«Голод играет роль прогрессивного фактора. Разрушая крестьянское хозяйство, выталкивая мужика из деревни, он создает пролетариат, заставляет его задуматься над основами эксплуататорского строя. Разрушая веру в царя и царизм, он грозит гибелью эксплуататорскому строю. Все разговоры об облегчении страданий, о кормлении крестьян есть выражение обычного слащавого сентиментализма, свойственного нашей интеллигенции»
Российская империя входит в 20 век
«В черносотенстве есть одна чрезвычайно важная и оригинальная черта: это – темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий»
Как менялась Россия в 1905-1914 годах
«Мы можем и должны воспользоваться усовершенствованием техники, научить рабочие отряды готовить массами бомбы, помочь им и нашим боевым дружинам запастись взрывчатыми веществами, запалами и автоматическими ружьями.
Будем же шире развертывать нашу работу и смелее ставить свои задачи, усваивая уроки великих дней российской революции…
Будем помнить, что близится великая массовая борьба. Это будет вооруженное восстание… Массы должны знать, что они идут на вооруженную, кровавую, отчаянную борьбу. Презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу. …Истребление врага – станет их задачей…»
Как менялась Россия в 1905-1914 годах
«Пока правительство спохватилось, пока тяжеловесная армия цензоров и жандармов разыскала нового врага… выходили одна за другой марксистские книги, открывались марксистские журналы и газеты, марксистами становились повально все, марксистам льстили, за марксистами ухаживали, издатели восторгались необычайно ходким сбытом марксистских книг»
«Научный социализм» Маркса и его последователи в Европе и в России
«Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!»
«Научный социализм» Маркса и его последователи в Европе и в России
«История всех стран свидетельствует, что исключительно собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь… убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и. т.п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией»
«Научный социализм» Маркса и его последователи в Европе и в России
«… Каков политический характер этого правительства [Советов Рабочих и Солдатских Депутатов]? Это – революционная диктатура, т. е. власть, опирающаяся прямо на революционный захват, на непосредственный почин народных масс снизу, не на закон, изданный централизованной государственной властью. Это – власть совсем не того рода, какого бывает вообще власть в парламентарной буржуазно-демократической республике обычного до сих пор, господствующего в передовых странах Европы и Америки, типа…
Выше, лучше такого типа правительства, как Советы Рабочих, Батрацких, Крестьянских, Солдатских Депутатов, человечество не выработало и мы до сих пор не знаем»
1917 год. Крах демократической революции
«…Керенский с К° не ждут, а готовят сдачу Питера [немцам]…
Международное положение именно теперь, накануне сепаратного соглашения англичан с немцами, за нас»
«Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки»;
«…Мы стоим в преддверии всемирной пролетарской революции. И так как мы, русские большевики, одни только из всех пролетарских интернационалистов всех стран, пользуемся сравнительно громадной свободой, имеем открытую партию, десятка два газет, имеем на своей стороне столичные Советы рабочих и солдатских депутатов, имеем на своей стороне большинство народных масс в революционное время, то к нам поистине можно и должно применить слова: кому много дано, с того много и спросится»
1917 год. Крах демократической революции
«Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями, не съездами (даже не съездами Советов) решаются, а исключительно народами, массой, борьбой народных масс…
Надо, чтобы все районы, все полки… послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и К° до 25-го, никоим образом; решать дело непременно вечером или ночью…
…Взятие власти есть дело восстания; его политические цели выяснятся после взятия.
…Народ вправе решать подобные вопросы не голосованием, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их.
Правительство колеблется, надо добить его во что бы то ни стало!»
1917 год. Крах демократической революции
«Социалистическая революция, о необходимости которой так долго говорили большевики, свершилась!»
1917 год. Крах демократической революции
«Долой старые общественные связи, старые экономические отношения, старую «свободу» (подчиненного капиталу) труда, старые законы, старые привычки! Будем строить новое общество!
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«Строго секретно
Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе
Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны!) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. …
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе [на международной экономической конференции] в особенности, совершенно немыслимо…
Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«Главком вполне прав, что операцию на Крым нельзя затягивать… Только что пришло известие из Германии, что в Берлине идет бой и спартаковцы завладели частью города. Кто победит, неизвестно, но для нас необходимо максимально ускорить овладение Крымом, чтоб иметь вполне свободные руки, ибо гражданская война в Германии может заставить нас двинуться на запад на помощь коммунистам. Ленин»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«Т. Элиава! В Туркестане необходимо спешно создать хотя маленькую, но САМОСТОЯТЕЛЬНУЮ базу: делать патроны (станки посылаем), ремонтировать военное снаряжение, добывать уголь, нефть, ЖЕЛЕЗО. …
Денег мы не пожалеем, пошлем довольно золота и золотых иностранных монет, если Вы наляжете на то, чтобы покупать (от английских солдат и офицеров, от купцов через Персию и тому под[обное]) военное снаряжение, а равно иметь через Персию, через Индию и т.п. отношения с Европой и Америкой. Для этого надо тотчас начать искать преданных людей, способных пробраться в соответствующие приморские пункты и оттуда найти связи с пароходами нейтральных стран, с купцами, с матросами, с контрабандистами и прочее. Вести дело, конечно, архиконспиративно (как умели при царе работать). Оружие, связи с Америкой и с Европой, помощь народам Востока в борьбе с империализмом. С оказией (архинадежной) пришлите мне Ваш ответ и соображения, а по радио (шифром) извещайте меня о важнейших событиях и требованиях. Привет. Ленин»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«…Мы еще раз и еще раз перейдем от оборонительной политики к наступательной, пока мы всех не разобьем до конца»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что оно увидит коммунистическое общество. До тех пор это поколение перемрет, а то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
Прекрасный писатель. Читайте его, как читали и перечитывали его мы…
«На 
том самом месте, где Иван Ермолаевич «бьется» над работой из-за того только, чтоб быть сытым, точно так же бились, ни много ни мало, как тысячу лет, его предки и, можете себе представить, решительно ничего не выдумали и не сделали для того, чтобы хоть капельку облегчить ему возможность быть «сытым». Предки, тысячу лет жившие на этом самом месте (и в настоящее время давно распаханные «под овес» и в виде овса съеденные скотиной), даже мысли о том, что каторжный труд из-за необходимости быть сытыми должен быть облегчаем, не оставили своим потомкам; в этом смысле о предках нет ни малейших воспоминаний. У Соловьева в «Истории», еще можно кое-что узнать насчет здешнего прошлого; но здесь, на самом месте, «никому» и «ничего неизвестно»
Российская империя входит в 20 век
«Хуже той обстановки, в которой находится труд крестьянина, представить себе нет возможности, и надобно думать, что тысячу лет тому назад были те же лапти, та же соха, та же тяга, что и теперь. Не осталось от прародителей ни путей сообщения, ни мостов, ни малейших улучшений, облегчающих труд… Мост, который вы видите, построен потомками и еле держится. Все орудия труда первобытны, тяжелы, неудобны и т. д. Прародители оставили Ивану Ермолаевичу непроездное болото, чрез которое можно перебираться только зимой, и, как мне кажется, Иван Ермолаевич оставит своему мальчишке болото в том же самом виде»;
«На глазах всех здешних крестьян постоянно, из года в год, происходят такие, например, вещи: местный кулачок, не имеющий покуда ничего кроме жадности, занимает на свой риск в соседнем ссудном товариществе полтораста рублей и начинает в течение мая, июня, июля месяцев, самых труднейших в крестьянской жизни, покупать сено по пяти или много-много по десяти копеек за пуд; при первом снеге он вывозит его на большую дорогу, где немедленно ему дают тридцать и более копеек за пуд… Ежегодно деревня накашивает до сорока тысяч пудов сена, и ежегодно кулачишко кладет в карман более пяти тысяч рублей серебром… …Неужели вся деревня (двадцать шесть дворов) не может для облегчения общего труда, сделать того же, что и кулачишко? Они могут занять «на нужду» в двадцать шесть раз больше, чем кулачишко, и, следовательно, могут быть не в кабале, могут даже «сделать» цену своему товару, могут ждать цен и т. д. И ничего этого нет. Тысячу лет не могут завалить болота на протяжении четверти версты, что сразу бы необыкновенно увеличило доходность здешних мест, а между тем все Иваны Ермолаевичи отлично знают, что эту работу «на веки веков» можно сделать за два воскресенья, если каждый из двадцати шести дворов выставит человека с топором и лошадь»;
«Один неудачник землевладелец, задумавший вести «большое», по «иностранным образцам», хозяйство, как водится, разорился и ушел отсюда совсем. В деревне оказался сенной пресс. Машина соединила разрозненный крестьянский мир. Лучше всего, что за отсутствием барина она была «ничья». Додумались прессовать сено всем миром, сообща нанимать вагон и продавать в Петербурге. Пошло дело отлично, но на следующий год в Петербурге не стали принимать здешнего сена в прессованном виде. «Помилуйте! говорят, обрадовались, что выгодно, – и ну пихать в нутро всякую дрянь: то полено, то камень, то навозу набьют туда, благо не видать с боков…» Теперь здешнее сено покупалось в Петербурге не иначе, как с возов. …Года два тому назад приехали из Лондона в ближний к нашим местам губернский город два англичанина. По-русски они ни слова не говорили и не говорят; приехали они честь честью, наняли дом самый лучший, завели какие-то экипажи, необыкновенные, на высоких колесах и т. д. В этих экипажах они разъезжают по городу со своими семействами перед обедом и после обеда и живут в свое удовольствие. Как же могло случиться, что немедленно же по их приезде вся сенная операция на сотни верст очутилась у них в руках? А между тем это факт, и сенное дело теперь находится в следующем виде: кулачишко, заняв деньги, в ссудном товариществе, закупает у крестьян в «нужное» время, летом, за бесценок и поставляет англичанам, а англичане поставляют в Петербург в разные казенные учреждения. Пресс действует по-прежнему, но работает уже не на мир, а на англичанина. «Кому прессуете?» – «Чарльзу!» – отвечают мужики»;
«Боже мой! какие же нужны еще казни египетские, чтобы сокрушить в Иване Ермолаевиче это непоколебимое невнимание к «собственной пользе»»! Ведь это невнимание делает то, что через десять лет (много-много) Ивану Ермолаевичу и ему подобным нельзя будет жить на свете: они воспроизведут к тому времени два новые сословия, которые будут теснить и напирать на «крестьянство» с двух сторон: сверху будет наседать представитель третьего сословия [«кулак»], а снизу тот же брат мужик, но уже представитель четвертого сословия, которое неминуемо должно быть, если будет третье. Этот представитель четвертого деревенского сословия непременно будет зол… и неумолим в мщении, а мстить он будет за то, что очутился в дураках, то есть поймет наконец (и очень скоро), что он платится за свою дурость, что он был и есть дурак, дурак темный, отчего и разозлился сам на себя. И горько поплатятся за это все те, кто, по злому, хитрому умыслу, по невниманию или равнодушию, поставили его в это «дурацкое» положение»
Российская империя входит в 20 век
«Что же будет, ежели паче чаяния эта ядовитая цивилизация вломится в наши палестины хотя бы в виде парового плуга? Ведь он уже выдуман, проклятый, ведь уж какой-нибудь практический немец, в расчете на то, что Россия страна земледельческая, наверное выдумывает такие в этом плуге усовершенствования, благодаря которым цена ему будет весьма доступная для небогатых земледельцев… Все, начиная с самых, по-видимому, священнейших основ, должно если не рухнуть, то значительно пошатнуться и, во всяком случае, положить начало разрушению…»
Российская империя входит в 20 век
Самый знаменитый русский писатель начала 20-го века. Воспел «нового человека» — бесстрашного и свободного, обладающего высочайшими интеллектуальными и физическими способностями, не ограниченного никакими нравственными принципами. Кончил тем, что полностью подчинил свою жизнь и творчество тоталитарному сталинскому обществу
«Каждый день над рабочей слободкой, в дымном, масляном воздухе, дрожал и ревел фабричный гудок, и, послушные зову, из маленьких серых домов выбегали на улицу, точно испуганные тараканы, угрюмые люди, не успевшие освежить сном свои мускулы… Раздавались хриплые восклицания сонных голосов, грубая ругань зло рвала воздух, а встречу людям плыли иные звуки – тяжелая возня машин, ворчание пара…
Вечером, когда садилось солнце и на стеклах домов устало блестели его красные лучи, – фабрика выкидывала людей из своих каменных недр, словно отработанный шлак, и они снова шли по улицам, закопченые, с черными лицами, распространяя в воздухе липкий запах машинного масла, блестя голодными зубами. Теперь в их голосах звучало оживление и даже радость, – на сегодня кончилась каторга труда…
День проглочен фабрикой, машины высосали из мускулов людей столько силы, сколько им было нужно. День бесследно вычеркнут из жизни, человек сделал еще шаг к своей могиле…
Вечером лениво гуляли по улицам, и тот, кто имел галоши, надевал их, если даже было сухо, а имея дождевой зонтик, носил его с собой, хотя бы светило солнце.
Встречаясь друг с другом, говорили о фабрике, о машинах, ругали мастеров, – говорили и думали только о том, что связано с работой. Одинокие искры неумелой, бессильной мысли едва мерцали в скучном однообразии дней. Возвращаясь домой, ссорились с женами и часто били их, не щадя кулаков. Молодежь сидела в трактирах или устраивала вечеринки друг у друга, играла на гармониках, пела похабные, некрасивые песни, танцевала, сквернословила и пила. Истомленные трудом люди пьянели быстро, и во всех грудях пробуждалось непонятное, болезненное раздражение. Оно требовало выхода. И, цепко хватаясь за каждую возможность разрядить это тревожное чувство, люди из-за пустяков бросались друг на друга с озлоблением зверей…
В отношениях людей всего больше было чувства подстерегающей злобы, оно было такое же застарелое, как и неизлечимая усталость мускулов. Люди рождались с этою болезнью души, наследуя ее от отцов, и она черной тенью сопровождала их до могилы, побуждая в течение жизни к ряду поступков, отвратительных своей бесцельной жестокостью…
Изредка в слободку приходили откуда-то посторонние люди. …Некоторые из них говорили что-то неслыханное в слободке. С ними не спорили, но слушали их странные речи недоверчиво. Эти речи у одних возбуждали слепое раздражение, у других смутную тревогу, третьих беспокоила легкая тень надежды на что-то неясное…»
Российская империя входит в 20 век
«Был ужас, жгучий, как промерзшее железо, он леденил сердце, стискивал тело и заставлял смотреть широко открытыми глазами на кровь, поглощавшую снег, на окровавленные лица, руки, одежды, на трупы, страшно спокойные в тревожной суете живых. Было едкое возмущение, тоскливо бессильная злоба, много растерянности и много странно неподвижных глаз, угрюмо нахмуренных бровей, крепко сжатых кулаков, судорожных жестов и резких слов. Но казалось, что больше всего в груди людей влилось холодного, мертвящего душу изумления. Ведь за несколько ничтожных минут перед этим они шли, ясно видя перед собою цель пути, перед ними величаво стоял сказочный образ, они любовались, влюблялись в него и питали души свои великими надеждами. Два залпа, кровь, трупы, стоны, и – все стали перед серой пустотой, бессильные, с разорванными сердцами»
Как менялась Россия в 1905-1914 годах
«Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.
Вот он носится, как демон, – гордый, черный демон бури, – и смеется и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает!
В гневе грома, – чуткий демон, – он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, – нет, не скроют!
Ветер воет… Гром грохочет…»
Как менялась Россия в 1905-1914 годах
Максим Горький О РУССКОМ КРЕСТЬЯНСТВЕ (1922 год)
«Уничтожается строй жизни, существовавший тысячелетия, строй, который создал человека крайне уродливого, своеобразного и способного ужаснуть своим животным консерватизмом, своим инстинктом собственника» [1930]
Построение тоталитарного государства в СССР
«…Мне думается, что я, пожалуй, лучше многих и весьма многих вижу, как культурно-революционная деятельность партии-няньки 170 миллионов детей [170 млн. чел. – тогдашняя численность населения СССР] – мощно и успешно воспитывает их не сказками, а делами и суровой, непобедимой правдой этого дела…» [1934]
Построение тоталитарного государства в СССР
«В 7-
м классе я учился… в Ловичском реальном училище [в Польше]… был «старшим» на ученической квартире (12 человек). Должность «старшего» предоставляла скидку – половину платы за содержание, что было весьма приятно; состояла она в надзоре за внутренним порядком, что было естественным, но требовала заполнения месячной отчетности, в одной из граф которой значилось: «уличенные в разговоре на польском языке». Это было совсем тягостно, ибо являлось попросту доносом. Рискуя быть смещенным с должности, что на нашем бюджете отразилось бы весьма печально, я всякий раз вносил графу: «таких случаев не было».
Месяца через три вызывают меня к директору…
– Вы уже третий раз пишете в отчетности, что уличенных в разговоре на польском языке не было.
– Да, господин директор.
– Я знаю, что это неправда. Вы не хотите понять, что этой меры требуют русские государственные интересы: мы должны замирить и обрусить этот край…
Был ли директор твердо уверен в своей правоте и целесообразности такого метода «замирения» – не знаю. Но до конца учебного года в моем отчете появлялась сакраментальная фраза – «таких случаев не было», а с должности меня не сместили»
Российская империя входит в 20 век
«…Вдоль великого Сибирского пути образовались самозванные «комитеты», «советы рабочих и солдатских (тыловых) депутатов» и «забастовочные комитеты», которые захватывали власть. Сама Сибирская магистраль перешла в управление «смешанных забастовочных комитетов», фактически устранивших и военное и гражданское начальство дорог.
…Воспитанные всей своей жизнью в исконных традициях самодержавного режима, многие начальники были оглушены свалившимся им на головы манифестом, устанавливающим новые формы государственного строя.
В революционное движение вклинился… бунт демобилизуемых запасных солдат.
Политические и социальные вопросы их мало интересовали…Единственным лозунгом их был клич:
– Домой!
Они восприняли свободу, как безначалие и безнаказанность. Они буйствовали и бесчинствовали по всему армейскому тылу…
…Вместо того, чтобы организовать продовольственные пункты вдоль Сибирской магистрали… их отпускали одних, выдавая в Харбине кормовые деньги на весь путь. Деньги пропивались тут же на Харбинском вокзале и на ближайших станциях, по дороге понемногу распродавался солдатский скарб, а потом, когда ничего «рентабельного» больше не оставалось, голодные толпы громили и грабили вокзалы, буфеты и пристанционные поселки.
Самое бурное время (ноябрь 1905 – январь 1906) я провел в поезде на Сибирской магистрали, пробираясь из Маньчжурии в Петербург. Ехал бесконечно долго по целому ряду новоявленных «республик» – Иркутской, Красноярской, Читинской и др….
Пока наш почтовый поезд… пытался идти легально, по расписанию, мы делали не более 100-150 килом. в сутки. Над нами издевались встречные эшелоны запасных… Стало очевидным, что с «легальностью» никуда не доедешь.
Собрались мы, четверо оказавшихся в поезде полковников, и старшего, командира одного из Сибирских полков, объявили комендантом поезда. Назначен был караул на паровоз, дежурная часть из офицеров и солдат, вооруженных собранными у офицеров револьверами…
От первого же эшелона, шедшего не по расписанию, отцепили паровоз, и с тех пор поезд наш пошел полным ходом. Сзади за нами гнались эшелоны, жаждавшие расправиться с нами; впереди нас поджидали другие, с целью преградить нам путь. Но, при виде наших организованных и вооруженных команд, напасть на нас не решились. Только вслед нам в окна летели камни и поленья. Начальники попутных станций, терроризированные угрожающими телеграммами от эшелонов, требовавших нашей остановки, не раз, при приближении нашего поезда, вместе со всем служебным персоналом, скрывались в леса. Тогда мы ехали без путевки. Бог хранил»
Как менялась Россия в 1905-1914 годах
«Мне невольно приходит на память один эпизод, весьма характерный для тогдашнего настроения военной среды. Один из полков 4-й стрелковой дивизии искусно, любовно, с большим старанием построил возле позиций походную церковь. Первые недели революции… Демагог-поручик решил, что его рота размещена скверно, а храм – это предрассудок. Поставил самостоятельно в нем роту, а в алтаре вырыл ровик для… Я не удивляюсь, что в полку нашелся негодяй офицер, что начальство было терроризировано и молчало. Но почему 2–3 тысячи русских православных людей, воспитанных в мистических формах культа, равнодушно отнеслись к такому осквернению и поруганию святыни? Как бы то ни было, в числе моральных элементов, поддерживающих дух русских войск, вера не стала началом,.. сдерживающим от развития впоследствии звериных инстинктов»
1917 год. Крах демократической революции
«Решительно ничто жизненным интересам России не угрожало бы, если бы правительство ее вело честную и действительно миролюбивую политику. Между тем большевизм толкает все державы на край пропасти, и, схваченные, наконец, за горло, они подымутся против него. Вот тогда страна наша действительно станет перед небывалой еще в ее истории опасностью. Тогда заговорят все недруги и советов… и России. Тогда со всех сторон начнутся посягательства на жизненные интересы России, на целостность и на само бытие ее»
Киносценарист и драматург. Подростком сбежал на фронт, был награжден Георгиевским крестом. В Гражданскую был пулеметчиком на канонерской лодке и в бронепоездах. Начал писать («Мы из Кронштадта», «Оптимистическая трагедия»). Создал новый тип спектаклей, расчленённых на ряд сцен, с множеством действующих лиц («народные массы»), с отказом от изображения частных судеб. Журналистом участвовал в Гражданской войне в Испании, в Финской («зимней») войне, в Великой Отечественной. Высокопоставленный пропагандист, он был вхож в «высокие» кабинеты, всегда был «в курсе» настроений и разговоров в партийных и военных кругах. По его дневникам можно судить о нарастающем имперском национализме и формировании представлений об исключительности «русского» пути.
«Россия шагает своим путем, копит свои новые силы, мощь которых будет испытана лишь в новой большой войне. Она превзойдет все известное доселе по напряжению, ярости».
«СССР выиграл свободу рук, время… Ныне мы берем инициативу, не отступаем, а наступаем. Дипломатия с Берлином ясна: они хотят нашего нейтралитета и потом расправы с СССР; мы хотим их увязания в войне и затем расправы с ними»
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«Мы пользуемся старым методом «разделяй и властвуй». Мы вне войны, кое-что платим за это, многое получаем. Ведем торговые сношения с различными странами, пользуемся их техникой, кое-что полезное приобретаем для армии, и для флота и пр. Помогаем вести войну той же Германии, питая ее по «порциям», на минимуме. Не мешаем империалистам вести войну еще год, два… Выжидаем их ослабления. Затем – выступаем в роли суперарбитра…»
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«Мы будем решать и прибалтийские проблемы, и проблемы Чехословакии и Румынии, и Малой Азии. И огромные проблемы Азии… Это новая глава в истории партии и страны. СССР начал активную мировую внешнюю политику» (1 сентября 1939 года);
«Мы упорно внедряемся на запад и юго-запад… Мы добьемся контроля над проливами. Мы будем на Балканах» (29 июля 1940 года)
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«С англо-американским миром – враги второй очереди – возможен компромисс, лет на 10–15. Это нужный нам срок для развертывания огромной экономической и оборонной мощи, постройки Великого флота и пр.»
«Некий пи
сатель обобщил настроения того времени [20-е годы] в книге, которую он озаглавил «Закат Европы». Итак, должно ли это действительно быть концом нашей истории и, следовательно, наших народов? Нет! Мы не можем в это верить! Не закатом Европы должно это называться, а новым возрождением народов этой Европы!»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Вместо того, чтобы завоевывать власть с помощью оружия, мы… сунем нос в рейхстаг. Правда, понадобится больше времени, чтобы их переголосовать, нежели на то, чтобы их перестрелять… Но под конец их же собственная конституция приведет нас к успеху. Каждая легальная процедура длится долго… Но рано или поздно мы завоюем большинство и тем самым Германию»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Речь идет не о том, чтобы создать мирную и уютную пан-Европу, с добрым немецким дядюшкой посредине, который помогает своим иностранным племянникам приятно коротать годы учебы. Мы не станем выкармливать собственных могильщиков. Мы будем закладывать вечные политические и биологические основы германской Европы. …Мы думаем о том, чтобы навеки установить наше господство и укрепить его так, чтобы оно продержалось тысячу лет. В этом нам не помогут ни политические, ни экономические договоры. Эти либералистические игрища окончатся банкротством нации. Сегодня мы стоим перед железной необходимостью создать НОВЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРЯДОК. Только совершив это, мы решим великую социальную задачу, которая поставлена перед нами как нацией.
Секрет нашего успеха в том, что мы ставим в центр политической борьбы право истинных господ на существование. Истинные господа возникают только тогда, когда возникает истинное порабощение. Не может быть и речи о преодолении неравенства между людьми – напротив, его следует углубить . … превратить в закон. Никакого всеобщего равноправия не существует. … Немецкий народ призван дать миру новый класс господ.
… Нет, о возникновении «верхних слоев» не дискутируют. Их создают, и есть только одно средство для их создания: Борьба. Отбор нового класса вождей – вот МОЯ борьба за власть. Кто признает МЕНЯ, тот призван – уже потому, что он меня признает…
Вместе с новыми господами возникает и новый социальный порядок..: будет класс господ – исторически сложившийся, созданный из различных элементов путем Борьбы. Будет множество иерархически организованных членов партии. Они станут новым средним сословием. И будет большая масса безымянных, класс служащих, вечно немых – все равно, были они прежде представителями буржуазии или дворянства, рабочими или ремесленниками. Их экономическое положение и прежняя общественная роль не будут иметь ни малейшего значения. Все их смехотворные различия сольются в едином революционном процессе. Однако ниже их будет стоять слой порабощенных иноземцев, проще говоря – слой современных рабов. А на самом верху будет новая высшая аристократия, особо заслуженные и особо ответственные лидеры.
Только так, в борьбе за власть и господство внутри народа и вне его, возникают новые классы – они никогда не возникнут благодаря конституции и правительственным декретам… Конечно, в наш новый класс господ мы будем принимать и тех представителей других наций, которые имеют заслуги в нашей борьбе… Расово-биологическое – это всегда только ОДНА сторона процесса. Мы очень скоро выйдем за рамки нынешнего узкого национал-социализма. Мировые империи возникают на национальной основе, но эта основа очень скоро остается далеко внизу»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Нам нужны не провинции, а континенты, не поражение, а уничтожение противника, не союзники, а сателлиты, не перемещение границ, а перетасовка всего земного шара, не мирный договор, а смертный приговор. Таковы должны быть цели великой войны
Национал-социалистический переворот в Германии
«Я хочу, чтобы наш немецкий народ… был бы самым сильным из европейских народов вообще! Тем самым мы отдадим дань уважения жертвам мировой войны. Ибо в моих глазах это… не последняя страница германской истории, но предпоследняя. Последнюю напишем мы!»;
«…Если мы не сумеем победить, мы вовлечем в бездну вместе с нами половину мира, и некому будет радоваться победе над Германией»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Человек гибнет не в результате проигранной войны, а из-за потери сопротивляемости, которая присуща лишь чистой крови. Все, что не является хорошей расой на этой земле, – отбросы»;
«Национальное государство… обязано считать проблему расы центральной проблемой своей жизни. Оно обязано печься о чистоте расы… Заботиться о том, чтобы только здоровые люди зачинали детей…»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Познание – это неустойчивая платформа для масс. Стабильное чувство – ненависть»
Построение тоталитарного государства в СССР
«Я освобождаю вас от химеры, которая называется «совесть». Совесть – это изобретение евреев»
Национал-социалистический переворот в Германии
«…Лучшей формой государства, лучшим государственным устройством будет то, которое естественно и неизбежно будет выдвигать на самые высокие места самых выдающихся сынов народа и будет обеспечивать им бесспорное руководящее влияние. …У нас не будет никаких решений по большинству голосов, а будут только ответственные личности»
Национал-социалистический переворот в Германии
«Не Германия станет большевистской, а большевизм превратится в нечто вроде национал-социализма. Вообще, то, что нас связывает с большевизмом, гораздо больше того, что разделяет. Повсюду в России живо настоящее революционное чувство, исключение составляют только евреи-марксисты. Я это всегда принимал во внимание и высказывал пожелание, чтобы бывших коммунистов принимали в партию [НСДАП] незамедлительно. …Социалист или профсоюзный руководитель никогда не станут настоящими национал-социалистами, а коммунистический активист — станет»
Национал-социалистический переворот в Германии
«После того, как судетско-германский вопрос будет урегулирован, мы не будем иметь никаких дальнейших территориальных претензий в Европе… Нам чехи не нужны»
Европа на пороге новой войны. 1933-1939 годы
«Наши противники – жалкие черви. Я их видел в Мюнхене»
Европа на пороге новой войны. 1933-1939 годы
«То, что не удалось Наполеону, удастся мне… Теперь не существует недоступных островов. Я высажусь в Англии. Даже с континента я уничтожу ее города. Англия еще не знает, до какой степени она уязвима в настоящее время»
Европа на пороге новой войны. 1933-1939 годы
«Союз, целью которого не является намерение к войне, бессмыслен и не представляет ценности. Союзы заключают только для борьбы»
Европа на пороге новой войны. 1933-1939 годы
«То, что еще за два поколения до нас было невозможно, теперь уже возможно: именно, одним ударом перебить в моральном смысле спинной хребет народа, навсегда растоптать и обратить в прах»;
«В такой войне уже не будет победителей и побежденных, – будут оставшиеся в живых и такие, имя которых будет вычеркнуто из списка народов»;
«Избранные [elite] лежат отравленные и растоптанные на полях битв. А оставшиеся в живых – толпа, лишенная предводителей, деморализованная куча людей, истерзанных, душевно сломленных неистовыми ужасами и страданиями. Безоружные, безвольные, они отданы как добыча победителю, они – глина в руках горшечника»
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«Я сделал Англии так много предложений о взаимопонимании и сотрудничестве и был так мало понят… В этой стране до настоящего времени разум еще не господствует»
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«Разгром России будет для Германии большим облегчением. Тогда на Востоке необходимо будет оставить лишь 40 – 50 дивизий, численность сухопутной армии можно будет сократить и всю военную промышленность использовать для вооружения военно-воздушных и военно-морских сил. Затем необходимо будет создать надежное зенитное прикрытие и переместить важнейшие промышленные предприятия в безопасные районы. Тогда Германия будет неуязвима.
Гигантские пространства России таят в себе неисчислимые богатства. Германия должна экономически и политически овладеть этими пространствами, но не присоединять их к себе. Тем самым она будет располагать всеми возможностями для ведения в будущем борьбы против континентов, тогда никто больше не сможет ее разгромить. Когда эта операция будет проведена, Европа затаит дыхание»
Союз диктаторов и Новый порядок в Европе. 1939-1940 годы
«Мы обязаны истребить население – это входит в нашу миссию охраны германского населения. Нам придется развить технику истребления населения. Если я посылаю цвет германской нации в пекло войны, то я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются как черви»
Глобальная агрессия фашистского блока. 1941-1942 годы
«Если и теперь в этой борьбе немецкий народ окажется побежденным, то значит, он был просто слаб. Это будет означать, что он не выдержал проверки историей, ему уготовано только одно – сойти с ее сцены»
Победа антигитлеровской коалиции. 1943-1945 годы
Учительница, которая написала роман о своей жизни. Она никому его не показывала, пока в 60-е годы его рукопись не стала распространяться в неподцензурном «самиздате», но прошло еще много лет, прежде чем он дошел до широкого круга читателей
ГОДЫ ИНСТИТУТА
«[1930 г.]
Осень. Ленинград…
Смена названий и профилей института и отделения производится неоднократно, прямо на ходу… Много слабых преподавателей, отдельные из них просто малограмотны…
А студенты? Да ведь это – те же педтеховцы, деревенские учителя, как и я, или неудачники, по слабости подготовки, способностей не взятые в другие вузы.
…А начиналось тяжелое время наблюдений по поручению, чисток и проработок, тайных характеристик, судов над преподавателями… Преподаватели осторожничали, заискивали.
Помню судилище над профессором Розенбергом, читавшим историю Запада. Коротенький, круглый еврей в роговых очках, был он, видимо, знающий человек, но во избежание зла, согласовывал свою программу с университетом, брал там тезисы лекций. Однажды они запоздали, и он отложил на время новую тему.
А мы, общее собрание студентов и преподавателей, всем скопом инкриминировали ему умышленное нежелание открыть свою точку зрения на исторический материал, намерение скрыть свои истинные взгляды и так далее.
Помню, как он, видимо, сердечник, стоял на возвышении сцены, бледный, потный, тяжело дышавший, и поминутно шумно глотал из стакана воду… Его уволили.
Наш Мишка Орлов – на математическом. Со мной только здоровается. Он уже в партбюро. Я все три года буду просто тихо его бояться.
Две недели свободно переходим из кабинета в кабинет, по своему выбору, но – всей бригадой (я – бригадир) и с обязательной явкой к девяти часам утра. И вот как-то после завтрака Матюшина собирает пакет и не берет тетрадей. Без четверти девять. Я смотрю на нее. Она понимает и жестко говорит мне в лицо вполголоса:
– Я иду в баню. Если ты посмеешь отметить, что меня на занятиях нет, то знаешь, что я могу про тебя рассказать и кому…
Я даже попятилась и не нашла слов для ответа.
1931 год.
Январь. Две недели «производственной практики». Завод «Знамя труда». Три смены. Станки, спецодежда, обработка металлических деталей. Всем сердцем рада: хоть две недели – производственница, духовно полноправная. Даже дышится легче. …
А машина бытия загружена до отказа. С первого года обучения я по вечерам еще работаю. Группа ликбеза у Нарвских ворот. Усталые детные женщины, приходящие по требованию домохозяйства. Ничего не запоминают и не хотят запоминать. Меня жалеют, иногда сунут мне в сумочку кусочек пиленого сахара:
– Ведь вижу, и ты устала. Ну, чего ездишь? Ну, чего учишь? Нам не до этого. Отпустила бы нас – мы распишемся…
Я не отпускаю.
К весне выясняется, что в области не хватает трактористов. Нас направляют на вечерние двухмесячные курсы. Получаем справки и выезжаем в деревню пахать. …
Стипендия моя меньше других, ибо я не рабочего происхождения, объяснили мне. Это 60 рублей, из которых вычитают 45 за питание, 5 – за общежитие, 5 – на заем, как-то брали и за обязательное страхование жизни (я тогда записала сумму – «в пользу моих будущих детей»). На руки выдают 5 рублей в месяц – это одежда, обувь, почта, театр, разъезды…
Иду как-то от Марсова поля, мимо Инженерного замка к Летнему саду. Солнечно, покоряюще пахнет весной. На спуске с крутого Лебяжьего мостика натыкаюсь на худого старика, двигающегося навстречу. Он с палкой, одет по-деревенски, очень обтрепан. Но поражает не его платье, а лицо, умное, усталое, полное сдавленной муки. Почему-то он останавливается на минуту и, взглянув на меня, начинает говорить. Я задерживаю шаг, приготовилась услышать просьбу о подаянии. Но он не протянул руки и ничего не просит. Он просто говорит мне:
– Вот и светлый праздник подходит, а у меня и крова над головой не осталось… Ни угла, ни человека родного, некуда и голову преклонить…
«Кулак! Раскулачен… Пусть расхлебывает…»
Череповец.
Встречаю как-то юношу, снимавшего меня на карточку летом 30-го года. Помнится, его зовут Вадим. Он, видимо, мой одногодок, но я кажусь себе такою пожившей. Вадим работает в мастерской артели часовщиков. Его мать до революции держала какую-то лавочку, теперь – старая, больная, без средств к жизни. Но на работе ему ставят условие: порвать с матерью (возможно, он комсомолец?). Он «порывает», то есть переезжает на квартиру к товарищу. Поздними, безлюдными череповецкими вечерами мать потихоньку стучит ему в окно – приносит чистое белье, свежего пирога, забирает стирку. Вадим помогает ей деньгами.
1933, тяжелый для нас год.
Дела наши были неважны. По курсу литературы, например, мы проскочили ускоренным маршем, отметая все классово чужеродное, начисто выпустив из программы Достоевского, Лескова, поэта Алексея Толстого, два первых десятилетия ХХ века… Походя раскритиковали дворян, мужиковствующего Льва Толстого, упадочника Чехова.
Раз вхожу в нашу комнату днем. Девочек мало, и они смущенно поотвернулись к койкам. В узком проходе на полу – распахнутый чемодан, в котором роется решительного вида незнакомая женщина, нестарая, в защитном костюме. Я останавливаюсь в дверях и сразу понимаю: обыск. Чемодан принадлежит нашей студентке Тане Барановой… Она недавно тоже пропала, не вернулась из театра. Женщина берет какие-то билеты и уходит. Мы убираем чемодан на место. Вспоминаем: недавно Таня была на спектакле «Дни Турбиных» и неумеренно восторгалась [«Дни Турбиных» – пьеса Михаила Булгакова]…
Таня потом вернулась, но жуть ее исчезновения не забылась. Кого-то из другого здания взяли ночью. А тут еще несколько случаев психических заболеваний. Леша Василинин шагнул в открытое окно с четвертого этажа… Мы хоронили его на Серафимовском кладбище в самые экзамены. Он, правда, давно уже был нездоров. Во время очередного приступа произносил пламенные политические речи. Когда нужно было его взять в больницу, ему говорили, что его вызывают в Смольный, и он шел с поспешностью…
А в это же время экзамены, последние, «государственные». Волнения в связи с распределением по области. Составление при закрытых дверях характеристик на каждого, тайных, направляемых на место будущей работы. И жуткое опять заглядывает в глаза: могу сойти с ума. Вот еще что-нибудь добавится, и не выдержу.
А в стране – чистки, раскулачивания, закрытые заседания и вершения. В Хибиногорске большая часть населения – раскулаченные украинцы; немало и уголовников, переполняющих деревянные бараки. Большинство учащихся – дети ссыльных. Они очень серьезны, добросовестно учатся, аккуратны и послушны. Но забывать нельзя: в нелегкой обстановке мы все на пограничном посту. Это внушается нам ежечасно…
Ссыльное население измучено нелегкими условиями жизни и труда, своим неравноправием, которое подчеркивается выборочным приемом на работу, да, помнится, и оплатой ее, распределением жилья – и сто раз иначе… Люди живут только мыслью о конце срока. А когда он подходит для самых первых поселенцев и в городе проводят торжественную кампанию за добровольное продление времени проживания в Хибинах, уже в качестве «вольных» участников заполярного строительства – приходит распоряжение: по окончании ссылки выезд из Хибин не разрешается…
В городе немало ночных ограблений, убийств, порой носящих характер мрачного озорства. Нам, «вольным», день и ночь неустанно твердят об обострении классовой борьбы, проникновении вражеской идеологии и – бдительности, бдительности, бдительности…
Тридцать седьмой…
Давно ничего не понимаю в бытии, не могу вобрать в себя его свирепости, одержимости, человеческих жертвоприношений под тошнотную декламацию о мире, братстве и любви к народу…»
Известный российский литературовед и литературный критик
«…
Перед нами – несчастный правитель, «странствующий адмирал». То, что его угораздило стать «правителем» России, – какой-то бред, запредельное безумие. На самом деле он, Александр Васильевич Колчак, совсем другой. Сын инженера Обуховского завода, родившийся в 1874 году в Петербурге, окончивший Морской корпус, получивший премию Рикорда, ученый, полярник, исследователь, вызванный Толлем в экспедицию, потому что лучшего гидролога в русской науке не было. Он, Колчак, делал свое дело, сидел в лаборатории, исследовал льды, читал лекции в Академии, любил Скрябина, размышлял над Тертуллианом… Это был его контекст.
И вот вместо этого – какая-то кровавая каша, липкий клейстер, разъяренная масса, самосуд матросов над офицерами Черноморского флота и смута, смута, смута – красные против белых, красные против красных, белые против белых, террор, предательство, страна, затертая между произволом и анархией, комплекс неполноценности, некомпетентности, усталого равнодушия. Офицеры, которые боятся хулиганствующих новобранцев больше, чем большевиков. Штабисты, которые лгут и разворовывают снаряжение. Нищета и ярость масс, готовых поверить в красный рай на земле, лукавство мужиков, готовых обмануть и красных, и белых, потому что им без разницы, чьи шомпола…
В этом хаосе адмирал твердо знает одно: ему не жить. Контекст утерян, смысл утрачен. Колчак смотрит в лицо Самуилу Чудновскому, командующему расстрелом, и отказывается от повязки на глаза…»
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы
«Откуда Гулаг? Сталин выдумал? Или так: Френкель выдумал, Берман, Ягода, Фирин [перечисляются руководители НКВД-евреи], а Сталин – «разрешил»? Сколько народу прошло через Гулаг? Миллионы. Сколько нужно народу задействовать в охране и в обеспечении, чтобы охватить такое количество узников? Миллионы же. Что эти миллионы упали с неба? Нет, пришли с земли. То есть: ушли с земли… И кто практически ликвидировал кулаков? Чья историческая ненависть была тут задействована? Чье желание было угадано?.. Нет, не на кого пенять, не на кого валить»
Построение тоталитарного государства в СССР
«Кто сделал так, что воевать стали даже дети? Кто послал этих мальчиков убивать тех мальчиков?
Известно кто: позорную, преступную войну развязали пять кремлевских старцев ради каких-то идиотских, мнимых целей. Поспеть раньше американцев. Не дать прорвать фронт мирового соцлагеря. Защитить южный фланг державы. Еще про коммунизм не забыть. За этими химерами смысл не прощупывается…
Я не знаю, может быть, пять кремлевских старцев и пудрили себе мозги американским десантом или интернациональным долгом, – я в этом сомневаюсь, но я не сомневаюсь в том, что под этой идеологической пудрой они чуяли зловещую геополитическую реальность.., а геополитическая реальность – это другие измерения. Это вакуум и заполнение вакуума, это восстановление равновесия, это упреждающий удар. Человеческой логики тут нет по определению, решает результат: хватило сил – не хватило сил…
И добро бы в какое-никакое ясное «дело» втянулись.., так нет же: в кровавую кашу, в хаос невменяемых междоусобиц, в средневековый абсурд.
Абсурдом все это и оборачивается, когда из кремлевских кабинетов переносится на афганский песок. Абсурдом – для мальчиков, попавших в эту мясорубку. …
Разве неправда, что мы шли в Афганистан с гуманными целями? Мы хотели построить «им» современные дома. Мы уже завезли «им» столы для кабинетов, графины для воды, красные скатерти для заседаний, тысячи портретов Маркса, Энгельса и Ленина…
«Они» не захотели вникнуть?
Нет, отчего же, захотели. «В тюрьме… главарь банды… лежит на железной кровати и читает… Ленина, «Государство и революция». «Жаль, – говорит, – не успею. Может, дети мои прочтут».
Что, афганцы не хотят приобщаться к культуре?
Да нет, хотят. Особенно, если культура общедоступная. Наши ребята слушают Высоцкого, и душманы слушают Высоцкого.
– Какой он, душман? С бандитской рожей и кинжалом в зубах?
Нет. Красивый молодой человек. Окончил московский институт.
Но мы же им землю хотели дать, землю!
А они землю не берут, ссылаясь на Аллаха…
Мальчики, которых потом назовут «оккупантами», идут на войну – по внутреннему ощущению – как герои. Вопрос: «Я не знаю, кто я: герой или дурак?» – не имеет внятного ответа. Ответ: и то, и другое! То есть перед нами герои, попавшие в вывернутую ситуацию.
Поэтому герои выглядят как дураки, люди милосердные и добрые – как провокаторы, издевающиеся над своими жертвами. Что, девушка, давшая игрушку искалеченному ребенку, сделала это не от чистого сердца? От чистого. Что, лейтенант, спасший младенца, привезший его в кишлак и там забитый мотыгами, кого-нибудь обманывал? Почему люди, созданные для подвига и добра, несут с собой зло, глупость и обман? Чем честнее человек, тем страшнее то, что он делает, – что это за жуть?»
«Мировая система социализма». 1953-1984 годы
Молодой идеалист-коммунист, работавший на заводском радио, видел, как расправлялись в 1932 году на Украине с крестьянами строители нового мира. А в конце войны сам попал в те же жернова — в начале 1945 года майор Копелев (со своим немецким языком занимавшийся вербовкой пленных) за «пропаганду буржуазного гуманизма» был арестован и девять лет провел в сталинских лагерях. Но и это был не конец «советской карьеры» Копелева — он добивается восстановления партбилета, вступает в Союз советских писателей, преподает. Но через десять лет он активно включается в правозащитное движение, с соответствующими последствиями — его исключают из партии, из писателей, из преподавания. Деятельность его была столь активна, открыта, талантлива, что власти решают от него избавиться — Копелеву разрешили выехать в Западную Германию, а после этого лишпли его гражданства «за действия, порочащие высокое звание гражданина СССР»
«Я слышал, как кричат дети, как заходятся, захлебываются криком. Я видел взгляды мужчин: испуганные, умоляющие, ненавидящие, тупо равнодушные, погашенные отчаянием, или взблескивающие полубезумной злой лихостью. Было мучительно трудно все это видеть, тем более самому участвовать. И уговаривал себя, объяснял себе: «нельзя поддаваться расслабляющей жалости, мы вершим историческую необходимость. Исполняем революционный долг. Добываем хлеб для социалистического отечества. Для пятилетки». И как и все мое поколение, я твердо верил в то, что цель оправдывает средства. Нашей великой целью был небывалый триумф коммунизма, и во имя этой цели все было дозволено – лгать, красть, уничтожать сотни тысяч или даже миллионы людей – всех, кто мешал нашей работе или мог помешать ей, всех, кто стоял у ней на пути. И все колебания или сомнения по этому поводу были проявлением «гнилой интеллигентщины» или «глупого либерализма», свойств людей, которые не способны «из-за деревьев увидеть леса».
Страшной весной 1933 года я видел, как люди мерли с голоду. Я все это видел и не свихнулся и не покончил с собой. Я не проклял тех, кто послал меня отбирать у крестьян хлеб зимой, а весной убеждать и заставлять их, еле волочивших ноги, до предела истощенных, отечных и больных, работать на полях, чтобы выполнить большевистский посевной план в ударные сроки. Не утратил я и своей веры. Как и прежде я верил потому, что хотел верить»
Построение тоталитарного государства в СССР
Писатель
«В глубине русской деревни пережил я всю радужную смену настроений: видел деревню, недоверчиво прислушивающуюся к заезжим архаровцам, сулившим мужицкий рай, видел ее с воспетой «дубиной» в руках и озаренную кровавым заревом горящих усадеб, торжествующую, потом оголодавшую, разочарованную, изнемогшую и, наконец, покорившуюся…
Так называемый «большевизм», т. е. попросту своевольство, там, – в городе и деревне, – изжив себя, издох безвоскресно: в деревне хоть крепко держат залапанную землю, но нет и помину о своевольных красных днях, а самое слово «большевик» и «красноармеец» – постыдно… Остался большевизм официальный, «коммуния»: сытое начальство, нанятая и сытая армия и бесчисленное количество «совхозов», около которых кормится шаткий люд, конечно, ни во что не веря, работая спустя рукава и существуя только надеждой на скорый конец.
В этот скорый и неизбежный конец веруют все, не исключая и самого начальства, спешащего обменять на недвижимость нажитые на комиссарстве капиталы.
На «революцию» и «коммуну» смотрят как на беду временную и никоим образом невозможную: может ли такое быть! И вместе с тем служат и терпят покорно, веруя крепко, что кто-то придет и поставит порядок…
И еще никогда с такой силой не разгорался инстинкт собственности, как в эти злые дни «коммуны» и «социализации». Люди стали как волки. Сосед с соседом не поделят широкой улицы у окон, и дело сплошь и рядом доходит до топоров. Никогда так не ссорились бабы: мать и дочь не могут поделить горшков в печке. Никогда не было такого количества раздоров и семейных разделов. Яд смуты подточил самые крепкие семьи, со старины охранявшие семейный лад, мир и силу.
Никто никому не хочет помочь ни трудом, ни хлебом, ни ссудой. Нищих не стало, да только потому, что перестали подавать. Седые старики, помнящие крепостное и когда-то считавшие за грех продать голодному хлеб, принимавших нищего как Христова желанного гостя и с земным поклоном подававшие ему ломоть и корец, теперь не подадут и корки умирающему у них на глазах голодному ребенку. Нечего и говорить о молодых, настрекотавшихся на изустных и печатных «рабочих правдах». Их наглость и самодовольство не знают границ»;
«Боль, страх и голод, которые мы переживаем, мешают нам видеть мелочи повседневной жизни, из которых и строится повседневная жизнь…
– Кто всю рябину оборвал? – кричит с волостного крыльца горлан Федька. – Председателева женка! Варенье варила! А сахар откудова? Из продовольственного комитету, товарищи, сахар! Кто под полой из складу масло таскает?.. Э-эх, все-то мы, братцы, воры и всем-то нам хо-орошая дубина нужна!.. – неожиданно заканчивает он свою рябую речь.
Честных людей нет.
Как-то по весне в волость для продовольственного отдела пришел вагон хлеба. На станцию – сорок верст – выехали подводы. Хлеб навалили, а привезти не привезли: кто вез, тот на двор к себе и завез…
С уличенными беспощадны. Но и самый страх жесточайшей расправы не может остановить неудержимую тягу к поживе, одолевшую поголовно всех. В Дуденском волостном исполкоме были похищены триста тысяч пайковых. Заподозрили председателя исполкома. Пятнадцать верст гнали его босиком по снегу, раздели догола и пустили бежать вдоль деревни. Бабы и девки мороженой лозой крыли его по голой спине. Такого испытания председатель не выдержал и открылся. Голого, его вывели на реку, поставили босыми ногами на лед и начали окатывать из проруби ледяной водой, пока он не превратился в ледяной мертвый столб».
«Да здравствует мировая социалистическая революция!» 1917-1920 годы