Литовские князья-язычники в свое время были востребованы у всех соседей. Их приглашали княжить и в Псков, и в западнорусские земли. Князя-литовца пригласили королем и в Польшу. Между Польским королевством и Великим княжеством Литовским и Русским был заключен союз, скрепленный единым для обеих частей нового государства королем при широкой автономии Великого княжества. Но единого короля для того, чтобы этот союз был жизнеспособен, было мало.

Разделял зарождающееся объединенное государство язык. В Великом княжестве говорили и писали на западнорусском [его переняли даже поселившиеся в ВК крымские татары-мусульмане — они молились на древнерусском, записывая тексты молитв арабской вязью]. Преодолеть это различие так и не удалось — этот язык сохранился в качестве официального в восточных землях Речи Посполитой вплоть до 18 века.

Было и еще одно важнейшее в те времена различение — преимущественно католическую Польшу и преимущественно православное Великое княжество серьезно разделяло соперничество этих направлений христианства. Поэтому важным пунктом союзного договора стало провозглашение католичества в качестве государственной религии так же и в Великом княжестве.

Раньше литовские князья, оказавшись на стыке римского и византийского влияния, принимали в зависимости от обстоятельств то православие, то католичество. Теперь великокняжеская власть обязалась быть исключительно католической. При этом практически все влиятельное западнорусское боярство, как и подавляющее большинство населения, оставалось православным.

Распространить католичество силой нечего было и думать. Но к этому были и другие стимулы. Принявший католичество шляхтич мог не бояться больше мощного соседа-магната — его собственность (прежде всего, земля) была защищена польским законом. Платить же за нее государству надо было лишь символически. Свои споры землевладельцы-католики разрешали в польского образца судах — части развитой судебной системы Польского королевства. Города, в центре которых обычно был костел, получали привилегии самоуправления по западноевропейскому образцу (они освобождались от суда и власти воевод, королевские чиновники лишались права вмешиваться во внутригородские дела — всем этим занимались избираемые горожанами магистраты).

В результате с течением времени все большее число западнорусского боярства переходила в католичество (Чарторыйские, Вишневецкие, Жолкевские, Заславские, Лисовские, Огинские, Ходкевичи, Острожские — это все знаменитые шляхетские роды древнерусского происхождения, принявшие католичество). Неуклонно росло и католическое население городов. Для крестьянства же все эти привилегии в случае перехода в католичество значения не имели.

Таким образом, основная часть населения Великого княжества, крестьяне, по-прежнему оставались православными, а их традиционные хозяева становились для них «чужаками». Общее государство, элиты которой были скреплены единой короной и костелом, получило религиозную проблему в своих отношениях с многочисленными «низами» общества. И в 17 веке эта проблема «рванула» грандиозным козацким восстанием.

 

Сопротивление монгольской Орде, которое оказал Владимир Галицкий, продолжилось и при его преемниках и завершилось победой над татарами в битве на Синей воде. Великое княжество установило контроль над обширными причерноморскими степями, бывшими владениями Киевской Руси. Но контроль этот был формальным, селиться там по-прежнему было опасно — одна из татарских орд прочно осела в Крыму и периодически совершала набеги на север, собирая добычу и пленных, которых во множестве продавала на невольничьих рынках.

Часть населения предпочла обрабатывать не слишком урожайные земли на севере, находясь при этом под защитой лесов и княжеских войск. Другая же часть — наиболее активные и «рисковые» — начала двигаться на юг, где на жирных черноземах бывших древнерусских княжеств плоды своего труда надо было защищать с оружием в руках.

В местах, где горные породы выходили на поверхность, днепровские воды с ревом преодолевали непроходимые для судов пороги [после постройки Днепровской гидроэлектростанции в 30-е годы 20-го века пороги скрылись под водой], а после них река широко расходилась многочисленными протоками. На больших островах, поросших лесом, кустарником и тростниками водилось бесчисленное множество дичи, протоки изобиловали рыбой. Ни один неприятель, ни с юга, ни с севера, не мог подобраться сюда незамеченным. Здесь, за двести лет до описываемых событий возникло уникальное воинственное козачье сообщество — Запорожская Сечь.

Здесь избравшие себе «вольную волю» козаки выстроили крепости, за стенами которых были и православные церкви, и еврейские шинки (трактиры), и торговые лавки, и курени для летнего житья. С весны до осени сичевики занимались охотой, рыболовством, бортничеством [сбором меда диких пчел], на зиму, оставив в крепости малый гарнизон, расходились по степным хуторам. Но главным, самым уважаемым среди них делом было, конечно, воинское ремесло. Население пряталось, где могло, когда до него доходили слухи о новом походе козаков — либо в Крым за скотом, либо в Польшу «за зипунами» [так козаки иронически называли цель своих походов в развитые районы Речи Посполитой, где можно было «разжиться» хорошей одеждой (зипун — кафтан, изготовленный из сукна ярких цветов со швами, отделанными контрастными шнурами)].

Многолетний опыт выработал очень жесткие правила общего житья. Членом козацкого братства мог стать любой пришедший в Сечь, независимо от национальности. Условиями принятия были православное крещение, отсутствие семьи, знание языка и обычаев Сечи. Все сечевые органы власти были выборными, все вопросы решались  сообща. Суды были публичные, скорые и в своих приговорах беспощадные.

Никто не описал Запарожскую Сечь лучше, чем Николай Васильевич Гоголь — «Тарас Бульба».

“Запорожские козаки пишут письмо турецкому султану”

 

Тем временем союз Королевства Польши и Великого княжества становился все теснее, общее государство называлось Речью Посполитой («общим делом») и было уже сильнее, чем две эти страны по отдельности. В этом союзе более развитая Польша все больше доминировала, и на пути окончательного объединения старалась распространить на Великое княжество свои порядки. На «Литву» было распространено польское крепостное право для крестьян — они стали такими же бесправными и прикрепленными к земле, которая им уже не принадлежала. Жаловаться же на несправедливость нового положения было некому — крестьянина судил только его хозяин-шляхтич, который мог накладывать наказания по своему произволу вплоть до смертной казни. Значительно выросли налоги, поборы и барщина.

Русско-литовская шляхта довольно быстро полонизировалась, так что «холопы» Великого княжества оказались во власти хозяев и уже ничем не отличались от польских крестьян. Русско-литовское общество окончательно раскололось — на высокомерно-презрительное отношение одной стороны, другая отвечала яростной ненавистью. Особенно болезненно «хлопское» население воспринимало непрекращающиеся попытки обратить его из православия в католичество.

Ядром сопротивления польской экспансии стали сичевые козаки. Все запорожское войско вступило в киевское православное братство и гетман Сагайдачный, не испрашивая у правительства разрешения, договорился  о восстановлении православного священства в приднепровских городах. Возрожденная православная церковь начала под защитой запорожцев [когда митрополит пожаловался запорожцам на притеснения со стороны польского главы Киева, те поляка просто утопили в Днепре] организовывать школы, основала в Киеве высшее богословское училище [именно из него вышли ученые монахи, позже приглашенные в Московское царство править церковные книги].

Козаки пытались встроиться в государство в качестве автономной области, самостоятельно и вместе с польской армией ходили походами на Крым и на Турцию, активно участвовали в польско-московских войнах, добивались привилегий и признания своих особых прав, восставали против их нарушения и после поражений теряли их… Это продолжалось до тех пор, пока во главе Запорожской Сечи не встал Богдан Хмельницкий.

Сын мелкого шляхтича, Богдан получил образование сначала в православной школе, потом в иезуитском колледже, где в совершенстве овладел польским языком и латынью. В неудачной для поляков битве с турками находит свою гибель его отец, а сам Богдан попадает в плен, в рабство. Выкупленный у турок родней через два года, присоединяется к козакам в их морских набегах на турецкое побережье, участвует в польском походе на Смоленск (где получает золотую саблю за спасение в одной из стычек короля) с запорожскими наемниками воюет во Франции.

Хмельницкий был известен и уважаем как в Польше, так и среди козаков — все признавали в нем человека не только храброго, но и разумного. Но то, что случилось с ним в 1647 году, могло переполнить чашу терпения и у более уравновешенного человека.

У семьи Хмельницких был богатый хутор, и в отсутствии Богдана он подвергся разбойному нападению шляхтича, с которым у Хмельницкого были крайне враждебные отношения. Нападавший разграбил родовое гнездо, до полусмерти засек его сына-подростка и увел его женщину, с которой Богдан жил после смерти жены. Хмельницкий бросился за защитой в суд, но там над ним только посмеялись — и документы на хутор не были выправлены, и с женщиной тот не был обвенчан… А король, к которому он приехал с жалобой, также бессильный перед судом и Сеймом, выразил лишь удивление, что шляхтич-козак, имея саблю, не отстаивает свои права с ее помощью…

Вернувшись из Варшавы, Хмельницкий, собирая по дороге под свое начало козаков, направился в Сечь. Там его встретили восторженно, а когда вернулись его послы из Крыма с конной татарской подмогой, избрали его своим предводителем, гетманом.

Узнав о событиях в Сечи, крупный польский отряд выдвинулся против вышедших из повиновения козаков. Но два козацких полка из состава польского отряда перешли на сторону восставших. Это и решило дело. Затем, не дожидаясь, когда об уничтожении передового отряда узнают командующие основных сил, козаки с татарами окружили польскую группировку и разгромили ее. Выживших татары угнали в Крым — на продажу.

Поляки снарядили для подавления восстания новую армию, которая погибла так же, как и первая, потеряв огромное количество припасов, доставшихся Хмельницкому.

Эти первые успехи казацкого войска всколыхнули всю Украину. Видя неспособность польской армии защитить шляхтичей, крестьяне бросились на расправу с ними — запылали усадьбы и хутора, мучили и убивали хозяев, их жен и детей. Шляхта в панике бежала, но там, где они объединялись для отпора, то карали «хлопов» с такой же жестокостью и садистским мучительством.

Козаки к крестьянам относились с презрением и, не задумываясь, мародерствовали, разоряли и до нитки обирали их деревни. Их союзники, крымские татары, уводили в неволю столько людей, что цены на рабов на крымских рынках катастрофически упали.

Но особенную ненависть вызывали евреи. Шляхта предпочитала не «мараться» сбором многочисленных налогов податей, а между собой и «хлопами» поставила изгоев общества — евреев, которые были чужаками как для католиков, так и для православных. Евреям сдавали в аренду питейные заведения (шинки) и мельницы, им поручали непосредственно управлять имениями. А когда православие официально было запрещено, то церкви в селах перестали считаться священными местами — и их отдавали в аренду евреям, которые открывали их для совершения обрядов только за деньги. Поэтому вся ненависть «низов» украинского общества обратилась на их головы. С евреями делали все, что только могло прийти в голову извращенной фантазии их мучителей [остались свидетельства жутких еврейских погромов времен «хмельнитчины», которые приводить здесь мы считаем совершенно неприемлемым…].

Взаимное истребление («редко кто в той крови своих рук не умочил») достигло таких масштабов, что через несколько лет Украина обезлюдела, потеряв чуть ли не половину населения.

Первоначальные военные успехи козачьего войска сменялись тяжелыми поражениями, а крымчаки, подкупаемые поляками, были очень ненадежными союзниками, и все чаще покидали боевые порядки, оставляя козацкую пехоту без конного прикрытия. Заключаемые с поляками договоры об автономии украинской Гетманщины слишком зависели от военного счастья и пересматривались в ту или другую сторону буквально после каждого крупного сражения. Козачество уже не в состоянии было продолжать успешно сражаться с королевством. Перед вождем восставших встал тяжелый вопрос — что делать дальше?

Закончить восстание, заключив даже самый выгодный договор с Польшей, было практически невозможно. Это означало бы восстановление власти шляхты в имениях и возвращение под ярмо только что сражавшихся против нее крестьян, что грозило бы постоянными вспышками взаимной мести и, в конечном итоге, новыми восстаниями под началом новых вождей. Стать частью Османской империи тоже было непредставимо — это означало бы продолжить оставаться обильным рынком крымской работорговли. И тогда взгляд Хмельницкого остановился на Московском царстве, до этого практически никак не участвовавшего в событиях на Украине.

Во-первых, это было единоверческое, православное государство. Во-вторых, у него были давние распри и с Речью Посполитой, и с Крымом. В-третьих, московское подданство было залогом, если не полной независимости, то, как минимум, широкой автономии, самостоятельности Гетманщины — «рука Москвы» в то время до Украины пока явно не дотягивалась. Это был не только лучший, но, пожалуй, единственно возможный вариант. И Хмельницкий решился…

Это было не первое обращение восставших запорожцев с просьбой принять их в подданство московского царя. Ответы на их обращения были осторожными и уклончивыми и оканчивались ничем — предыдущие восстания подавлялись поляками еще до того, как козаки с москвичами успевали о чем-то договориться. Но в данном случае речь шла о принятии в подданство Гетманщины, уже определившейся со своими границами, уже довольно долго сопротивлявшейся польским войскам и уже могущей стать серьезной опорой Москвы в ее «разборках» с Польшей.

На этот раз боярская Дума быстро решила этот вопрос и царь Алексей Михайлович послал своих представителей в городок Переяслав, где и состоялась присяга запорожского войска Московскому государству (1654 год). Хмельницкий попытался было попросить, чтобы послы от имени царя первыми присягнули на верность новым подданным, но ему ответили, что московский государь подданным присяги не дает.

После Переяславской Рады послы побывали в 177 городах Запорожского войска, где принимали присягу от козацких полков и жителей. Высшее православное духовенство в Киеве тогда присягать отказалось, были антимосковские выступления в ряде поселений и полков, но в целом, по отчету посольства, «московскую» присягу принесли 127 328 казаков, мещан и вольных войсковых селян.

 

Когда через три года после Переяславской Рады Богдан Хмельницкий умер, в созданной им Гетманщине началась яростная междоусобная война, сохранившаяся в памяти украинцев как «Руина» (полный развал, разруха). Войско Запорожское разделилось на тех, кто отстаивал московское подданство, тех, кто призывал вернуться в Речь Посполитую и тех, кто ориентировался на Османскую империю. Тридцать лет запорожские полки сражались между собой, привлекая в союзники крымчаков и расплачиваясь с ними за помощь населением Украины. Активное участие в этой борьбе принимали польские армии, которые одновременно отбивались от московских войск, сражавшихся за спорные территории на своих западных границах. Одновременно в Польшу вторглась шведская армия, захватившая всю территорию королевства («Кровавый потоп»).

Когда силы всех противоборствующих сторон окончательно иссякли, пришло время мирных договоров. Московия-Россия получила Смоленск, земли, отошедшие к Речи Посполитой после русского Смутного времени, и всю Украину по левому берегу Днепра [за Киев, стоявший на правом берегу, России пришлось Речи заплатить немалый выкуп].