ИСТОРИЯ - ЭТО ТО, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ОБЬЯСНИТЬ НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩИМ

ЧТО ЛЮДИ ДУМАЛИ. «Закат Европы». 20-е годы

в Без рубрики on 24.04.2017

 

Джеймс Джолл, историк:

«Мудрость и глупость наших государственных деятелей – это почти отражение нашей собственной мудрости и глупости», мудрость и глупость одного поколения не обязательно такая же, как у следующего. Чтобы понять людей … года, нам нужно понять ценности … года, и, исходя из этих ценностей, судить об их делах»

 

 

НОВОЕ ОЩУЩЕНИЕ ЖИЗНИ

 

Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ:

«Прежде даже для богатых и могущественных земля была миром нужды, тягот и риска.

Тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно. Ибо этот мир девятнадцатого и начала двадцатого века не просто демонстрирует свои бесспорные достоинства и масштабы, но и внушает своим обитателям – и это крайне важно – полную уверенность, что завтра, словно упиваясь стихийным и неистовым ростом, мир станет еще богаче, еще шире и совершенней»;

«Контраст еще отчетливей, если от материального перейти к аспекту гражданскому и моральному. С середины прошлого века средний человек не видит перед собой никаких социальных барьеров. С рождения он и в общественной жизни не встречает рогаток и ограничений. Никто не принуждает его сужать свою жизнь. … то, что прежде считалось удачей и рождало смиренную признательность судьбе, стало правом, которое не благословляют, а требуют»;

 

«Если прежде для рядового человека жить означало терпеть лишения, опасности, запреты и гнет, то сегодня он чувствует себя уверенно и независимо в распахнутом мире практически неограниченных возможностей… И если прежде он привычно твердил: «Жить – это чувствовать себя стесненным и потому считаться с тем, что стесняет», – то теперь он торжествует: «Жить – это не чувствовать никаких ограничений и потому смело полагаться на себя; все практически дозволено, ничто не грозит расплатой, и вообще никто никого не выше»;

«Столь ясная и распахнутая перспектива неминуемо должна копить в недрах обыденного сознания то ощущение жизни, которое метко выражено нашей старинной поговоркой: «Широка Кастилия!»

 

 

«НАШЕСТВИЕ МАСС» И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ

 

Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ:

«…За многовековой период своей истории, с VI по XIX, европейское население ни разу не превысило ста восьмидесяти миллионов. А за время с 1800 по 1914 год – за столетие с небольшим – достигло четырехсот шестидесяти!.. Три поколения подряд человеческая масса росла как на дрожжах и, хлынув, затопила тесный отрезок истории. Достаточно… одного этого факта, чтобы объяснить триумф масс и все, что он сулит»;

«Головокружительный рост означает все новые и новые толпы, которые с таким ускорением извергаются на поверхность истории, что не успевают пропитаться традиционной культурой»;

«Человек, который намерен сегодня возглавлять европейскую жизнь, мало похож на тех, кто двигал девятнадцатый век… Пора уже наметить… психологический рисунок сегодняшнего массового человека…

Массовый человек, верный своей природе, не станет считаться ни с чем, помимо себя, пока нужда не заставит. А так как сегодня она не заставляет, он и не считается, полагая себя хозяином жизни. Напротив, человек недюжинный, неповторимый внутренне нуждается в чем-то большем и высшем, чем он сам, постоянно сверяется с ним и служит ему по собственной воле»;

«…Мало кто сомневается, что автомобили через пять лет будут лучше и дешевле, чем сегодня. Это так же непреложно, как завтрашний восход солнца. Сравнение, кстати, точное. Действительно, видя мир так великолепно устроенным и слаженным, человек заурядный полагает его делом рук самой природы и не в силах додуматься, что дело это требует усилий людей незаурядных. Еще трудней ему уразуметь, что все эти легко достижимые блага держатся на определенных и нелегко достижимых человеческих качествах, малейший недобор которых незамедлительно развеет прахом великолепное сооружение»;

«В результате современный средний европеец душевно здоровей и крепче своих предшественников, но и душевно беднее. Оттого он порой смахивает на дикаря, внезапно забредшего в мир вековой цивилизации. Школы, которыми так гордился прошлый век, внедрили в массу современные технические навыки, но не сумели воспитать ее. Снабдили ее средствами для того, чтобы жить полнее, но не смогли наделить ни историческим чутьем, ни чувством исторической ответственности. В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе. Естественно, она и не помышляет о духе, и новые поколения, желая править миром, смотрят на него как на первозданный рай, где нет ни давних следов, ни давних проблем»;

«…Абсурдное состояние духа, в котором пребывает масса: больше всего ее заботит собственное благополучие и меньше всего – истоки этого благополучия. Не видя в благах цивилизации ни изощренного замысла, ни искусного воплощения, для сохранности которого нужны огромные и бережные усилия, средний человек и для себя не видит иной обязанности, кроме как убежденно домогаться этих благ единственно по праву рождения. В дни голодных бунтов народные толпы обычно требуют хлеба, а в поддержку требований, как правило, громят пекарни. Чем не символ того, как современные массы поступают – только размашистей и изобретательней – с той цивилизацией, что их питает?»;

«…Человек, о котором ведется речь, приучен не считаться ни с кем, помимо себя. Какой ни на есть, он доволен собой. И простодушно, без малейшего тщеславия, стремится утвердить и навязать себя – свои взгляды, вожделения, пристрастия, вкусы и все, что угодно. А почему бы и нет, если никто и ничто не вынуждает его увидеть собственную второсортность, узость и полную неспособность ни к созиданию, ни даже к сохранению уклада, давшего ему тот жизненный размах, который и позволил самообольщаться?»;

«И как раз этот человеческий тип сегодня решает. … Если этот человеческий тип будет по-прежнему хозяйничать в Европе и право решать останется за ним, то не пройдет и тридцати лет, как наш континент одичает. Наши правовые и технические достижения исчезнут… Жизнь съежится, Сегодняшний избыток возможностей обернется беспросветной нуждой, скаредностью, тоскливым бесплодием»

 

Франсуа Фюре, французский историк:

«Великая депрессия погрузила демократические страны в состояние тоски и тревоги. И в это же самое время коллективизация сельского хозяйства и первый пятилетний план выглядят как образцы коммунистической воли и организованности – в противоположность капиталистической производственной анархии и неуправляемости. Вероятно, не было в современной истории Запада другой такой эпохи, когда экономический либерализм подвергался бы столь единогласному осуждению. Сейчас, когда идея свободного рынка завоевала даже страны бывшего Советского Союза, трудно себе представить, какую всеобщую неприязнь она вызывала немногим более пятидесяти лет тому назад»

 

Ричард Тоуни, английский историк-социалист, 1920 год:

«…Личность не имеет никаких абсолютных прав… все права… зависят от цели и задачи общества, к которому эта личность принадлежит. Они обусловлены тем, что их использование должно содействовать, а не препятствовать достижению этой цели. А на практике это означает, что, если общество хочет быть здоровым, людям следует видеть в себе не обладателей прав, а облеченных доверием исполнителей функций и орудия достижения общественной цели»

 

 

ИТАЛЬЯНСКИЙ ФАШИЗМ

 

Пьер Тибо, французский историк:

«Имена таких вождей заставляли трепетать народы в первой половине ХХ века:

дуче, фюрер, каудильо, кондукатор, вадонис…»

 

Николай Ульянов, историк:

Подобно государствам Гитлера и Муссолини, все фашистообразные режимы – Пилсудского [Польша], Антонеску [Румыния], Хорти [Венгрия], Ульманиса [Латвия] – порождения национальной идеи. … Где «национальная идея» – там ложь, где ложь – там принудительное ее распространение (ибо лжи добровольно не принимают), а где принуждение – там соответствующий аппарат власти»;

«Национальное чувство лишено принудительного характера, оно естественно вытекало из всего потока народной жизни; национальная же идея означает тиранию и всеобщее подчинение. Она поднимает вопрос о национальном воспитании»

 

Джаспер Ридли, английский историк:

«Красное и фашистское насилие продолжалось и после выборов. Однако проявлялось оно у конфликтующих сторон по-разному. Социалистическое насилие было таким, как всегда в Италии: неорганизованным насилием одиночек. Время от времени трое или четверо социалистов подстерегали на улице фашиста и убивали его. Насилие фашистское, наоборот, было четко организовано. Члены фашистских отрядов соблюдали ту дисциплину и воинскую сноровку, которой большинство из них научились в армии. Они стройно, воинским шагом, маршировали по улицам, как положено по-настоящему обученным солдатам, и пальцем не трогали социалистов-прохожих или зевак, не швыряли камнями в редакции коммунистических газет, пока командир отряда не давал приказа поджигать или убивать. И только тогда они нападали, жгли и убивали»

 

Ж. Валуа, французский фашист, 1925 год:

«Кто бы из них ни выиграл и не поглотил другого, коммунизм в России и фашизм в Италии приведут к одинаковым результатам. Не будет парламента, не будет демократии, будет диктатура и нация… После того, как вышвырнут буржуазию, союз между Государством и народом заставит каждого подчиниться национальной дисциплине…»

 

 

Джованни Джентиле, итальянский философ, 20-е годы:

«Государство – все, личность – ничто»

 

 

 

 

Хосе Оргега-и-Гассет, испанский философ:

«Под маркой… фашизма в Европе впервые появляется тип человека, который не считает нужным оправдывать свои претензии и поступки перед другими, ни даже перед самим собой; он просто показывает, что решил любой ценой добиться цели. Вот это и есть то новое и небывалое: право действовать безо всяких на то прав»

 

 

Джаспер Ридли, английский историк:

«В городах, поселках и деревнях Италии висели лозунги, провозглашенные Дуче и Национальной фашистской партией. На стенах домов было написано: «Верь, повинуйся, борись»; «Если я наступаю, следуй за мной; если стою на месте – подгоняй; если я отступлю – пристрели» и «Мы идем напролом». Самым популярным из всех лозунгов, выставленный повсюду и вечно повторяемый, гласил: «Муссолини всегда прав»;

«С шести лет мальчики и девочки входили в ту или молодежную группу по их возрасту. Дети от шести до восьми лет звались «Фигли делла лупа», то есть «Дети волчицы», в честь легендарной волчицы, выкормившей основателей Рима Ромула и Рема. Затем шли «Баллила», «Авангардисты» и «Юные фашисты» для мальчиков, «Итальянские малыши» и «Юные итальянки» для девочек. В 21 год мужчина становился фашистом, то есть членом фашистской партии, а женщина в 25 лет или ранее, если выходила замуж, становилась «донна фашиста», то есть фашисткой…

В декабре 1927 года правительственный циркуляр предписал учителям начальных школ, чтобы все дети моложе 15 лет автоматически включались в «Баллилы». Членство в «Авангардистах» и «Юных фашистах» для детей среднего возраста оставалось добровольным, но они все охотно стремились туда вступить. За период с сентября 1925 по июль 1927 года количество членов «Баллилы» выросло с 100 000 до 1 236 000»

 

Текст из сборника упражнений по итальянскому языку для детей 7-ми лет:

«Дети, любите Бенито Муссолини. Бенито Муссолини трудился и всегда будет трудиться на благо нашей страны и итальянского народа. Вы часто слышите, как это говорит ваш папа, вы слышите, как это говорит мама, вы слышите, как это говорят учителя. Тем, что сегодня Италия сильнее, чем раньше, мы обязаны ему. Вместе отсалютуем ему: «А ной!» [фашистский выкрик-лозунг «К нам!»]

 

Николай Бердяев, философ, 1924 год:

«Нам нужна вера и идея. Спасение ныне погибающих обществ пойдет от союзов и корпораций, имеющих крепкую основу, воодушевленных верою. Из них сложится новая ткань общества. Они должны укреплять связи в эпоху падения старых государств. А старые государства рушатся. Новая история кончается… Реакционерами, людьми отсталыми, должны быть признаны те, которые хотят удержаться на принципах новой истории, вернуться к идеям XIX века, хотя бы то была демократия, гуманистический социализм и пр. Революция, совершающаяся в Европе, может производить впечатление реакции, как, например, фашизм. Но она, во всяком случае, направлена против начал новой истории, против бессодержательного либерализма, против индивидуализма, против юридического формализма»

 

Джаспер Ридли, английский историк:

«…Эффективный способ утверждать права работников, не тратя времени на бюрократическую волокиту: никаких государственных инспекторов, никаких проволочек, никаких длинных анкет, никаких слушаний в промышленном трибунале, никаких жалоб или длительных судебных мытарств. Вместо всего этого секретарь местного отделения фашистской партии заходил к работодателю и объяснял, что если тот не будет поступать с работником по справедливости, придут фашисты и побьют его дубинками, а то и дом сожгут. Подобное предупреждение почти всегда оказывалось очень действенным»;

«…Поезда стали приходить вовремя потому, что Муссолини прекратил забастовки и другие губительные действия профсоюзов… Интеллигенция не хотела признаваться, что множество итальянцев, подобно многим жителям других стран, больше придавали значение регулярному движению поездов и ровному течению повседневной жизни, чем сохранению гласности для оппозиции, политиков, журналистов и писателей. Фашистский режим дал людям вполне реальные блага»

 

Бенито Муссолини, из выступления перед парламентом, 1925 год:

«Я заявляю здесь перед этим собранием и перед итальянским народом, что я и только я один несу политическую, моральную и историческую ответственность за все происходящее… Если фашизм – касторка и клуб, а не являет собой благородный порыв лучших представителей итальянской молодежи, то в этом виноват я. Если фашизм выродился в преступный заговор, если насилие является результатом определенной… моральной атмосферы в обществе, то я отвечаю за это, потому что я умышленно создал такую атмосферу… Италия желает мира и покоя, работы и спокойствия. Я достигну этого любовью, если это будет возможно, и силой, если это окажется необходимым»

 

 

Джаспер Ридли, английский историк:

«В отличие от демократии и других предыдущих режимов фашистское государство было тоталитарным, так как требовало от своих граждан полной преданности и полной самоотдачи. Однако во многом оно проявило себя мягче, чем нацистская Германия и сталинская Россия или королевские самодержавные деспотии XVI и XVII веков. Оно, скорее, напоминало царскую Россию XIX века…»

 

Из интервью итальянского писателя-антифашиста Альберто Моравиа, 50-е годы:

«– Он был неплохим человеком.

– Вы понимаете, что данное интервью будет опубликовано за границей. А там к Муссолини относятся совершенно по-другому.

– Но мы-то знаем, что представлял из себя Муссолини. Думаю, это не делает нас фашистами. Самой большой его ошибкой было дремучее непонимание внешнеполитических проблем. Если бы его внешняя политика была такой же умной, как внутренняя, то, думаю, он и сейчас был бы дуче»

 

Бенито Муссолини, 1936-37 годы:

«Это взаимопонимание, эта диагональ Берлин – Рим не есть линия раздела, но ось, вокруг которой могут объединиться все европейские государства…» [После этой фразы, произнесенной на митинге в Милане, страны, присоединившиеся к итало-германскому союзу стали называть «странами оси» (а главных участников военного блока – Германию, Италию, а позже и Японию – «державами оси»).]

«Самые великие и подлинные демократии, которые знает сегодня мир, – это итальянская и немецкая!»

 

Луиджи Сальваторелли и Джованни Мира, итальянские историки:

«Очевидное несовпадение желаемого и достигнутого, теории и практики, внешнего фасада и реальности во всех составляющих фашистского режима уберегло, с одной стороны, итальянцев от полного рабства и деградации духа, но с другой стороны, породило то неуважение к закону, ту нетерпимость к регулированию.., которые были и остаются огромными недостатками нашего национального характера. Это далеко не последнее из обвинений, которые могут быть предъявлены фашистскому режиму»

 

Николай Устрялов, политолог, идеолог «национал-большевизма» в 20–30-е годы:

«Зачем нам фашизм, раз у нас есть большевизм? Видно, суженого конем не объедешь. Тут не случай, тут судьба. … Конечно, русский большевизм и итальянский фашизм – явления родственные, знамения некоей эпохи. Они ненавидят друг друга «ненавистью братьев»

 

 

Всемирная выставка в Париже 1936 года. Павильоны фашистской Италии, нацистской Германии и коммунистического СССР

 

 

ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ И «НОВЫЙ КУРС»

 

Герберт Гувер, президент США, 1928 год:

 

«Я не боюсь за будущее нашей страны. Оно озарено для нас светлыми надеждами»

 

 

Туре Линне Эриксон, норвежский историк:

«В сентябре 1929 г. общая стоимость акций на Нью-Йоркской бирже достигала 100 млрд. долларов. Три года спустя они упали до 6 млрд.»;

«Церковь Святой Троицы на Уолл-Стрит была заполнена людьми, жаждущими получить здесь утешение. Рассказывали, что гостям высотных отелей обычно задавали вопрос: «Вы останетесь ночевать, или вам нужен номер только для того, чтобы выпрыгнуть из окна?»

 

Гаррисон Солсбери, американский журналист, писатель:

«Я не понимал, что происходит со страной, но было такое ощущение, что разваливается вся система. Мы проезжали через Гэри, где едва дымились сталеплавильные заводы. … Чем ближе к Детройту, тем было очевиднее, что остановилось сердце Америки. Кладбищенская тишина царила на заводах Генри Форда в Ривер-Руж, предприятиях Дженерал моторс, Крайслера. Ни струйки дыма, ни облачка пара. Все поразила смерть. Замерло сердце системы. Умерла и она сама. Вдоль реки Детройт протянулись города-трущобы, тысячи и тысячи сколоченных из жести лачуг… – промышленные отбросы, беспомощные безработные, безмолвно стоящие вокруг железных кастрюль и посудин, в которых варилась нищенская похлебка или бурлила вода. Люди грелись у этого тепла. Слабым взглядом угаснувшей надежды провожали они проходивший поезд … Я сидел в вагоне поезда «Нью-Йорк централ» и смотрел в окно. Зеленоватые в сумерках огни костров освещали силуэты черных заброшенных фабричных корпусов. Я записал в своем дневнике, что стал свидетелем апокалипсиса «американской мечты». …Я внимал «лебединой песне вымирающих динозавров» и не мог себе представить, что ждет нас всех в будущем.

…Я на следующее утро отправился в мэрию, чтобы побеседовать с мэром, молодым радикалом Фрэнком Мэрфи. Новое лицо, новое имя, которого позднее ФДР [ФДР – так в разговорах американцы обычно звали президента Франклина Делано Рузвельта] послал в Верховный суд. Его кабинет был открыт для всех – просто часть зала мэрии… Пока я ждал, пришли четверо или пятеро посетителей. Судя по одежде они были важными птицами.

В традиционных брюках в полосочку, в коротких гетрах, по крайней мере один был с тростью с золотым набалдашником: крупные, полные достоинства фигуры – одним словом банкиры. Мэрфи приветствовал их мальчишеской улыбкой, пытался рассадить их поудобнее, но им было не до того. Они спустили страну с рельс и не знали, что делать дальше. Они пришли в надежде, что этот молодой радикал им поможет. Я не слышал разговора, но видел, как у них дрожали губы, один залился слезами. Мэрфи застенчиво обнял его за плечи. Что, кроме нескольких утешительных слов, мог он им сказать? Это знал Мэрфи, да это знали и они сами: их банки были полностью разорены. …

В то утро я немного побеседовал с Мэрфи. … «Я видел вас вместе с банкирами», – сказал я ему. «Да, бедные ребята, – ответил он. – Я ничем не могу им помочь… Они настолько разорены, что у них даже нет  денег на трамвай» …

Я посочувствовал банкирам, но гораздо большее сочувствие у меня вызвали сломленные, подавленные люди – обломки человечества, которых я увидел по берегу реки Детройт. Я отправился к ним и попытался завязать разговор. Это не получилось… Система выкинула их, они потеряли работу, не могли больше содержать семьи. Им было стыдно… Ведь никто не пришел к ним и не сказал, что они во всем этом не виноваты»;

«Все, сказал я себе, все пошло к черту. США кончились»

 

Сенатор Д. Рид, 1931 год:

«Я не часто завидую другим странам и их образу правления, но я говорю: если наша страна когда-либо нуждалась в Муссолини, то час пришел»

 

Франклин Рузвельт, президент США:

«Если я окажусь плохим президентом, вероятно, я буду последним президентом…» (1933 год)

«Индивидуальная свобода не может существовать без экономической обеспеченности и независимости. «Люди в нужде – несвободны». Голодные, безработные – вот материал, из которого возникают диктатуры» (1943 год)

 

«Я прошу у конгресса единственное оружие, которым еще можно победить кризис, – самые широкие властные полномочия. …Сегодня мне нужна вся полнота власти, как если бы страна подверглась нападению вражеской армии» (1933 год)

 

«Давайте сосредоточим наши усилия на одном – спасти страну и народ, и если для этого нам придется дважды в день менять свои взгляды, пойдем и на это» (1933 год)

 

«Сегодня день национального посвящения. Пришло время сказать правду, и всю правду… Единственное, чего нам следует бояться, – самого страха, безрассудного, безликого, неоправданного ужаса, который парализует необходимые усилия по превращению отступления в наступление» (из речи при вступлении в должность президента, 1933 год)

 

Николай  Яковлев, историк:

«Фермеры перешли от слов к делу… 27 апреля [1933] года в маленьком городе Ле-Марс, штат Айова, более пятисот фермеров ворвались в здание суда, где ретивый судья охотно выносил решения об отчуждении собственности за долги. Судья обратил внимание толпы на то, что в здании суда не носят шляп и не курят. В ответ ему разъяснили, что «здание суда не его. Мы, фермеры, оплатили его налогами». Судью вытащили на улицу. Принесли веревку, поставили его на колени и предложили ему помолиться перед смертью. В конце концов фермеры смилостивились и ушли, оставив в дорожной грязи избитого до полусмерти блюстителя законов.

Когда в другом округе в штате Айова толпа фермеров разогнала агентов, явившихся продавать за долги ферму соседа, губернатор ввел военное положение в дюжине округов. Солдаты национальной гвардии наводнили округ, около полутораста человек арестовали. Во многих штатах попытки продать ферму с молотка проваливались: вооруженные фермеры являлись на аукцион и назначали смехотворную цену за имущество. Когда вокруг стояли мрачные, решительные люди, язык покупателя прилипал к гортани, он прекрасно видел веревочную петлю, небрежно свисавшую где-либо поблизости. Выкупленное за гроши имущество тут же возвращалось владельцу. Аукционы повсеместно прекратились»

 

Степанищев, крестьянин, из письма в газету «Правда», 1930 год:

«Тов. Сталин говорит, что нынешний экономический кризис есть кризис перепроизводства во всех капиталистических странах. Значит этот кризис характеризуется не тем, что, как у нас, не хватает множества разных товаров и хлеба, а тем, что капиталисты кукурузой топят пароходы, кормят рожью свиней, бросают в море кофе и все товары есть в избытке и, конечно, очень дешевы. Вот так кризис! Крестьяне говорят, что если бы у нас был такой кризис, то весь народ лежал бы, ел хлеб, лежа на боку, в потолок бы плевал…»

 

Франклин Рузвельт:

«Если когда-нибудь было время, когда духовные силы нашего народа были подвергнуты испытанию, то это было время великой депрессии, как именовали американский кризис 1929 – 1933 годов. Тогда могло случиться, что наш народ обратится к чужеземным идеологиям – вроде коммунизма или фашизма. Однако наша демократическая вера была достаточно прочной. В 1933 году американский народ требовал не урезывания демократии, а ее расширения. Именно этого он добился»

«Долг государства по отношению к гражданам является долгом слуги по отношению к своему хозяину»

 

Алексис де Токвиль, французский историк, 19 век:

«Одна только свобода в такого рода обществах [без аристократии] способна бороться с пороками и удерживать общество от скольжения по наклонной плоскости. Только свобода способна извлечь граждан из состояния изоляции, в которой они принуждены жить.., способна заставить людей сблизиться друг с другом; только свобода согревает их и постоянно объединяет необходимостью взаимопонимания, взаимного убеждения и симпатии при выполнении общих дел. Одна свобода может отринуть человека от поклонения барышу и сутолоки будничных мелочей, может привить ему чувство постоянной связи с отечеством. Только свобода время от времени подменяет стремление к благополучию более высокими и деятельными страстями, удовлетворяет тщеславие предметами более великими, нежели роскошь, – только свобода озаряет все светом, позволяющим различать и судить пороки и добродетели человеческие»

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Эрих Мария РЕМАРК

 

Эрнест ХЕМИНГУЭЙ

 

Френсис Скотт ФИТЦЖЕРАЛЬД

 

Уильям ФОЛКНЕР

 

Нелл Харпер ЛИ

 

 

Опубликовать:


Комментарии закрыты.