ИСТОРИЯ - ЭТО ТО, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ОБЬЯСНИТЬ НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩИМ

Жильбер Лафайет

в Без рубрики on 09.10.2017

 

1757 — 1834

 

Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Ла Файет прошел через три революции, причем отнюдь не рядовым их участником. Он был их романтическим героем, но одновременно в круговерти событий никогда не терял разума и здравого смысла, выступая и против жестокостей революционных толп, и против деспотического их подавления. И при этом не только остался жив (что само по себе удивительно для человека такого склада), но и надолго остался в памяти потомков.

Он был из богатой старинной рыцарской семьи, гордился своим предком, сражавшемся рядом с Жанной д`Арк, и отцом, павшим во время Семилетней войны в Канаде. Он был еще подростком, когда умерла его мать, а через неделю и его дед, в прошлом капитан королевских мушкетеров, и Жильбер унаследовал их состояния. В семнадцать он обвенчался с пятнадцатилетней  Адриeной из герцогской семьи, и ее приданое, разумеется, было огромным. О материальной стороне жизни можно было в дальнейшем не думать. По окончании колледжа он был зачислен в роту королевских мушкетеров, потом стал ее лейтенантом, а потом командиром эскадрона отправился служить в крепость Мец. Карьера юного титулованного богача развивалась лучше некуда, но наступали времена бурных, неожиданных перемен. В 22 года он впервые услышал о событиях на Американском континенте

Он бросается в Париж, находит там американских представителей и получает их согласие на участие в войне. Но при этом ставит два условия: он поплывет через океан только на судне, которое он сам купит и отказывается от какого бы то ни было жалованья.  Добравшись до Филадельфии, где в то время пребывал Конгресс, он обращается к нему с письмом, в котором пишет: «После всех жертв, принесённых мною, я считаю себя вправе просить о следующем: разрешить мне служить в вашей армии, во-первых, на мой собственный счёт и, во-вторых, в качестве простого волонтёра». Конгресс решил принять услуги маркиза де Ла Файета и, признавая энергию и знатность рода, назначить его начальником штаба Континентальной армии с присвоением чина генерал-майора. Правда, должность эта тогда мало что значила (как и звание), молодому маркизу вменялось в обязанность неотлучно быть при главнокомандующем. С Вашингтоном у него сложились прекрасные отношения.

Подошло и время боевого крещения. В ходе первого в его жизни сражения, видя беспорядочное бегство ополченцев, Ла Файет метался со шпагой в руке по полю боя, пытаясь остановить солдат, до тех пор, пока не был ранен в бедро и не потерял сознания. Отряд с Вашингтоном во главе подоспел вовремя — маркиза спасли.  Едва оправившегося от раны Ла Файета назначают командиром отряда ополченцев в 350 человек, и он с ним разбивает равный по численности отряд профессиональных немецких наемников во главе с английским генералом.

Его назначают командующим Северной армией, на границе с Канадой. Там Ла Файет впервые встречается с индейцами. Ирокезы часто нападали на поселения колонистов и угрожали северному флангу войны. Маркиз собрал всех вождей шести племен и в своей речи попытался объяснить им цели американской революции, ее идеалы и принципы. Неизвестно, насколько поняли его вожди, но сам он индейцам чрезвычайно понравился. Он был торжественно наречен индейским именем (Кайевла — Грозный всадник) и с ним был заключен договор, по которому племена обязались сражаться со всеми врагами Кайевлы. Встреча, как водится, закончилась песнями, танцами и раздачей подарков. Подарки были куплены на деньги маркиза, за свой счет он выстроил на границе и форт с артиллерией.

[Бомарше, сам немало помогавший американцам, сказал о нем: «Этот молодой сумасшедший маркиз де Ла Файет, который, не довольствуясь тем, что открыл Америке своё сердце, открыл ей и свой кошелёк»]

В конце 1778 года Ла Файет заболел тяжелой формой воспаления легких (тогда его лечить не умели, полагаясь на крепость организма больного) и согласился взять отпуск, чтобы отправиться в Европу (для него Конгресс выделил фрегат). Во Франции его встречали с таким восторгом, что королевский двор, наградив его генеральским званием, постарался восходящую «звезду» побыстрее сбыть с рук — через полгода он уже отплыл из Ларошели. Он вез американцам важнейшую новость о том, что в ближайшее время придет подмога в виде французского военного корпуса.

После решающей операции войны, в которой генерал принял самое активное участие, капитуляции английской армии в Йорктауне, он вновь возвращается на родину, а затем, уже после подписания мира, по приглашению Вашингтона снова плывет через океан и триумфально объезжает победившие штаты.

В ту поездку он разыскал своего лучшего агента, который всю войну снабжал его ценнейшей разведывательной информацией — чернокожего раба Джеймса Армистеда. Джеймс уговорил своего хозяина отпустить его воевать в Континентальную армию. Он попал под начало Ла Файета, который решил сделать из него шпиона. Под видом раба, убежавшего от своего хозяина-американца, Джеймс быстро входил в доверие в английских штабах и постоянно передавал информацию обо всех передвижениях британских войск и намерениях английских командиров. Он был «глазами» и «ушами» Ла Файета в лагере противника, в самом центре принятия его решений. После победы Джеймс вернулся к своему хозяину, поскольку права на освобождение он не имел — по виргинскому закону освобождались чернокожие солдаты, а Джеймс формально солдатом не был. Ла Файет был возмущен тем, что его соратник, которому он был стольким обязан, до сих пор раб и написал ему рекомендацию, к которой присоединился и его хозяин. Его освободили, он стал успешным, богатым фермером — и сменил имя, став Джеймсом Армистедом Лафайетом. Маркиз помнил его всю жизнь. Когда через тридцать лет по приглашению президента Монро он вновь приехал в США, посетил могилу Джорджа Вашингтона, в огромной массе встречавших он узнал своего прежнего соратника — он остановил карету, выбежал из нее, пробился через толпу, и они — оба уже постаревшие — обнялись.

 

А на родине пошли дела совсем уже крутые. Война за океаном стала «последней соломинкой, переломившей спину верблюда» — финансы страны затрещали по всем швам, королевская, государственная казна оказалась не только пуста, но за ней накопилось огромное число долгов по займам, отдать которые не было никакой возможности. Пополняли казну, платили налоги, в основном, крестьяне и горожане, дворянство и духовенство налогов во Франции не платили. И король сам отбирает представителей аристократии на собрание нотаблей, чтобы распространить налоги и на них — среди них и маркиз Ла Файет. Это собрание, на верность которого так надеялся Людовик XVI, отказывает королю. Теперь вся его надежда на Генеральные Штаты, на которые делегатов избирает все население, отдельно по каждому сословию (дворяне, духовенство, и «третье сословие» — крестьяне и горожане). От дворянства был избран и маркиз Ла Файет.

Почти сразу же началась борьба за объединение депутатов от всех сословий и за провозглашение их Национальным собранием, парламентом страны. После принятия такой резолюции король приказал депутатам разойтись. Но гвардейцы, пришедшие разогнать депутатов «третьего сословия» на пороге зала были встречены группой дворян во главе с Ла Файетом с обнаженными клинками — и королевская стража отступила. Отступил и король, признав бессословное Национальное собрание. Но депутаты тут же сделали следующий шаг, назвав свое собрание Учредительным — они поклялись не расходиться до тех пор, пока не примут первую в истории страны конституцию.

Ла Файет  внес предложение предварить статьи конституции Декларацией прав человека по образцу США, что и было сделано. В тот же день король попытался дать отпор покусившимся на его абсолютную власть, — он сменил правительство, и ключевой министр его заявил: «Если нужно будет сжечь Париж, мы сожжём Париж», в столицу стягивались полки, состоявшие из немецких и швейцарских наемников. Учредительное собрание, не имевшее иных сил, кроме доверия народа, могло лишь обреченно наблюдать за развитием переворота. «Вот и всё, с революцией покончено» — записал в дневнике английский наблюдатель, «Генеральные штаты сошли с ума, нужна полная коррекция положения» — сказал ему один из офицеров.

Но тут вспыхнул Париж. Огромные толпы чем попало вооружившихся парижан штурмом взяли символ королевской власти в центре города — крепость-тюрьму Бастилию. Отказались подчиняться своим офицерам и присоединились к горожанам солдаты гвардейского полка. Столица оказалась во власти восставших, после чего начались повсеместные восстания в провинции и повальное бегство чиновников — в одночасье развалилась вся система королевского управления страной. Повсюду из вооруженных горожан создавались отряды Национальной гвардии. И командующим Национальной гвардии Франции был избран Лафайет (так он изменил свою фамилию после этих событий). По слухам, именно он предложил для своих гражданских солдат трехцветную кокарду (сине-красный — цвет Парижа и белый — цвет знамени короля), цвета, ставшие национальными. [А ключи от главных ворот Бастилии Лафайет послал в подарок Джорджу Вашингтону]

Но победа восстания не прибавила парижанам хлеба, крестьяне опасались везти зерно в город, в котором происходило что-то невиданное и непонятное. И женщины, измученные многочасовыми стояниями в очередях в лавки, решили, что вся беда в том, что король не живет в Париже, а по-прежнему в своей резиденции в Версале (в 20 километрах от столицы). Они были уверены, что присутствие в городе короля сразу же решит проблему с продовольствием. Напрасно Лафайет несколько часов уверял толпу в бессмысленности похода, — десятитысячная масса разъяренных женщин взломала оружейный склад и, прихватив ружья, пики и даже две пушки, двинулась к Версалю. Вечером Лафайет также повел Национальную гвардию к резиденции короля, чтобы предотвратить кровопролитие.

Он подоспел вовремя, — всю ночь и все утро то там, то здесь начинались схватки с охраной дворца, некоторым королевским гвардейцам уже успели отрубить головы и возбужденная толпа потрясала своими страшными трофеями, насаженными на пики. Ситуация висела на волоске, на грани неуправляемого бунта «бессмысленного и беспощадного». Лафайету удалось разрядить обстановку, — он вывел на балкон королевскую чету с ребенком-наследником и на глазах толпы поцеловал королеве руку. Король согласился на переезд в Париж, и радостная толпа двинулась с королем в обратный путь, восклицая: «Мы уже не будем сидеть без хлеба! Мы везём пекаря, пекаршу и маленького пекарёнка!» В столице король поселился во дворце Тюильри под присмотром Лафайета.

На этот раз удалось обойтись без большой крови. Король окончательно потерял власть, аристократы спешно покидали страну, и Национальное собрание без помех приступило к конструированию нового государства. Франция должна была стать конституционной монархией с минимальным влиянием короля, главную роль в управлении страной должен был играть всенародно избираемый парламент.

Но тут королевская семья со своим ближайшим окружением решилась на авантюру, которая, в случае удачи, грозила иностранной интервенцией, а при неудаче, разрушила бы все то, чего добились сторонники мирного развития революционных событий, — король, обманув бдительность Лафайета, выбрался из дворца и попытался тайно сбежать из страны. Его узнали, поймали недалеко от границы и привезли обратно.

Пытаясь хоть как-то оправдать Людовика и спасти практически уже готовый проект нового государственного устройства, Учредительное собрание, в котором большинство выступало за конституционную монархию, объявило, что король вопреки своему желанию был «похищен» теми, кто хотел его скомпроментировать. Но правда стала ясна всем — Людовик XVI на роль конституционного монарха, верховного защитника свобод своих подданных не годился.

[Для тех, кто может удивиться позиции этого первого поколения революционеров, справка: республикой Франция стала лишь спустя 84 года; но и тогда при голосовании в Национальном собрании республиканская форма правления победила большинством в… один голос]

Именно с этого момента стали набирать силу те, кто хотел сделать Францию республикой, — они требовали низложить короля. Республиканские вожди подготовили петицию Учредительному собранию с этим требованием и призвали парижан собраться на Марсовом поле, чтобы ее поддержать. Лафайет, как всегда, был в гуще событий во главе Национальной гвардии. Сначала его гражданским солдатам удавалось сдерживать толпу, но когда «левые» вожди привели новые разгоряченные массы людей, которые начали забрасывать национальных гвардейцев камнями, те открыли огонь на поражение — полсотни человек было убито, сотни ранены. После этого начались аресты, «левые» вожди скрылись или бежали в Англию.

После этих событий сама должность командующего Национальной гвардией была ликвидирована, и Лафайет отправляется на войну, объявленную Национальным собранием своим восточным соседям. Он с раздражением следит за тем, что происходит в Париже, как рушится все, ради чего он жил. Он попытался было приехать в Национальное собрание с офицерскими требованиями восстановления авторитета законов, конституции, запрета парижских экстремистских клубов, спасения королевского достоинства, но встречен был враждебно всеми — и «правыми», и «левыми», и королевской семьей («Лучше смерть, чем помощь Лафайета», — сказала королева).

После известия о низложении короля Лафайет арестовал парижских комиссаров, приехавших приводить войска к присяге Республике, а, когда он был официально объявлен изменником, решил скрыться в Америку. Но, едва он пересек франко-голландскую границу, как тут же попался австрийцам, которые увезли его вглубь своей империи, в суровую чешскую крепость-тюрьму Оломоуц. И целых пять лет о кровавой смуте революции на родине Лафайет узнавал лишь из вражеских уст. К нему приехала жена, Адриена, с дочерьми, измученная заключением во французских тюрьмах и добровольно пошедшая в заключение в тюрьме австрийской. Но ей еще повезло, ей не решились отрубить голову ради знаменитого имени мужа (тут вмешался и американский посол, будущий президент Монро), но она видела, как все ее родственники пошли под нож гильотины только за свое дворянство…

Австрийцы выпустили Лафайета в 1797 году. Во Франции крупномасштабный террор уже закончился, шли какие-то мутные дела, которые неизвестно было, чем закончатся. На родину возвращаться не хотелось, Лафайет предпочел жить «обыкновенной» частной жизнью неподалеку, в Голландии, без каких бы то ни было надежд. Через два года он приехал, чтобы встретиться Наполеоном, установившим свою диктатуру в стране: «Мне не нравится общее направление вашего режима»… И, не желая во всем этом участвовать, снова — в «частную» жизнь, на семнадцать лет.

Крах наполеоновской империи и восстановление прежней династии Бурбонов никакого энтузиазма у Лафайета не вызвало — один тиран сменил другого. Но, когда Наполеон, обещая французам мир, свободу, укрепление принципов Великой революции, в 1815 году вновь вернулся к власти, Лафайет решается выйти из многолетнего затворничества. Наполеон предлагает сделать его пэром (членом верхней палаты парламента, назначаемой императором) — Лафайет отказывается. Вместо этого он проходит в нижнюю палату парламента в результате выборов и там успевает «насолить» Наполеону так, что тот не мог забыть этого до самой смерти, назвав в своем завещании Лафайета в числе четырех главных изменников.

После окончательного свержения Наполеона и второго восстановления на престоле Людовика XVIII Лафайет остается депутатом и осваивает новое для себя поприще — каждодневную борьбу за соблюдение королем навязанной ему державами-победительницами конституции, которая была значительно свободней наполеоновской и которую монарх торжественно обещал блюсти. Гражданские свободы, даже провозглашенные в самых торжественных обстановках, даже записанные, закрепленные в конституциях — свобода вероисповедания, свобода слова, печати, собраний и т.д., и т.д. — всегда на практике превращаются в пустые декларации, если не стоят за ними такие борцы, как Лафайет.

Тем временем, место умеренно-либерального Людовика XVIII занял Карл Х, который считал умершего брата безбожником и отступником от идеалов монархизма и вознамерился восстановить королевский абсолютизм в полном объеме, в точности как при Старом порядке. Но Франция уже была не та — фактическая попытка монархического государственного переворота разъярила страну настолько, что Карл из покрывшегося баррикадами Парижа вынужден был бежать в Англию. И Лафайет увидел, что создалась уникальная возможность осуществить свою давнюю мечту — посадить на трон такого короля, который бы вместе с парламентом мог обеспечивать закрепленные либеральной конституцией права и свободы всех граждан. И такой кандидат на трон имелся — Луи-Филипп Орлеанский.

В парижском восстании в июле 1830 года семидесятитрехлетний Лафайет, наконец-то, снова в своей стихии — баррикады, войска, переходящие на сторону восставших, толпы, чем попало вооруженных, ликующих парижан… Он, глава временного правительства, вновь, как и сорок лет назад, избранный командующим Национальной гвардией, приглашает в столицу Луи-Филиппа и, под трехцветным революционным знаменем обнимает на балконе перед толпой будущего короля — «Луи-Филипп — лучшая из республик!» — и слово Лафайета дорогого стоит. Впервые именно парламент возвел на трон монарха, который подходит Франции, «короля-гражданина» — своим голосованием.

Вряд ли Лафайет успел разочароваться в своем выборе — в первые годы Июльской монархии прошли долгожданные реформы: в два с половиной раза расширилось число избирателей, заложены основы народного образования (каждая община предоставляла здание для школы и жалование учителю), в школах отменены телесные наказания, стал более человечным режим в тюрьмах, уничтожена цензура. Это были поистине «золотые» годы для Франции, именно в это время переживавшей бурный период промышленной революции, перед которой новая власть открыла широкую дорогу. Он умер через четыре года после последней в его жизни революции.

Его именем названо множество городов и улиц (в основном, в США), его имя носит парк, примыкающий к Белому дому в Вашингтоне, американские летчики, сражавшиеся в Первую мировую войну во Франции, назвали себя его именем — эскадрилья «Лафайет», так называют авианосцы и подводные лодки, станции метро и торговые центры. Кто-то взял на себя труд подсчитать количество упоминаний имен в трудах французских историков — и имя Лафайета уступило лишь Наполеону…

 

Опубликовать:


Комментарии закрыты.