Известный советский и российский журналист и публицист
«Сталинский социализм был именно таким совершенством, где ни убавить, ни прибавить. Хрущев поубавил репрессий, и все зашаталось. Горбачев прибавил свободы – и все рухнуло»
Писатель
«Как-то не верилось, что больше не станет тюрем. А по запредельным землям с вечной мерзлотой под ногами распускали лагеря, валили сторожевые вышки, усыпляли конвойных собак за ненадобностью дальнейшего применения.
И появились на станциях и в поездах уцелевшие и отпущенные узники – с лагерной свинцовой сединой, запавшими, поблеклыми глазами, задышливые, с подшаркивающим шагом, превратившиеся в стариков. Молчаливо, неразговорчиво пробирались они к своим домам, к таким же постаревшим, померкшим женам, к взрослым, неузнаваемым и неузнающим детям, к отвыкшей, отчуждившейся семье, вернее, к тому, что от нее осталось, ибо лучшие годы прошли по разные стороны разлучившей их проволоки. Многие из вернувшихся вскоре умерли: не смогли адаптироваться, не вынесли этого глотка свободы, как не выносят резкого всплытия наверх водолазы, долго пребывавшие на дне»
«Если Россия в своеобразной форме перенимает некоторые западные ценности, категорически отвергая другие, то Япония пока представляет собой неприступный бастион на пути глобализации. Там основную опасность, угрожающую детям, видят в разрушении традиционных методов воспитания и все более широком проникновении западных привычек и форм поведения.
Так в японских школах появилось все больше учеников, родившихся или проживших какое-то время в США и других странах Запада. Эти дети резко отличаются своими привычками от коренных японцев. Например, на уроках они проявляют инициативу и первыми отвечают на заданный учителем вопрос в то время, как остальные дети сидят молча, опустив голову. Дети, воспитанные на Западе, пытаются ответить на вопрос, даже когда не очень хорошо подготовлены, позволяя себе рассуждать и высказывать собственное мнение. Они могут даже во время монолога учителя поднять руку и задать какой-нибудь вопрос.
Такое поведение абсолютно неприемлемо с точки зрения японских педагогов. Нормальный японский школьник на уроке никогда не задает вопросов, никогда не лезет отвечать первым, а отвечает только тогда, когда обращаются лично к нему. Потому что настоящий Японец думает не о том, как показать свои знания, а о том, что своим выступлением он может обидеть товарища, которому тоже хочется блеснуть. А чем он лучше остальных?
Чтобы «выбить» из голов вестернизированных японских детей западный индивидуализм, их отправляют в специальные интернаты на перевоспитание в «подлинно японских традициях». В результате такого перевоспитания дети окончательно убеждаются в том, что они не только не лучше, а значительно хуже всех остальных японцев, и несут это клеймо «порченых» всю оставшуюся жизнь. почти как советские люди, побывавшие в фашистском плену и потом всю жизнь вынужденные писать в анкетах: «Находился на вражеской территории».
Несмотря ни на что, японская молодежь все больше заражается вирусом западного индивидуализма. Например, некоторые подростки отказываются наследовать семейную профессию. А есть и такие бунтовщики, которые самостоятельно выбирают себе невесту, пренебрегая мнением семьи. И даже на западный манер обращаются к своей девушке по имени, а не с помощью выдержавшего испытание временем традиционного японского обращения «Эй!»
Экономист, социолог, публицист, автор 15 монографий и нескольких сотен статей, переведенных на английский, французский, японский и китайский языки. Убежденный либерал. Атеист
«…Опыт Японии показал, что сегодня в мировой экономике не может доминировать страна, которая не является мощным источником технологических нововведений… Японская промышленность сформировалась в условиях, когда доступ к технологиям был легким [«Условия, на которых японским предпринимателям и правительству удавалось приобретать новые технологии, поражают воображение: общие затраты на эти цели за 1952–1980 годы составили от 45 до 50 млрд. долл., что меньше расходов на научно-технические разработки в США в одном только 1980-м году»]… Не в последнюю очередь именно объясняется явное пренебрежение японцев проблемами образования и научных исследований. Образование поддерживалось на высоком уровне, но оставалось унифицированным, НИОКР [НИОКР – сокращенно «научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы»] занимали сравнительно небольшое место, в целом же культивируемые в обществе ценности и традиции препятствовали проявлению того индивидуализма, который только и может принести научные, технологические и хозяйственные достижения, адекватные потребностям наступающего столетия»;
«Если в США только 6,6 процента ВНП производится в отраслях, считающихся регулируемыми государством, то в Японии этот показатель составляет в промышленности 16,8 процента, в сельском хозяйстве – 86 процентов, а в финансовой сфере – 100; среднее его значение равняется 50,4 процента. Масштаб вмешательства государства в экономику может быть проиллюстрирован тем, что японские потребители ежегодно теряли в конце 80-х около 40 млрд. долл. только на покупках продовольственных товаров, а пошлины на ввоз дешевого американского риса достигали 800 процентов; при этом на 170 тыс. японских фермеров приходилось 420 тыс. управленческих работников низового уровня и 90 тыс. персонала Министерства по делам сельского хозяйства и рыболовства. В результате в те годы цены на бытовую электронику в США были ниже японских на 40 процентов,.. на автомобили – на 71, на запчасти к ним – на 82, а на продовольственные товары – на 96 процентов…»;
«…Экономический рост мог поддерживаться двумя способами: сверхэксплуатацией работников и искусственным «впрыскиванием» необходимых ресурсов. …2044 часа, проводимых «среднестатистическим» японцем на работе в течение года [70-е годы], на 10 процентов превышают рабочее время американца, на 20 – англичанина и француза и более чем на 30 – немецкого работника. Характерно, что это положение фактически не могло быть изменено, так как господствовавшая в стране система лояльности той или иной фирме существенно снижала возможности миграции рабочей силы… Таким образом, несколько десятилетий роста были в значительной мере были основаны на экстенсивных факторах; даже применяя в массовом производстве весьма совершенные технологии, Япония сумела обеспечить к концу 80-х годов производительность труда, не достигавшую и 65 процентов американского уровня; при этом в отдельных отраслях она была гораздо ниже (в легкой промышленности – 57 процентов, в пищевой – 35, а в сельском хозяйстве – всего лишь 18 процентов американского показателя)»
Бывший премьер-министр Японии (1982-1987)
«Если постоянно думать, что существует богатое развитое государство (цивилизация), которое намного превосходит твое и намного сильнее его, то само собой возникает чувство неполноценности. …
Побежденная Америкой, Япония оказалась в положении оккупированной страны. … Американская цивилизация одержала победу в материальной сфере. Япония была побеждена и в духовной области… Тогда говорили: «Вторая мировая война ознаменовала победу демократии и либерализма».
Людей снова захватила мысль: «Ну вот, Япония по-прежнему является отсталой, варварской страной». Скрытое в глубине души в течение долгих полутора тысяч лет чувство поражения, еще раз больно ударило по самосознанию.
Оккупация Японии американцами в целом явилась благодеянием и прошла мирно – это был беспрецедентный случай. Прекратились воздушные налеты, все жили спокойно в своих домах. И дело не только в этом. По сравнению с военным временем в условиях оккупации люди ощутили чувство свободы. В стране были проведены демократическая и экономическая реформы. В результате весь японский народ охватило радостное ощущение того, что «после войны жить стало лучше». …
Кроме того, японцы воочию смогли увидеть несметные богатства Америки. По сравнению с солдатами императорской армии солдаты оккупационных войск по своим физическим данным и экипировке выглядели великолепно. Американские промышленные товары беспрерывным потоком хлынули в страну… В результате сознание японцев глубоко захватила притягательная сила американского образа жизни. Иными словами, иностранная оккупация стала не гнусным и постыдным событием, а наоборот, ее восприняли как символ освобождения.
Национализм, который во время войны пережил период подъема, стимулируемый лозунгом «Все для государства!» исчез. Однако… как только произошло некоторое оживление экономики, у японцев постепенно стала возрождаться уверенность в себе.
Идея национализма изменилась под воздействием экономизма. В конце прошлого века был провозглашен лозунг «Богатое государство – сильная армия», согласно которому богатое государство должно было целиком служить созданию сильной армии. …
Этот курс закончился крахом.
Тогда появился другой тезис: «Милитаризованное общество было плохим, поэтому, отказавшись от сильной армии, на этот раз приложим все силы только для создания богатого государства». В этом тезисе нашел проявление национализм периода после второй мировой войны. Положившись в военном отношении на Америку, Япония целиком устремилась в экономическую сферу»
Английский публицист
«Cara al sol – «Лицом к солнцу» – так называется гимн фашистской Испании, который сегодня, спустя 20 лет после смерти диктатора Франко, поют, уединившись в ванной комнате, лишь страдающие ностальгией старцы. Однако именно эти слова во многом объясняют чрезвычайные перемены, произошедшие в Испании за последние полвека. …
С 1936 по 1939 год испанцы вели кровопролитную гражданскую войну, которая закончилась тем, что власть захватил Франко и удерживал ее в течение 35 лет… Пока испанцы распевали «Cara al sol», во Франции, Италии и Англии закладывались основы экономического бума, который наступил в середине 1950-х гг.
Сначала Испания закрыла все двери и подозрительно относилась ко всем иностранцам. Немногих… привлекала отсталая страна, которой правил старый друг Адольфа Гитлера. В 1959 году руководство Испании пришло к выводу, что необходимо оживить экономику, принять ряд мер по индустриализации традиционно сельскохозяйственной страны. Одной из таких мер стала политика открытых дверей.
Новая стратегия требовала приспособления к новым болезненным реалиям. В открывшиеся двери побежали из страны миллионы испанцев… С 1961 по 1973 год более миллиона испанцев получили официальное разрешение эмигрировать в поисках работы. Большинство посылало своим семьям часть заработка… Каждое лето европейские поезда заполняли возвращающиеся домой испанские рабочие, нагруженные бытовой техникой.
Одним из главных компонентов новой политики стало привлечение туристов… «Массированный наплыв иностранцев в определенном смысле ослабил традиционную мораль и обычаи… Несмотря на строгую цензуру и контроль за киноэкранами и газетами, правительству не удалось избежать определенного интеллектуального сдвига» [«Краткая история Испании»]»;
«Для провинциальной и недоверчивой страны это было грубым пробуждением. …
Светловолосые туристы принесли с собой новые концепции времени и экономических отношений. «Испанцам, привыкшим измерять время в часах, вдруг пришлось измерять его в секундах», – пишет английский журналист… Понадобились рабочие руки в отелях и ресторанах. В 1971 году в 90 случаях из ста нервными расстройствами в провинции Малага страдали молодые крестьяне, которые не смогли выдержать смену плуга на поднос официанта. В результате в центральной больнице Малаги было открыто отделение, известное под названием «отделение официантов».
Европа — трудный путь к единству
Советский астроном и астрофизик, активный участник правозащитного движения в СССР, политзаключённый. После 5 лет тюрьмы и лагерей под угрозой нового срока вынужден был покинуть СССР. В эмиграции раз в две недели на протяжении 14 лет издавал информационный бюллетень «Вести из СССР». Возвратившись в Россию стал председателем разгромленной в начале 80-х Московской Хельсинкской группы. Входил в состав Конституционного совещания, автор нескольких статей новой Конституции РФ, важнейшими из которых считал статьи о свободе передвижения и выбора места жительства (то есть об отмене прописки), а также о свободе выезда за пределы России
«Испания и Россия – два противоположных края Европы. Как Россия преградила путь в Европу татаро-монгольской коннице, так и Испания стала барьером на пути расширения арабского халифата. Для обеих наций это не прошло бесследно и привкус Востока до сих пор ощущается и в той, и в другой культуре. Русские после падения Византии почувствовали себя главной опорой православия, противостоявшего «латинской вере», а испанцы позднее остались в своем католическом изоляте практически одни против реформационной Европы. Только испанцы и русские сумели остановить Наполеона. Внутреннее развитие обеих стран также демонстрирует много общих черт. Испанский абсолютизм и российское самодержавие, сходными путями идущие к упадку. Имперская экспансия за моря в Испании и на восток в России. Злокачественное развитие коррумпированной демократии. Пароксизмы революций и, конечно, франкизм и большевизм, умудрившиеся, наконец, столкнуться в прямом сражении»
Европа — трудный путь к единству
«Более всего повезло тем, кто жил в домах, фасады которых проходили по границе между секторами – например, на Бернауэрштрасе. Они просто прыгали из окон на свободную территорию западного сектора. Западноберлинские граждане скоро сообразили, как помочь этим последним беженцам: из домов притащили палатки и одеяла и растягивали их под окнами, подхватывая прыгавших. Кое-кому удалось проползти на Запад по еще не перекрытым тоннелям метро или переплыть по каналам»;
«Путеводитель по Стене.
Сначала вы должны преодолеть металлический решетчатый забор с подсоединенными к нему устройствами, подающими сигнал тревоги на ближайшую сторожевую вышку. Забор этот протянулся на 125,1 км. Делая перебежку дальше, вы наткнетесь на низко протянутую проволоку–спотыкач и тем самым задействуете ракетницы с осветительными ракетами, если вы захотите совершить свой побег в ночное время. Вас увидят с одной из 295 расположенных за проволокой сторожевых вышек. На линии вышек установлено также 243 бункера с прорезями–бойницами, где тоже сидит стража. Между вышками и бункерами находятся участки с натянутой проволокой, вдоль которой бегают собаки. Теперь их больше, чем вначале: 243 участка, по числу бункеров. Преодолев это препятствие, вы попадаете на бетонную полосу – дорогу, по которой регулярно патрулируют автомашины с полицейскими. Сразу за дорогой – ряд осветительных мачт с мощными фонарями. Вас, пересекающего эту световую полосу, увидят пешие патрули, двигающиеся по дорожке, идущей вдоль линии осветителей. Дорожка эта лишь пунктиром ограничивающих столбиков отделена от мощного противотанкового рва глубиной до 5 м. По внешнему его краю идет широкая контрольно-следовая полоса, песчаное покрытие которой регулярно разравнивают. И после этого – только после этого! – идет собственно Стена из железобетонных плит 4–метровой высоты. Поверх Стены проложена толстая (полметра в диаметре) бетонная труба: даже если вы, преодолев все препятствия, подпрыгнете на 4–метровую высоту, вы наверняка зацепитесь за ее край. Стена как таковая тянется на 111,2 км. Она охватывает весь периметр Западного Берлина: на остальных 56,6 км ее заменяет той же высоты металлический забор – всего 167,8 км.
Все? Вроде бы все. Если не считать различных дополнительных устройств – таких, например, как экраны от любопытных, о которых говорилось выше. Или установленных наклонно стальных или бетонных плит со вделанными шипами. Плиты установлены там, где рельеф местности позволяет (и, значит, делает соблазнительным) перемахнуть через один из заборов или саму Стену: попытавшись сделать это, вы должны напороться на заботливо приготовленные для вас острия.
Ширина всего комплекса Стены – около 100 м. …Полоса эта прерывается лишь однажды: у Бранденбургских ворот. Сюда водят туристов, посещающих Восточный Берлин… «Товарищи, – говорит гид, – было очень много направленных против нас провокаций с той стороны. Мы вынуждены были оградить себя от них»;
«Именно расстрел беглеца окончательно закрепил в сознании берлинцев смысл Стены. 17 августа 1962 г., почти точно через год после воздвижения Стены, при попытке перебраться через нее был убит 18-летний мальчик Петер Фехтер. Пуля настигла его у самой Стены. Около 50 минут лежал он под стеной, с восточной ее стороны, истекая кровью и крича о помощи. К нему не подошел никто»
«Мировая система социализма». 1953-1984 годы
Глава российского правительства в 1992-1998 годы. Известен был нарочитым косноязычием, «черномырдинками», которые «отражали порой суть эпохи лучше, нежели толстые книги писателей и профессоров»
«Россия – это континент, и нам нельзя тут нас упрекать в чем-то. А то нас одни отлучают от Европы, вот, и Европа объединяется и ведет там какие-то разговоры. Российско-европейская часть – она больше всей Европы вместе взятая в разы! Чего это нас отлучают?! Европа – это наш дом, между прочим…»
Европа — трудный путь к единству
«Оставаясь на прежнем месте, границы делаются не только прозрачными, но и все более призрачными; одна береговая линия сохраняет незыблемую четкость – вечный контур, внутри которого складывается какая-то новая, незнакомая Европа.
Это Европа, охладевшая к национальной идее, без которой ее еще совсем недавно трудно было помыслить.
Два столетия без малого национализм был воздухом, которым все дышали. …
Между прочим, в России появившийся у европейца косой взгляд на «иноплеменных» весьма часто относили почему-то только на свой счет. Но вот что любопытно: «они», западные европейцы, друг друга зачастую не любят еще больше. В самом деле, если бы тогдашнего [вторая половина 19 века] немца спросили, кого он больше не любит, он скорее всего ответил бы: француза. И тем более француз (особенно после 1870 года) своим «любимым врагом» назвал бы немца, а отнюдь не русского. …
Естественно, что строительство объединенной Европы началось с этих двух стран – Франции и Германии. Люди, возглавившие дело франко-немецкого примирения, шли на подвиг, без преувеличения, равный подвигам Геракла. Что их усилия не пропали даром, лучше всего говорит следующий факт: по данным периодически проводимых опросов, молодые французы и молодые немцы больше доверяют теперь друг другу, чем своим соотечественникам, принадлежащим к старшим поколениям. Вещь, совершенно невозможная еще каких-то лет тридцать назад!»
Европа — трудный путь к единству
«Отверженные», «Собор Парижской Богоматери», «Человек, который смеется», «Труженики моря» — все это Виктор Мари Гюго, великий француз, великий европеец. Когда он умер (1885), Париж десять дней был в трауре, гроб с его телом стоял под затянутой черным крепом Триумфальной аркой
«Мы добьемся создания великих Соединенных Штатов Европы…
Мы добьемся родины без границ, торговли без таможен, передвижения без преград, истины без догм»
Европа — трудный путь к единству