И сказал Бог Ною и сынам его с ним: вот, Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас, и со всякою душею живою, которая с вами, с птицами и со скотами, и со всеми зверями земными, которые у вас, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земными; поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли.

И сказал Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда: Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между землею. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга в облаке; и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти. И будет радуга в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле.

Левиафан — имя исполинского библейского чудовища, силы природы, который в конце времен должен быть уничтожен Богом.

«А Левиафана – на крючок поймаешь? … Положи на него ладонь – и думать забудешь о битве! Тщетны такие надежды! Один его вид повергает в трепет. Так кто же дерзнет его раздразнить, кто станет пред ним лицом к лицу? Кто Меня упредит – тому Я отплачу. Все, что есть под небесами – Мое! …

Кто распахнет врата его пасти? Ужасом веет от его зубов! На его спине – ряды щитов, скрепленных плотно, как печатью; сомкнуты они друг с другом – и воздух не пройдет между ними; один к другому прижат, сцеплены они неразрывно.

 Чихнет он – молния сверкает, глаза его – словно очи зари; из пасти вырывается пламя, рассыпаются огненные искры; из его ноздрей поднимается дым, как от котла, кипящего над очагом;  его дыхание воспламеняет угли, пламя из пасти пышет! В его шее таится сила, пляшет пред ним ужас.

Мясистые его части сочленены так крепко, что их не поколебать; Твердо его сердце, словно камень, словно мельничный жернов. Страшатся его появления даже боги, отступают перед натиском его.

Не поможет против него ни меч, ни копье, ни дротик, ни стрела; железо он считает соломой, бронзу – деревом гнилым. Не обратят его в бегство стрелы лучника, камни из пращи для него – что мякина; дубину он примет за соломинку, свист дротика ему смешон.

Его брюхо – что острые черепки, боронит он ими грязь. Заставляет он пучину бурлить, как котел, превращает море в горшок с кипящим зельем; светящийся след он оставляет за собой, и кажется, что бездна седой стала.

Нет на земле подобного ему – создания, которому страх неведом; на все свысока он взирает, всем сынам гордости он царь».

Перевод Андрея Десницкого

     Свое исследование Государства  именем этого чудовища назвал английский философ  Томас Гоббс 17-го века — «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского». В нем он исходит из того, что естественным состоянием людей является «война всех против всех» и что «человек человеку волк». Люди не могут долго жить в таком состоянии, иначе они истребят друг друга. Поэтому для сохранения своих жизней и общего мира они отказываются от части своих естественных прав и наделяют ими того, кто обязуется сохранить свободное пользование оставшимися правами — Государство.

Борис Хазанов, философ

Время утопии – это время митингов, патетических клятв, вдохновляющей простоты лозунгов и геометрических эмблем, время, когда некогда жить обыкновенной жизнью. Время изможденных вождей, потрясающих костлявыми кулаками, и ответом им служит согласный гул толпы.

Время полного экономического крушения, воровства и пиров, похожих на пир во время чумы, и посреди этого разора – шествие кумачовых флагов, какой-то нескончаемый парад-фестиваль; героическое время патрулей, нарукавных повязок, кожаных курток и скрипящих ремней, время юношей, время женщин, отшвырнувших быт…

Вдруг начинает казаться, что до горизонта, скрывающего лучезарное будущее – подать рукой… Не латать эту старую, изношенную, скучную и беспросветную жизнь, а сломать ее напрочь…

Александр Дроздов, писатель

С этой поры идет по России неумолчный треск: ходит сиволапый темными чащами, гнет, ломает и давит, а впереди все лес да лес…

     «Человечество никогда ещё не было в таком положении. Не достигнув значительно более высокого уровня добродетели и не пользуясь значительно более мудрым руководством, люди впервые получили в руки такие орудия, при помощи которых они без промаха могут уничтожить всё человечество. Таково достижение всей их славной истории, всех славных трудов предшествовавших поколений. И люди хорошо сделают, если остановятся и задумаются над этой своей новой ответственностью. Смерть стоит начеку, послушная, выжидающая, готовая служить, готовая смести все народы «en masse», готовая, если это потребуется, обратить в порошок, без всякой надежды на возрождение, всё, что осталось от цивилизации».

Уинстон Черчилль, британский политик

     «Правды ради надо признать, что в этом первом движении масс было нечто величественное, нечто захватывающее и даже соблазнительное, чему лишь с трудом можно было не поддаться.  Как никогда, тысячи и сотни тысяч людей чувствовали то, что им надлежало бы чувствовать, скорее, в мирное время: что они составляют единое целое. Так мощно, так внезапно обрушилась волна прибоя на человечество, что она, выплеснувшись на берег, повлекла за собой и тёмные, подспудные, первобытные стремления и инстинкты человека. Возможно, и эти темные силы способствовали тому зловещему, едва ли передаваемому словами упоению миллионов, которое в какое-то мгновение дало яростный и чуть ли не главный толчок к величайшему преступлению нашего времени».

Стефан Цвейг, австрийский писатель

«…За многовековой период своей истории, с VI по XIX, европейское население ни разу не превысило ста восьмидесяти миллионов. А за время с 1800 по 1914 год – за столетие с небольшим – достигло четырехсот шестидесяти!.. Три поколения подряд человеческая масса росла как на дрожжах и, хлынув, затопила тесный отрезок истории. Достаточно… одного этого факта, чтобы объяснить триумф масс и все, что он сулит»;

«Головокружительный рост означает все новые и новые толпы, которые с таким ускорением извергаются на поверхность истории, что не успевают пропитаться традиционной культурой»;

«Прежде даже для богатых и могущественных земля была миром нужды, тягот и риска. Тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно. Ибо этот мир девятнадцатого и начала двадцатого века не просто демонстрирует свои бесспорные достоинства и масштабы, но и внушает своим обитателям – и это крайне важно – полную уверенность, что завтра, словно упиваясь стихийным и неистовым ростом, мир станет еще богаче, еще шире и совершенней»;

«Контраст еще отчетливей, если от материального перейти к аспекту гражданскому и моральному. С середины прошлого века средний человек не видит перед собой никаких социальных барьеров. С рождения он и в общественной жизни не встречает рогаток и ограничений. Никто не принуждает его сужать свою жизнь. … то, что прежде считалось удачей и рождало смиренную признательность судьбе, стало правом, которое не благословляют, а требуют»;

«Если прежде для рядового человека жить означало терпеть лишения, опасности, запреты и гнет, то сегодня он чувствует себя уверенно и независимо в распахнутом мире практически неограниченных возможностей… И если прежде он привычно твердил: «Жить – это чувствовать себя стесненным и потому считаться с тем, что стесняет», – то теперь он торжествует: «Жить – это не чувствовать никаких ограничений и потому смело полагаться на себя; все практически дозволено, ничто не грозит расплатой, и вообще никто никого не выше»;

«Столь ясная и распахнутая перспектива неминуемо должна копить в недрах обыденного сознания то ощущение жизни, которое метко выражено нашей старинной поговоркой: «Широка Кастилия!» [соответствует русскому «Эх, гуляй душа!»]

«Человек, который намерен сегодня возглавлять европейскую жизнь, мало похож на тех, кто двигал девятнадцатый век… Пора уже наметить… психологический рисунок сегодняшнего массового человека…

Массовый человек, верный своей природе, не станет считаться ни с чем, помимо себя, пока нужда не заставит. А так как сегодня она не заставляет, он и не считается, полагая себя хозяином жизни. Напротив, человек недюжинный, неповторимый внутренне нуждается в чем-то большем и высшем, чем он сам, постоянно сверяется с ним и служит ему по собственной воле»;

«…Мало кто сомневается, что автомобили через пять лет будут лучше и дешевле, чем сегодня. Это так же непреложно, как завтрашний восход солнца. Сравнение, кстати, точное. Действительно, видя мир так великолепно устроенным и слаженным, человек заурядный полагает его делом рук самой природы и не в силах додуматься, что дело это требует усилий людей незаурядных. Еще трудней ему уразуметь, что все эти легко достижимые блага держатся на определенных и нелегко достижимых человеческих качествах, малейший недобор которых незамедлительно развеет прахом великолепное сооружение»;

«В результате современный средний европеец душевно здоровей и крепче своих предшественников, но и душевно беднее. Оттого он порой смахивает на дикаря, внезапно забредшего в мир вековой цивилизации. Школы, которыми так гордился прошлый век, внедрили в массу современные технические навыки, но не сумели воспитать ее. Снабдили ее средствами для того, чтобы жить полнее, но не смогли наделить ни историческим чутьем, ни чувством исторической ответственности. В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе. Естественно, она и не помышляет о духе, и новые поколения, желая править миром, смотрят на него как на первозданный рай, где нет ни давних следов, ни давних проблем»;

«…Абсурдное состояние духа, в котором пребывает масса: больше всего ее заботит собственное благополучие и меньше всего – истоки этого благополучия. Не видя в благах цивилизации ни изощренного замысла, ни искусного воплощения, для сохранности которого нужны огромные и бережные усилия, средний человек и для себя не видит иной обязанности, кроме как убежденно домогаться этих благ единственно по праву рождения. В дни голодных бунтов народные толпы обычно требуют хлеба, а в поддержку требований, как правило, громят пекарни. Чем не символ того, как современные массы поступают – только размашистей и изобретательней – с той цивилизацией, что их питает?»;

«…Человек, о котором ведется речь, приучен не считаться ни с кем, помимо себя. Какой ни на есть, он доволен собой. И простодушно, без малейшего тщеславия, стремится утвердить и навязать себя – свои взгляды, вожделения, пристрастия, вкусы и все, что угодно. А почему бы и нет, если никто и ничто не вынуждает его увидеть собственную второсортность, узость и полную неспособность ни к созиданию, ни даже к сохранению уклада, давшего ему тот жизненный размах, который и позволил самообольщаться?»;

«И как раз этот человеческий тип сегодня решает. … Если этот человеческий тип будет по-прежнему хозяйничать в Европе и право решать останется за ним, то не пройдет и тридцати лет, как наш континент одичает. Наши правовые и технические достижения исчезнут… Жизнь съежится, Сегодняшний избыток возможностей обернется беспросветной нуждой, скаредностью, тоскливым бесплодием»

«Под маркой… фашизма в Европе впервые появляется тип человека, который не считает нужным оправдывать свои претензии и поступки перед другими, ни даже перед самим собой; он просто показывает, что решил любой ценой добиться цели. Вот это и есть то новое и небывалое: право действовать безо всяких на то прав»

Я Господь Бог твой…

Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.

Не поклоняйся им и не служи им…

Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно…

Помни день субботний, чтобы святить его…

Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…

Не убивай.

Не прелюбодействуй.

Не кради.

Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего.

     Не выдержавшая тягот мировой войны Россия, назвавшая себя «советской», в ходе мучительной гражданской смуты выступила с головокружительной идеей «мировой революции», где бы она, возрожденная самодеятельностью масс, стала лидером кардинальных перемен всего мирового порядка. Захвативший власть в 1922 году в Италии и почти четверть века правивший страной диктатор Муссолини впервые в новейшей истории Европы создал в стране весьма успешный режим, который он назвал фашистским, фашистской назвал он и свою партию (фашизм — «связка», «единение», «все вместе»). В Германии в 1933 году народное движение за обновление страны приняло название «нацизм», поскольку главной идеей его было «вставание с колен» возрождавшейся немецкой нации после поражения в Первой мировой войне.

     Они, СССР, Италия и Германия, были очень разными, разными были и устремления национальных лидеров этих народов, но объединяло их одно, главное, коренное — полное неприятие библейского представления об устройстве мира, о месте в нем человека и его предназначении. Муссолини, открытый атеист, вынужден был с трудом терпеть религиозность своего католического народа, Гитлер, явный язычник, рассматривал любую религию только как один из «приводных ремней» своего режима, а бывший семинарист Сталин вообще искоренил из сознания руководимых им народов любое поклонение кому бы то ни было кроме себя самого. Скрытое или демонстративное неприятие религиозности со стороны национальных лидеров 20-го века, конечно же, не было случайностью. Противостояние их практики и Книги было принципиальным.

______________________

     Тексту, легшему в основу европейской цивилизации, около трех с половиной тысячи лет. Декалог или Десять заповедей впервые в истории зафиксировали основные предписания, которыми люди должны руководствоваться в своей жизни, и которые народ, «иври», пронес через все века порабощений, возвышений, катастроф, изгнаний. Каменные плиты с высеченными на них Десятью заповедями, шесть веков хранились в самом священном для евреев месте, Храме Соломона, пока не были утрачены во время разрушения Иерусалима очередным завоевателем. Но текст их евреи сохранили и до сих пор хранят его, как величайшую святыню.

    Эти «еврейские штучки» — все эти «не убивай», «не сотвори себе кумира», «чти отца твоего и мать твою», «не прелюбодействуй», «не кради», «не произноси ложного свидетельства», «не желай ничего, что у ближнего твоего» — противоречат органичным человеческим желаниям, естественным его хотениям. А Создатель сказал, что — нельзя. Так на «естественного» человека впервые была накинута религиозная узда. Он продолжал, конечно, и клятвопреступничать, и убивать, и прелюбодействовать, и красть и творить себе кумиров, но — что очень важно — отныне все это оказалось под запретом, стало считаться грехом, и в конце времен за него полагалось страшное воздаяние свыше — вечный Ад со всеми его «прелестями».

     Так, еще на ранней заре цивилизации, появилось противопоставление, противостояние, противоборство двух начал, которые через тысячелетия, мы ныне называем по разному — первозданным хаосом и культурой, язычеством и христианством, фашизмом и либерализмом.

     А через тысячу триста лет в том же народе появился проповедник, который провозглашал и вовсе немыслимые, ни с чем не сообразные вещи, которым противилось все естество человеческое:

«Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду»

«Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

«Вы слышали, что сказано: «око за око, и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду».

«Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных».

«Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный».

     Вряд ли иисусова проповедь могла вызвать отклик в «простом народе», слишком необычна, непривычна она была, слишком высокие, запредельные требования предъявляла «нормальным» людям. Но были и те — и было их немало — кого эта проповедь проняла до глубины сердец. Глубокое осознание своих грехов ломало их прошлые жизни, заставляло отказываться от радостей, комфорта этого мира, гнало в пустыни, горы, леса, на голод, холод и зной. Уходившие от мира сбивались в общины-монастыри, учились жить вместе в молитвах Создателю и трудах, и за полтора тысячелетия это религиозное движение постепенно распространилось по всей Европе.

     Затем общинность в отношениях с Создателем претворилась в индивидуальную ответственность каждого человека перед Ним, а это был настоящий прорыв к свободе выбора своего жизненного пути. Именно из этих взаимоотношений с Творцом вырос религиозный либерализм, правила которого стали общегражданскими принципами вне зависимости от индивидуальных верований или неверия — непоколебимость прав и свобод человека, ставших в христианском мире высшей ценностью, основой общественного порядка. Все другие общественные свободы — свобода совести, слова, неприкосновенность частной собственности, верховенство гражданского закона и равенство всех перед ним — производны от этого главного принципа.

     Более полутора тысяч лет христианская элита общества создавала и цементировала корку над океаном стихийных, неконтролируемых страстей человеческих, подспудно тяжко клокотавшего под ее ногами. И не дай бог прорваться этой корке всей тысячелетиями копившейся культуры, провалиться в эту вязкую пучину — последствия будут, как это не раз уже бывало, ужасающими, гибельными для десятков и сотен миллионов людей.

      Слой делателей христианской культуры во всех ее разнообразных проявлениях никогда не был, да и не мог быть, многочисленным. Огромное, подавляющее большинство населения во все времена и везде  ломовым трудом выживало, всецело подчиняясь природным циклам, боясь и иссушающих засух, и проливных дождей, нашествий насекомых и сборщиков налогов, пожаров и разорительных войн. И только к концу 19-го века крестьянское большинство смогло впервые разогнуться.

     Это облегчение жизни произошло усилиями, свободным творчеством тысяч (максимум десятков тысяч) ученых, перед которыми открылся новый мир электромагнитных волн, исследователей живого микромира, победивших страшные болезни, изобретателей, впервые разработавших станки, придумавших новые движители для наземного, водного, воздушного транспорта, впервые вырвавших из ночной тьмы, осветивших миллионы домов, энтузиазмом людей, страшно рисковавших, но ставивших на кон все свое достояние и бравшихся организовывать новые производства, не суливших немедленных выгод, но, тем не менее, свято веривших в свою миссию в мире и в свой успех.

     С появлением машин, новых материалов и технологий мир европейца начал стремительно меняться, начался переворот, опрокинувший все устои массовой повседневной, бытовой жизни. Миллионы людей перебирались в бурно растущие города, теряя свои корни, вековые связи с сельскими общинами, привычное традиционное общество распадалось, человек оказывался в круговерти рыночной стихии, в которой он уже не мог опереться на помощь «своих». Он мог положиться только на закон и власть — роль государства в его повседневной жизни возрастала многократно, появился массовый интерес к политике, к разнообразным вариантам организации общества и государства.

     На рубеже веков либерализм вызвал к жизни, казалось, давно отвергнутую демократию, равноправие всех граждан, право каждого участвовать в управлении, влиять своими голосами на решения своих элит. В общество влился мощный вал населения, дотоле разбросанный по своим деревням и хуторам и, несмотря на все усилия христианских элит, весьма мало затронутый тем, что называлось культурой, христианской культурой со всеми ее религиозными запретами и ориентирами. И в этом была, как оказалось, страшная опасность, далеко не всеми в старых элитах осознаваемая.

     Так кто были эти недохристианизированные «новые», европейцы, которым предстояло сыграть столь роковую роль в истории христианской цивилизации в следующие полтора века? Для описания их мы сделали подборку из наблюдений и мыслей испанского философа и культуролога Хосе Ортеги-и-Гассета.

     И корка христианской цивилизованности треснула так, что мало не показалось никому Едва обустроенный мир погрузился в раскаленную пучину ненависти всех ко всем, а все технические чудеса минувшего века обратились в смертоносное оружие. В результате 20-й век стал самым кровопролитным в мировой истории — в его войнах погибли не менее 130 миллионов человек.

     Начался он Первой мировой, когда огромные массы «новых европейцев» чуть ли не всех народов христианской цивилизации, благополучно забыв о том, кто они, зачем они пришли в этот мир, с воинственной радостью и энтузиазмом вцепились друг другу в горло. Итог — кровавое крушение и распад на разоренных пространствах трех великих имперских организмов и появление на их месте новых ставших независимыми народов, готовых, в свою очередь, продолжить убивать. Но страшные итоги (21,5 миллиона человек погибших) бессмысленной, по сути, войны отрезвили не всех. В 20-30-е годы века разбитые и недовоевавшие державы резко и кардинально изменили внутреннее устройство и, наращивая свой военный потенциал, поставили перед собой новые, глобальные цели.

     Российская империя, переименованная в СССР и возглавившая «восстание масс», выбросила из традиционной формулы «православие-самодержавие-народность» ее первую составляющую, жестко искореняя из сознания населения остатки религиозности и заменяя ее на собственные придумки. Италия: там в традиционно католической стране во взаимной ненависти схлестнулись «восставшие массы», которых объединяло лишь одно — полное неприятие «беззубого либерализма», острое желание все поменять и навести в стране, наконец, хотя бы относительный порядок. Национальной задачей было провозглашено возрождение величия древнего Рима. Чем бы все это закончилось, приди к власти «красные», осталось неизвестным, но победили «черные», установившие свою открытую диктатуру. Через десяток лет подобное же народное движение победило и в Германии, где тут же отодвинули на задворки общественного сознания христианство, заменяя его идеей превосходства германской расы, ультранационалистическими теориями с сильной примесью мистики и эзотерики.

     В 30-е годы 20-го века восстание против либерализма стихийной демократии масс (всегда непринужденно перетекающей в жестокие диктатуры) стоило человечеству свыше 70 миллионов прямых жертв, а с количеством погибших в Первой мировой число жертв возрастает уже до сотни миллионов, а с прибавлением умерших от эпидемий войн («испанки», холеры, тифа) достигает уже каких-то совершенно астрономических масштабов…

     Что же касается «всеобщего счастья» под сенью серпа с молотом, свастики и пучка розог… Для характеристики того, что у всех народов в итоге получилось, как нельзя лучше подойдет определение, данное Достоевским: «Дай всем этим учителям полную возможность разрушить старое общество и построить заново, то выйдет такой мрак, такой хаос, нечто до того грубое, слепое, бесчеловечное, что все здание рухнет под проклятиями всего человечества».

     Причем,  у слов этих, которые были написаны еще до всяких «восстаниймасс» и которые так и просится назвать «правилом Федора Михалыча, царствие ему небесное», в применении к 20-21-му веку практически нет исключений. Не хочется лезть в похожие опыты других цивилизаций, но по отношению к цивилизации христианской это совершенно точно, без всяких оговорок типа «невсетакоднозначно».

     В бывших тоталитарных Италии, и особенно в Германии, удалось восстановить в населении христианские истины — там несколько послевоенных десятилетий избиратели голосовали за христианско-демократические партии. На территории же бывшей Российской империи все было сложнее и безнадежней.

     С Петра I церковь на два века превратилась в один из департаментов государственного аппарата, в бюрократическое учреждение по обрядовому «окормлению» населения империи. Болевший душой за православие Николай Лесков писал: «Евангелие на Руси еще не проповедано» и, как оказалось, это было приговором с отсрочкой всего-то лет на тридцать. Народ, для которого и презираемая им «церковь», и «христианство» были синонимами, смел эту церковь со своего пути вместе со всеми ее давно мертвыми проповедями и заповедями и взялся жить по собственной воле и загаду.

     То, что происходило в России на протяжении следующего века уникально, такого не было больше нигде, даже в нацистской Германии, которую мы по привычке воспринимаем в качестве олицетворения мирового зла. Режим, установленный Сталиным за пятнадцать лет до Гитлера, был гораздо жестче, гораздо более тоталитарен, гораздо жесточе в отношении малейших проявлений «невосторженности» по отношению к вождю, который возглавил создание еще невиданного Левиафана — Государства/Власти.

     Вряд ли в мире 20-40- годов можно было найти страны столь непохожие на Италию, Германию и Россию. Но роднила их народы, помимо сходства государственных систем, одна особенность, замеченная Ортегой, благодаря которой они выглядели как близнецы-братья: «Под маркой… фашизма в Европе впервые появляется тип человека, который не считает нужным оправдывать свои претензии и поступки перед другими, ни даже перед самим собой; он просто показывает, что решил любой ценой добиться цели. Вот это и есть то новое и небывалое: право действовать безо всяких на то прав».

     Уверены, что и в сегодняшней РФ подавляющее большинство людей, если не учитывать исчезающе малых исключений, вполне подходят в своих инстинктах, взглядах и действиях под это определение, и они очень удивятся, что это вообще можно обсуждать — «а что, разве можно как-то иначе?». А тех, кто ведет себя «как-то иначе», кто считается с какими-то «принципами» и правилами, искренне, с некоторой даже жалостью, почитают за малахольных (недаром в отношении «западников» в сознании россиян прочно закрепился популярный мем отечественного юмориста — «ну, тупыыыые…»).

     Установленные в 20-30-е годы в России, Италии и Германии режимы открыли шлюзы разнузданной человеческой «органике», которая вырвалась, уже ничем не сдерживаемая, на волю, осознала свою силу, придумала себе подходящие идеи, поставила себе цели — и ринулась на их достижение. Чтобы снова загнать этого человека-зверя в относительно безопасные для него самого границы, потребовались шесть лет жесточайшей «горячей» войны, а затем еще сорок пять лет войны Холодной. Если итальянцы с Муссолини управились сами, а постгитлеровской Германии страшного военного разгрома оказалось более чем достаточно, то в отношении России время было упущено.

     Сто лет — это много. Это очень, очень много. Нынешнее поколение, по глупости, жадности и равнодушию, ощущая себя безнаказанным, ввязавшееся в эту последнюю войну, уже давно не помнит прадедов, вставших всей страной на этот путь. Сто лет целенаправленного агрессивно-антихристианского самовоспитания, сто лет интенсивного, каждодневного, поколение за поколением, всеобщего, общенационального промывания мозгов, сто лет нищей, одинокой робинзонады в окружающем СССР/РФ мире, с единственной общей гордостью позавчерашних «победителей фашизма», заодно хапнувших себе еще и пол-Европы…

     Что со всем этим делать? Ведь нельзя же оставлять на теле Европы эту открытую рану, отравляющую своим гноем все окружающее. Оставить все, как есть, вместе с российской «ядеркой» — это с гарантией получить новую войну. Ведь «постсоветское» поколение, прочно застрявшее в фашизме — и старшее, и молодое — совершенно искренне убеждено в своем полном «праве действовать безо всяких на то прав». Так что ж теперь — отгородиться от этого Мордора колючкой в пять рядов, рвом с крокодилами? Хотя эти твари в нашем климате вряд ли выживут…

    Надежд, как то было с Германией и Италией, на возможность христианского возрождения страны в близком, обозримом будущем не просматривается — «коммунизм» за столетие перепахал общественное сознание слишком глубоко, тщательно, со знанием дела. Хотя, конечно, распространение хотя бы лишь запретов Декалога было бы крайне желательно, не говоря уже о «высшем пилотаже» христианского продолжения Книги.

Д

.

_______________________

     Трудно избавиться от впечатления, что все это похоже на то, что наша цивилизация, вся ее история стала объектом полевых испытаний, в которых какая-то высшая, неисповедимая сила (назовем ее Богом, если Он, конечно, есть) допускает Противоречащего (если он, конечно, тоже есть) в земные людские дела — и вот теперь наблюдает, как созданная Им человечья масса проходит по самому краешку самоуничтожения. И тогда остается лишь надеяться на то, что Он выполнит свое обещание, данное Ною после всемирного потопа, не стирать человека, как неудавшийся из-за человечьего своеволия Свой проект, и мы вновь увидим многоцветье радуги, как знак этого обещания.

Но мы, кажется, увлеклись (хотя, согласитесь, что-то в этом, безусловно, есть).

С начала войны в Роскомнадзор, МВД, СК и ФСБ поступило в общей сложности более 250 тысяч доносов..

В составе России веками находились самые разные народы, которые сегодня участвуют в большой агрессивной и явно несправедливой войне, и существуют общие для всех них причины, которые привели к такому схожему для всех результату. Так что, упрощенно говоря «русские», мы имеем ввиду всех граждан РФ вне зависимости от национальности.