Отечественных капиталов для быстрого индустриального роста не хватало, да и те, что были, неохотно шли в промышленность, предпочитая менее хлопотные и рискованные сферы приложения (торговля, покупка недвижимости). Государственная казна, пополняемая в основном за счет налогов с далеко не богатого населения и сильно обремененная расходами на армию, также располагала недостаточными средствами. Поэтому индустриализация проводилась в основном на иностранные деньги.
При этом, опасаясь «распродажи родины», Александр III не разрешал иностранным подданным покупать в стране недвижимость – западные деньги приходили в Россию в виде займов, которые иностранные банки давали российскому государству, и сферы их приложения определяло правительство.
Лишь в 1899 году тогдашний министр финансов Сергей Юльевич Витте добился разрешения иностранцам вкладывать деньги напрямую в российские предприятия – но без права покупки земли и только в глубинных районах России.
Ради защиты отечественных фабрикантов от иностранной конкуренции, правительство Александра III ввело высокие, почти запретительные пошлины на ввоз промышленных товаров из-за границы. Одновременно сдерживалась и внутренняя конкуренция – под руководством министра финансов владельцы предприятий «стратегически важных» отраслей договаривались друг с другом о разделе рынков и единых ценах на свою продукцию.
«Любой мастеровой должен осознать, что пока он не овладеет мировыми рынками, он будет жить впроголодь… Рабочий должен понять, что, если он хочет жить, он должен держать в своих руках мир и мировую торговлю и что он – конченый человек, если даст миру выскользнуть из своих рук».
«Я был вчера в лондонском Ист-Энде я посетил собрание безработных. Услышав там душераздирающие речи, которые были сплошным криком: Хлеба! Хлеба! – я, идя домой и размышляя о виденном, убедился более, чем прежде, в важности империализма… Моя заветная идея – решение социального вопроса, а именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединенного Королевства от убийственной гражданской войны, мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка»;
«Мир почти весь поделен, а то, что от него осталось, сейчас делится, завоевывается и колонизуется, Как жаль, что мы не можем добраться до звезд, сияющих над нами ночью в небе! Я бы аннексировал планеты, если бы смог; я часто думаю об этом»
Вопрос Мировая экспансия европейской цивилизации – «зло» или «благо»? – является предметом яростных дискуссий до сих пор и по всему свету.
Тогда впервые масштабно состоялась встреча разных цивилизаций, которую мы сегодня можем наблюдать буквально в каждой ленте новостей. Тогда завязались в разных районах мира те узлы, которые нам всем приходится нынче распутывать.
Какой-либо однозначной оценки этой «европеизации», естественно, нет и в обозримом будущем не предвидится. Нам важно этот вопрос сейчас только поставить.
Единственно, в чем можно быть совершенно уверенным, так это в том, что процесс этот был неизбежен. А движение вспять, ликвидация привнесенных черт «европеизма» и полный возврат к правилам, традициям изначальной цивилизации в любом уголке мира сегодня грозит этому «уголку» или немедленной, или лишь ненадолго отложенной катастрофой – экономической, социальной и культурной.
Само слово «колониализм» вызывает в наши времена антипатию буквально на подсознательном уровне. Наверное, действительно, было в нем много нехорошего, но сейчас, в начале века 21-го, стало ясно, что развал колониальной системы обошелся «третьему миру» в неизмеримо большее число жертв и страданий, чем ее установление в 19 веке.
Может, сейчас к колониализму отнесемся так, как он того заслуживает, – как к одному из самых великих явлений мировой истории, во многом определившему тот мир, в котором мы сегодня живем?
Не будем забывать, к тому же, огромного воспитательного воздействия идей колониализма на несколько поколений европейских и отечественных мальчиков. Посмотрите на самые разные модификации «библиотечек приключений», которые читают вслед за нами наши сыновья и будут перечитывать сыновья ваши, – большая часть этих книг рассказывает о том, что в учебниках называется «колониальным проникновением». Дух колониализма внес в европейский менталитет много мужественной романтики, благородства, самоотверженности.
Луи Буссенар «Похитители бриллиантов»
Генри Хаггард «Копи царя Соломона»
Жюль Верн «Таинственный остров»
Джозеф Конрад «Лорд Джим»
Джек Лондон: «Неукротимый белый человек»
Здесь вы найдете нарочито приземленные оправдания, прагматические обоснования колониализма великого империалиста Родса. Но думается, что сэр Сэсил кривил душой, стесняясь собственного обуревавшего его всю жизнь идеализма, – вряд ли одни только «желудочные» соображения могли вдохновить сотни тысяч, миллионы европейцев на всемирную экспансию.
От грандиозности замыслов идеологов и практиков империализма 19 века захватывает дух до сих пор. А как возвышенно-увлекательна идея всемирно-исторической миссии – «Бремя Белых» – она ничуть не менее масштабна (и романтична!), чем глобальная христианизация или исламизация всей обитаемой вселенной или коминтерновская идея распространения на весь мир самого справедливого, коммунистического общества.
А вам не жалко, что к концу века идеалы той героической эпохи стали уходить, что нынче слово «романтика» приобрело невыносимо-пошлый запах дешевых дезодорантов? Нам – жалко.
Интеллигенцией называла себя та часть образованного слоя, которой совестно было пользоваться преимуществами своего положения в то время, как народ унижен, невежествен и беден. Просто заниматься своей профессией, делать карьеру и «устраиваться» в жизни интеллигенты считали морально неприемлемым, невозможным для порядочного человека в такой стране, как Россия.
Культурная пропасть между «европеизированной» верхушкой общества и почти не затронутым цивилизацией крестьянством была настолько велика, что некоторые иностранные наблюдатели называли Россию колониальной страной, в которой «белое меньшинство» управляет «туземным» большинством – примерно так же, как англичане управляют Индией. Меньшинство пользовалось гражданскими правами, обладало сильным чувством собственного достоинства. Большинство же ни о каких «правах» понятия не имело, трепетало перед любым начальством и предпочитало порку даже самому небольшому штрафу или непродолжительному тюремному заключению.
Российская интеллигенция не могла мириться с таким положением. Видеть мужика в лохмотьях, униженно ломающего шапку перед любым «барином» – мелким чиновником, полицейским, швейцаром в господском доме, – для юноши, воспитанного на западноевропейский лад, было нестерпимо стыдно. Еще стыднее было сознавать, что у него нет с этим мужиком практически ничего общего – они живут в разных мирах и говорят на разных языках. Заветной мечтой интеллигенции было преодолеть этот разрыв, сблизиться с народом, научиться понимать его и приносить ему пользу. После отмены крепостного права и создания земств сотни горожан-подвижников отправились работать в деревню – изучать народную жизнь, помогать, учить, лечить.
Работа в деревнях для городской молодежи была настоящим подвигом, требующим бесконечного терпения и веры. Крестьянская жизнь на взгляд горожанина представляла собой беспросветный кошмар – нищета, грязь, пьянство, безразличие не только к образованию, но и к здоровью собственных детей…
Для людей, воспитанных на «народнических» идеях, особенно больно было видеть, насколько далека реальная крестьянская община от той «социалистической» организации, которую они себе представляли. Взаимопомощи и солидарности тут было гораздо меньше, чем в студенческой или рабочей среде. Община нередко отказывалась выполнять даже то, что ей предписывалось законом, – например, брать на себя содержание сирот и нетрудоспособных. А уж о том, чтобы вскладчину купить что-то для общего пользования, и речи не шло.
Было совершенно ясно, что усилия горстки добровольцев не могут изменить эту картину к лучшему. Врач, раздавая лекарства в земской больнице, понимал, что его пациенты не станут здоровее, пока будут жить впроголодь; учительница в сельской школе не могла осуждать родителей, до срока забирающих оттуда детей, – в хозяйстве они нужнее…
Подавляющее большинство российской интеллигенции было убеждено, что во всех народных бедах повинно царское правительство, целенаправленно удерживающее крестьян в невежестве и нищете. Многие видели единственный способ искупить свою вину перед народом – уничтожить угнетающий его «деспотический режим».
В России, в отличие от Западной Европы, не было многовековой традиции самоорганизации, самодеятельности и солидарности общественных групп: ни цехов, ни самоуправляющихся вольных городов, ни независимых университетов, ни купеческих компаний, ни сословных представительств.
Петр I первым ощутил необходимость «насадить» инициативу и самоорганизацию на русской почве. Мечтая о расцвете российских городов, Петр I и Екатерина II пытались «даровать» им права самоуправления, ввести цехи и гильдии, но успеха эти начинания не имели. Плохо двигалось и распространение образования, хотя в школы и университеты приглашали учиться бесплатно всех желающих из любых сословий.
Университеты перестали страдать от нехватки студентов только в царствование Николая I, а в эпоху Великих реформ Александра II появилось, наконец, жизнеспособное городское самоуправление. Удалась и земская реформа 1864 года, создавшая эффективное выборное самоуправление, в котором вчерашние крепостные участвовали вместе со своими бывшими господами.
В последней четверти 19 века в России начался настоящий «печатный бум»: если в 60-е годы газет почти не читали, а самый популярный журнал имел всего 7 тысяч подписчиков, то через сорок лет газеты издавались уже сотнями, а тиражи измерялись десятками тысяч. В стране стало складываться то, что называется «общественным мнением».
АНТИСЕМИТИЗМ (ЮДОФОБИЯ). Хотя арабы тоже семитский народ (из семитской языковой группы), но антисемитизмом называется всё же только ненависть к евреям. По библейскому преданию евреи — народ, избранный Богом для того, чтобы через него возвещать свою волю всему человечеству. И Ветхий, и Новый Завет являются по сути историей жизни и духовных исканий этого народа.
Евреи, уверовавшие в Иисуса Христа, обратили в свою веру народы римской империи и растворились среди них (ведь для Христа «нет ни эллина, ни иудея»). Но большинство еврейского народа не признало Иисуса из Назарета Христом, Сыном Божиим, и продолжало ждать предсказанного явления Спасителя мира, свято соблюдая ветхозаветные законы и обычаи.
Судьба евреев, оставшихся правоверными иудеями, в последние два тысячелетия была трагична и удивительна. Сначала римляне, затем арабы, а потом и христианские государи рассеяли изгнанный из родной Палестины народ буквально по всему свету. Волна беженцев достигла и средневековой Европы, в которой не было места для чужаков-иноверцев — их не принимали ни в сельские общины, ни в ремесленные цеха, ни в купеческие гильдии. Бывшие скотоводы и земледельцы, они осели в городах, где им достались занятия, не только осуждаемые церковью, но и прямо запрещенные христианам.
Поэтому именно евреи становились тогда, помимо всего прочего, менялами и ростовщиками (обмен валюты, банковское дело солидны и престижны сейчас, но в те времена такие профессии вызывали только презрение и ненависть, как занятия греховные и грязные).
Евреи были единственными нехристианами, сумевшими выжить в этом враждебном окружении и не изменить вере отцов, они были единственными чужаками, больше тысячи лет жившими бок о бок с европейскими христианами, никогда не отличавшимися веротерпимостью. Поэтому неудивительно, что именно на них постоянно возлагали вину за все возможные несчастья — за недороды и эпидемии, падеж скота и прочие невзгоды помельче.
Антисемитизм стал дурной многовековой традицией населения во многих странах, и традицией очень удобной — всегда было на ком выместить своё отчаяние от любых бедствий, всегда можно было направить гнев озлобленной толпы против беззащитных чужаков, соблазнить её безнаказанностью погрома и грабежа (такую же роль, кстати, играли и христиане-армяне в мусульманской Турции).
Опомнилась Европа только в 20 веке, ужаснувшись зверствам чуть ли не поголовного истребления евреев от мала до велика нацистами в Германии и в оккупированных ими странах — Холокост многим вправил мозги. Сейчас в любой мало-мальски приличной стране выказать себя антисемитом, юдофобом считается столь же непристойным, как, например, «испортить воздух» в гостиной.
Самой сильной дискриминации в Российской империи подвергались евреи. Это был единственный в империи народ, ассимиляция которого не только не поощрялась, а, напротив, всячески затруднялась. Они не имели права жить восточнее так называемой «черты оседлости», и даже в этих краях им запрещалось покупать землю и жить в деревнях. В крупных городах также могли селиться лишь немногие евреи – купцы первой гильдии и люди с высшим образованием; большинство же должно было ютиться в маленьких городишках-«местечках» без малейшей надежды когда-нибудь выбиться из нужды. Единственным шансом было окончить гимназию и университет, но и этот путь правительство почти перекрыло, установив «процентные нормы» приема еврейских детей.
Такую политику высшие государственные сановники обосновывали опасениями, что трезвые, грамотные и энергичные, закаленные постоянной борьбой за существование евреи при равных условиях «отовсюду вытеснят» русских предпринимателей и торговцев, «закабалят» крестьян и т.п. В начале 20 века появилось и еще одно обоснование государственного антисемитизма, постепенно заслонившее все остальные, – многие юноши и девушки из еврейских «местечек» стали рвать с семейными традициями, – они шли «в революцию» и становились самыми яростными борцами против самодержавного государства. В ответ правительство перешло от «простой» дискриминации к поощрению и разжиганию в народе антисемитских настроений, фактически провоцируя погромы.
Из 3,8 миллионов российских евреев около миллиона, спасаясь от погромов и нищеты, эмигрировали в Америку.
ЛОЯЛЬНЫЙ. Относиться к кому то лояльно — это не то что бы быть беззаветно ему преданным (это слишком сильно сказано), но, по крайней мере, это означает не быть готовым предать его при первой же возможности, поддерживать с ним нормальные отношения в любой ситуации.
Политика русификации стала осознанно проводиться в царствование Александра III и продолжилась при Николае II. Царские наместники нередко действовали, стремясь отличиться перед Петербургом и мало заботясь о последствиях.
Самым вопиющим примером такого рода были действия Н. Бобрикова, назначенного генерал-губернатором Финляндии в 1899 г. Получив от Николая II разрешение на осуществление своей программы полной интеграции Финляндии в империю, он приступил к ее осуществлению с таким рвением, что быстро довел страну, до того жившую по собственной конституции, до полного исступления. Введение русского языка в финских школах и госучреждениях, урезание прав финского парламента, но больше всего призыв юношей в российскую армию превратили прежде лояльный народ, никогда не выступавший против империи, в ее активного врага. В 1904 году Бобриков был убит финским террористом, а через некоторое время конституция Финляндии была восстановлена. Но утраченную лояльность финнов вернуть уже было невозможно.
В начале 20 века нелегальные националистические партии и группы возникли уже не только в Финляндии и Польше, но и в Закавказье, Прибалтике, на Украине.