьбы с возникающими вызовами — все более изощренными. Основными причинами этого я вижу технологическую и финансовую революции, которые начались в западном мире полвека назад и сегодня приносят свои плоды.

Несмотря на сказки о «мирном возвышении» Китая, «вставании с колен» России и бурном развитии стран БРИКС, в мире сложилась реальность, на которую не стоит закрывать глаза. Западные страны только в течение второго квартала 2020 года увеличили балансы своих центральных банков на сумму, превышающую «накопленные непосильным трудом» за 20 лет валютные резервы Китая, России, Саудовской Аравии, Бразилии, Южной Африки и ряда других стран. Это означает, что пытаться пугать Запад «выходом из долларовых активов» бессмысленно: центральные банки выкупят их на свой баланс без труда и проблем.

что развитые страны практически не ограничены в средствах, которые могут направить на снижение зависимости от периферии, будь то американская «реиндустриализация» или европейская «декарбонизация»: те, кто говорит, что это «слишком дорого» и «экономически неоправданно», просто не понимают новых реали

При этом далеко не все сводится к финансам. Сама экономика развитых стран существенно изменилась за последние десятилетия. Если в 1920–1960-х годах усовершенствования большей части товаров приводили к их удорожанию, то сегодня доминирует обратный тренд. Все становится экономичнее и дешевле; компьютеры, телефония, услуги передачи данных падают в цене стремительно, а если учитывать скорость их совершенствования, то и вовсе невообразимо. Целые массивы услуг — прежде всего социальные сети, поисковые системы, облачные сервисы и файлообменники, электронная почта и передача текстовых сообщений — оказываются бесплатными. Повышение креативного характера экономики приводит к самому большому изменению последних десятилетий: потребление в значительной мере становится инвестицией в человеческий капитал, если таковой применяется во все более широком спектре видов деятельности. И в таких условиях развитые страны демонстрируют довольно высокие темпы роста при валовом накоплении, не превышающем 11–13% ВВП, в то время как в Кремле постоянно пытаются поднять этот показатель к 25%, считая, что уж тогда-то экономика точно ускорится (в Китае, замечу, при доле инвестиций на уровне не менее 30% ВВП темпы роста падают уже почти десять лет). Информационная экономика, основанная на современной финансовой системе, выглядит сегодня намного более устойчивой и самодостаточной, чем когда-либо ранее, — и это очень тревожный сигнал для мировой периферии.

Иллюзия «догоняния» осталась иллюзией: разница в ВВП на душу населения США и Китая, выраженная в долларах, сегодня больше, чем 60 лет назад. Новая разделенность мира может оказаться кардинально отличающейся от той, которую мы помним по временам холодной войны: блоки и страны не будут стремиться воевать друг с другом (войны сегодня экономически бессмысленны — последней из войн, где контрибуции и добычи победителей превысили потери денег и активов, была прусско-французская война 1871 года), но их экономические системы будут отличаться ничуть не меньше, чем американский капитализм от советской плановой системы.

Есть ли шанс у стран периферии выправить положение? На мой взгляд, нет. Сегодня Запад пожинает плоды гигантского и очень рискованного эксперимента, который он вел с начала 1970-х до конца 2000-х годов. Повторю: Америка, а затем Европа построили «новую экономику» прежде всего потому, что не испугались того, что в их валютах будет номинировано более 90% международно торгуемых долгов. В отличие от них, Китай, Россия и остальные страны пошли по противоположному пути, стремясь быть нетто-кредиторами мировой системы и не делать свои валюты конвертируемыми ради внутренней «стабильности». Результат налицо: юань и рубль сегодня имеют хождение почти исключительно в расчетах между странами-эмитентами и теми, кто покупает у них товары или услуги (что напоминает лишь «переводной рубль» времен Совета экономической взаимопомощи). Выбор такой модели объективно оставляет периферию экономически в «долгом ХХ веке» и вынудит ее переходить к преимущественному сотрудничеству друг с другом, а не с развитым миром, что еще более затормозит ее развитие.

сегодня Россия и ее союзники имеют перед собой «новый Потсдам», причем как раз в тот момент, когда стало известно о наличии у одной из сторон ядерной бомбы. Именно ее — на этот раз в экономическом смысле — получили западные страны в ходе растянувшегося на полвека нового «манхэттенского проекта», перестроившего их финансовую архитектуру. Можно ли похитить тайную схему глобальных финансов? Вообще-то, в ней нет ничего секретного. Проблема состоит в ее воспроизведении, которое может оказаться куда более сложным, чем любое соревнование в уходящем в прошлое индустриальном мире.

Завотделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук

Англосаксами обычно называют выходцев из Британии, с 17 века распространивших свое влияние далеко за пределы своего острова и создавших свои государства в разных частях света — Великобритания, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия. Именно британцы, объединенные общей культурой и языком, заложили фундамент современной технологической цивилизации, которую и возглавляют до сих пор.

Владислав Иноземцев, экономист:

«…Опыт Японии показал, что сегодня в мировой экономике не может доминировать страна, которая не является мощным источником технологических нововведений… Японская промышленность сформировалась в условиях, когда доступ к технологиям был легким [«Условия, на которых японским предпринимателям и правительству удавалось приобретать новые технологии, поражают воображение: общие затраты на эти цели за 1952–1980 годы составили от 45 до 50 млрд. долл., что меньше расходов на научно-технические разработки в США в одном только 1980-м году»]… Не в последнюю очередь именно этим объясняется явное пренебрежение японцев проблемами образования и научных исследований. Образование поддерживалось на высоком уровне, но оставалось унифицированным, НИОКР [НИОКР – сокращенно «научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы»] занимали сравнительно небольшое место, в целом же культивируемые в обществе ценности и традиции препятствовали проявлению того индивидуализма, который только и может принести научные, технологические и хозяйственные достижения, адекватные потребностям наступающего столетия»;

«Если в США только 6,6 процента ВНП производится в отраслях, считающихся регулируемыми государством, то в Японии этот показатель составляет в промышленности 16,8 процента, в сельском хозяйстве – 86 процентов, а в финансовой сфере – 100; среднее его значение равняется 50,4 процента. Масштаб вмешательства государства в экономику может быть проиллюстрирован тем, что японские потребители ежегодно теряли в конце 80-х около 40 млрд. долл. только на покупках продовольственных товаров, а пошлины на ввоз дешевого американского риса достигали 800 процентов; при этом на 170 тыс. японских фермеров приходилось 420 тыс. управленческих работников низового уровня и 90 тыс. персонала Министерства по делам сельского хозяйства и рыболовства. В результате в те годы цены на бытовую электронику в США были ниже японских на 40 процентов,.. на автомобили – на 71, на запчасти к ним – на 82, а на продовольственные товары – на 96 процентов…»;

«…Экономический рост мог поддерживаться двумя способами: сверхэксплуатацией работников и искусственным «впрыскиванием» необходимых ресурсов. …2044 часа, проводимых «среднестатистическим» японцем на работе в течение года [70-е годы], на 10 процентов превышают рабочее время американца, на 20 – англичанина и француза и более чем на 30 – немецкого работника. Характерно, что это положение фактически не могло быть изменено, так как господствовавшая в стране система лояльности той или иной фирме существенно снижала возможности миграции рабочей силы… Таким образом, несколько десятилетий роста были в значительной мере были основаны на экстенсивных факторах; даже применяя в массовом производстве весьма совершенные технологии, Япония сумела обеспечить к концу 80-х годов производительность труда, не достигавшую и 65 процентов американского уровня; при этом в отдельных отраслях она была гораздо ниже (в легкой промышленности – 57 процентов, в пищевой – 35, а в сельском хозяйстве – всего лишь 18 процентов американского показателя)»