Доля шляхетского слоя в населении Польши составляла 10-12%. Для сравнения — доля населения, сравнимого со шляхтой по роду занятий в Московии-России, вряд ли превышала 2%.
Фридеманн Бедюрфтиг, немецкий историк:
«Страна была превращена в пустыню. Такие города, как Кельн, Дрезден, Кассель или Дортмунд, уцелели лишь на треть; 40 процентов квартир были полностью разрушены или больше не подлежали восстановлению. В когда-то современных промышленных регионах Силезии и Рурской области дымились уже не фабричные трубы, а руины. Все 33 железнодорожные моста через Рейн и Везер, 22 из 34 мостов через Дунай рухнули, треть железнодорожной сети была выведена из строя. Электро- и водоснабжение работали кое-где и с перебоями. По этому хаосу блуждали миллионы людей в поисках пристанища и пищи, в поисках друзей, детей, родителей. Это были те, кто потерял кров в результате бомбежек, и беженцы с Востока; освобожденные с принудительных работ и бывшие заключенные. И это были прежде всего женщины и дети, старики и калеки, так как свыше 4 миллионов мужчин погибло, 12 миллионов были в плену. И все они вместе потеряли средства к существованию, потеряли тем или иным образом родину… Будущее представлялось мрачным, многие вообще сомневались, будет ли оно вообще как таковое. Резко подскочил процент самоубийств, прежде всего там, где к нищете добавлялось злоупотребление властью оккупантами, которые и женщин рассматривали как добычу.
Права побежденных? Но тогда мир скорее задавался вопросом, должны ли вообще распространяться на немцев права человека. Противники, попутчики или соучастники преступлений национал-социалистической системы – все они, будучи немцами, стояли у позорного столба, отвергнутые семьей народов, ужасавшейся творившимися в концентрационных лагерях преступлениям и непостижимым сообщениям из фабрик смерти. Тут не помогали заверения, что я, мол, ничего об этом не знал, ничего с этим общего не имел и как минимум в душе всегда был «против». Наоборот, это еще больше вредило правдоподобности слов немцев: как это коричневая масса вдруг превратилась в народ борцов Сопротивления с Библией на каждом ночном столике? …
…С востока Германии, из Судетской области и из Юго-Восточной Европы в общей сложности 12 миллионов человек были переселены в Западную Германию и 4,4 миллиона – в советскую оккупационную зону. Свыше 2 миллионов при этом погибло…
В первую послевоенную зиму нужда приняла опустошающие формы. … Советский нарком внешней торговли Анастас Микоян рассказывал о посещении Берлина: «Люди едят траву и кору деревьев». Те, кто мог отвоевать место на подножке поезда, ехали добывать продукты в сельскую местность, где положение было несколько лучше. В городах процветал «черный рынок»; хозяевами положения были те, кто мог предложить масло и сало, а настоящими Крезами сделались обладатели «Лаки страйк» и «Кэмела». На американские сигареты можно было выменять все…»
Немецкий экономист и государственный деятель. Отец — католик, мать — протестантка. В трёхлетнем возрасте он перенёс полиомиелит, после чего у него пожизненно осталась деформированной правая нога; а в 
1918 году на фронте он получил ранение — перелом левого плеча со значительной атрофией левой руки.
Он стал экономистом, принципиально не ввязывавшимся в общественные распри 20-30 годов. Но его научная работа оказалась несовместима с нацизмом, его «ушли» из Нюрнбергского института экономических исследований, где он проработал много лет, и он устроился под крышей так называемой «имперской группы промышленности» — там собрались ученые-экономисты, которые, особо себя не афишируя, разрабатывали план хозяйственной реформы, которая понадобится после того, как рухнет нацистский режим.
Почти сразу же после разгрома Германии он становится организатором экономики лежащей в руинах страны. Прикрываемый авторитетом, жесткостью и политическим мастерством первого послевоенного канцлера Аденауэра, Эрхард получил возможность осуществить давно задуманные им реформы буквально «с чистого листа».
Он ввел в обращение новую немецкую марку, полностью отменил какое бы то ни было государственное планирование, ликвидировал централизованное ценообразование, снизил налоги, предоставив поднимавшимся из небытия предприятиям полную свободу деятельности. Стабильная экономика с дешевой рабочей силой стала наполнять мировой рынок, остро нуждающийся в товарах, своей продукцией. Темп роста германского ВВП в 50-х гг. оказался самым высоким среди развитых стран, а темпы роста цен — самыми низкими.
При этом государство, сбросившее с ног гирю непомерных военных расходов, использовало собираемые налоги для обеспечения полной трудовой занятости населения, перераспределяя национальное богатство для оказания социальной помощи всех видов — пенсий, медицинского страхования, страхования по безработице и пр.
Он отверг распространенные иллюзии о том, что Германия сможет стать мостом между Востоком и Западом, и строго определил Германию как страну западной культуры — страну свободной рыночной экономики, политической демократии при обеспечении основы либерализма — прав человека, сделав её одним из столпов западного общества. По праву считается послевоенным «отцом германского экономического чуда».
«Никакая экономическая ситуация не может быть настолько безнадежной, чтобы решительная воля и честный труд всего народа не смогли справиться с ней»
Традиционно начало Руси принято относить к 9-му веку и связывать его с захватом «городка» на Днепре, Киева, одной из бродячих дружин скандинавов, набеги которых терзали Европу вплоть до Византии на протяжении трех веков (варяги, викинги, русь). Их предводитель, согласно летописи, объявил, что «се буди мати городомъ Русьскымъ». С той поры Киев около четырехсот лет оставался столицей варяжского, все более ославянивающегося, государства Рюриковичей, центром торговли и ремесла.
В 1240 году город, наряду со множеством других городов Руси, подвергся подвергся страшному разгрому в ходе монгольского нашествия и утратил первенствующее положение главного города страны, его великие князья на обезлюдевшей Киевщине стали править по ханскому ярлыку.
На севере в это время литовские племена, объединившиеся под рукой своих воинственных вождей-язычников, закаленные в столкновениях с Тевтонским орденом, постепенно начали свою экспансию на юг. Литва для всех жителей Западной Руси стала естественным центром сопротивления традиционным противникам — и Орде, и тевтонцам. Ее князей приглашали править города, их ополчения присоединялись к княжеской дружине в военных походах. А когда литовцы и русины впервые в открытом бою разгромили ордынцев в битве на Синих водах (1362), границы нового государства, называемого Великим княжеством Литовским и Руским, дошли до Черного моря, и оно превратилось в самую большую по площади европейскую страну. Включало оно и большую часть современной Украины.
Процентов девяносто населения ее было православным, говорило на старорусском языке и называло себя «русинами» («русскими»), все делопроизводство велось в нем по-русски (литовский язык не имел письменности вплоть до 17-го столетия), литовская «верхушка» быстро перенимала и язык огромного большинства населения, и его обычаи, и его веру. Фактически это государство было огромным осколком прежней, разгромленной монголами и возродившейся Киевской Руси — только вместо Рюриковичей, князьями были Гедиминовичи, из конгломерата совершенно самостоятельных и своевольных княжеств литовцам удалось создать нечто напоминавшее централизованное государство, разбитые монголами и растворившиеся в Диком Поле половцы заместились иными кочевническими племенами, так что и с традиционными противниками все было привычным.
Но в Залесье год за годом, поколение за поколением крепла та часть Руси, которая подчинилась диктату Орды, признала себя ее вассалом и продолжала выплачивать Степи дань. Великий князь Литовский Ягайло (сын литовского князя и тверской княгини) на переговорах с Москвой уже готов был жениться на дочери Дмитрия Донского и объявить государственной религией в своих владениях православие, чтобы объединиться с московским «улусом Джучи», но тут от другого — западного — соседа пришло приглашение взойти польский трон и объединить силы двух государств, — но только при торжественном обещании объявить государственной религией христианство в его католическом варианте. Взвесив все «за» и «против», Ягайло выбрал польское предложение. Этот выбор великого князя на столетия определил историческую судьбу многих поколений «русских» людей.
Но, приняв корону и пойдя на слияние Великого княжества с Польшей, новый король должен был подчиниться польским законам, которые отличались крайним своеобразием и резко выделяли Польшу на фоне всех тогдашних европейских государств.
Основу польского общества составляла шляхта (szlachta -«род») — весьма многочисленный военный, рыцарский слой, спаянный общими идеалами, образом жизни и государственным устройством, который сам же и учреждал. Идеалом шляхтича была жизнь в небольшом поместье в окружении поселений «хлопов», налоги с которых позволяли достойно жить в перерывах между войнами, жизнь спокойная и размеренная без погони за богатствами и должностями. Города и горожан, с их вечным беспокойным бурлением и поисками выгод, шляхта презирала и лишь терпела, считая любую деловую активность недостойной и для «благородного рыцарства» неприемлемой (уличенные в торговле, как и в трусости на поле боя, из сословия изгонялись). Все шляхтичи были равны вне зависимости от материального состояния.
Основой общественного и государственного устройства были регулярные собрания шляхты (сеймики), на которых она из своей среды избирала тех, кто должен был вести общие дела шляхетской общины. Каждый сеймик посылал по два своих депутата на общепольский Сейм, который собирался раз в два года. Сейм собирался и для того, чтобы избрать стране нового короля (как правило, на трон приглашались «монархи со стороны»), в выборах имел право участвовать любой шляхтич. Избранный король не имел права оставить на троне наследника, не имел права без разрешения Сейма жениться, не мог отправлять и принимать послов, созывать и возглавлять войско, утверждать международные договоры, своей властью вводить новые налоги и так далее, и так далее, и так далее… «А если, не дай Бог, с нашей стороны будет допущено что-нибудь против прав, вольностей, артикулов, кондиций или что-нибудь не будет выполнено, тогда обыватели обоих народов свободны будут от послушания и надлежащего коронованному лицу почтения».
Западнорусское боярство относилось к унии с более развитой и культурной страной, в которой власть полностью и безраздельно была в руках шляхты, с неподдельным интересом. Влиться в правящий слой соседа мешала только необходимость переходить в католичество, но это не оказалось большим препятствием — очень быстро поменявшие православную церковь на католический костел стали полноправными шляхтичами — завели в своих домах польские обычаи, их дети и внуки переняли польский язык, породнились с польскими шляхетскими родами, и постепенно из языка стало исчезать даже само слово «боярство».
При этом основная масса населения Великого Княжества так и осталось, подобно их единоверцам из Московской Руси, православным. В результате, между ополячивающейся «верхушкой» и их деревенскими соотечественниками начала углубляться еще и религиозная трещина, со временем превратившаяся в пропасть.
Больше двух веков продолжался исторический спор за наследство Древней Руси между ВКЛ и Московией. Шел он с переменным успехом, пока не стало ясным, что по обе стороны границы закрепились два полноценных, самодостаточных государства, которые, вне зависимости от поворотов военного счастья, поглотить друг друга не в состоянии. Многочисленные походы друг на друга продолжались, но победы и поражения руско-литовских и московских ратей, временные захваты территорий (Смоленск, например, «под литвой» находился более столетия), были столкновениями пограничными — и взаимные официальные претензии на всю территорию бывшей Древней Руси становились все более декларативными.
Дороги московитов и «литвы» расходились все дальше. Древнерусский язык, который, несмотря на обилие местных особенностей, говоров, все же сохранялся в своих основах, начал распадаться. В Московии продолжил оформляться язык, который мы сейчас с полным основанием называем русским, а на территориях ВКЛ — украинский и белорусский. Все более ощутимая переориентация Великого княжества на запад стала все больше отзываться и в языке, — в староруском, официальном языке ВКЛ, появлялось все больше заимствований из польского, чешского, немецкого, литовского, латинского, даже венгерского языков.
Шляхетское государство получило название, отражавшее его суть — Речь Посполитая (Rzeczpospolita) (буквальный перевод на польский латинского термина res publica, «республика», «общее дело»).
Начавшийся с 1385 года процесс сближения Великого Княжества Литовского и Русского и Польского королевства (Короны) продолжался около двух веков, пока не завершился Люблинской унией
tarasych@gmail.com