Во многих европейских языках бытовало простонародное бранное словечко — «барокко». Им насмешливо и презрительно бросались, когда хотели сказать о чем-то, что это нечто нелепое, безвкусное, вычурное. Под этим странным именем и вошла в мировую культуру целая эпоха, «эпоха барокко» — с конца 16-го до конца 18 века.

     Закончилось блестящее, но очень короткое Возрождение, подарившее миру гениальное искусство, поставившее освобожденного человека в центр Вселенной. Но прекраснодушные идеалы вдребезги разбились о реального человека, сбросившего так долго стеснявшие его оковы, обуреваемого ничем не сдерживаемыми страстями и готового своевольно попрать любые запреты на пути к славе, преуспеянию, наслаждениям… И было совершенно непонятно, что с этими осколками гуманизма делать.

     Новая технология — книгопечатание — за короткий срок гигантски расширила возможности обмена информацией, буквально наводнив Европу новыми сведеньями и мнениями…     Величественная, строившаяся полторы тысячи лет, иерархия католической Церкви дала трещину и зашаталась под напором лютеровой Реформации, — и Европа погрузилась в десятилетия ожесточенных «войн за веру»…     Моряки, получив в свое распоряжение новейшие большие корабли, оторвались, наконец, от берегов Старого света и ринулись в океанские просторы, и открытия неведомых берегов, земель, даже континентов шли одно за другим…     Изучение неба телескопами приводило к прорывным выводам относительно устройства небесных сфер. Осмысление их вело к пугающим мыслям, переворачивающим самые основы представлений о мире, о том, что отнюдь не Земля — центр Вселенной, что она состоит из невообразимого числа таких же звезд, как наше Солнце, что она бесконечна и не исключено, что в ней существует еще множество обитаемых миров…     Не прошло и века, как сильный микроскоп открыл то, что делается буквально под носом у каждого, показал что мир до краев наполнен огромной и совершенно незнакомой жизнью мельчайших живых существ, о существовании которой раньше и помыслить было невозможно…     Человек привык ощущать твердость материальных предметов, но ученые стали доказывать, будто это всего лишь видимость, а на самом деле — не что иное, как множество пульсирующих центров магнитных сил.

     Было от чего прийти в смятение…

Джон Донн, поэт и проповедник, современник Шекспира (1610):

Так много новостей за двадцать лет

И в сфере звезд, и в облике планет,

На атомы Вселенная крошится,

Все связи рвутся, все в куски дробится,

Основы расшатались…

Блез Паскаль, философ, математик, теолог, написал знаменитые слова:

«Человек всего лишь мыслящий тростник, удел его трагичен, так как, находясь на грани двух бездн — бесконечности и небытия, он неспособен разумом охватить ни то ни другое и оказывается чем-то средним между всем и ничем… Он улавливает лишь видимость явлений, ибо неспособен познать ни их начало, ни конец».

     Еще с дохристианской античности утвердилось представление о том, что мир постоянно пребывает в разумном и постоянном единстве. Реннесансное мироощущение было пронизано безграничной верой в гармоничность и логичность Вселенной, в то, что мера всех вещей в мире — сам человек, который может «обозревать всё и владеть, чем пожелает». А теперь пошатнулись и стали рушиться сами основы человеческого восприятия мира. Исследования ученых разрушали прежние привычные представления о завершенном, неподвижном и гармоничном мире. То, что раньше казалось абсолютно ясным, незыблемым и вечным, стало буквально рассыпаться на глазах. С крушением Возрождения наступило время тяжких сомнений и попыток выхода из тупика, в котором оказалось человеческое сознание.

     Фраза знаменитого физика, сказанная много позже, о том, что «новая теория должна быть достаточно безумной, чтобы быть правильной» с пугающей очевидностью и в полной мере впервые была осознана именно «людьми барокко». Человек стал остро ощущать противоречия между видимостью и знанием, идеалом и действительностью, иллюзией и правдой.

     Первыми стали ощущать перемены сознания люди из научного сообщества, усилиями, открытиями которых и началась «научная революция». Огромное, поистине революционное влияние на деятельность интернационального сообщества ученых оказала изданная в 1620 году книга английского лорд-канцлера Френсиса Бэкона «Великое возрождение наук».

     Почти два тысячелетия знание, полученное опытом, ценилось низко, человеческие органы чувств считались плохими приборами для его получения — уж очень они обманчивы. Истинным считалось знание, полученное только чистой логикой. Знание же, идущее из наблюдения, из опыта, из эксперимента, считалось частичным подспорьем, могущим лишь подтвердить выводы логических рассуждений. Бэкон отказался от многовековой традиции познавания мира только путем рассуждений и отдал в этом деле первенство наблюдению, опыту, эксперименту. Он обновил способ исследования природы и дал возможность открывать новые, ещё неизвестные человечеству явления и закономерности.

     С этого времени, с середины 16 века, европейская наука вышла из многовекового тупика, и началось исследование свойств окружающего мира, которое продолжается и по сию пору. И ученых самых разных специализаций стали называть естествоиспытателями (от «естество» — природа и «испытывать» — проверять).

     С 17 века стали появляться, объединявшие исследователей самых разных специальностей, Академии наук, и вскоре покровительство им стало престижным для многих монархов. Ученые становились все более популярными для широкой публики, исследователей старались заполучить самые престижные, модные салоны как в столицах так и в провинциях, а наиболее выдающиеся ученые становились настоящими «властителями дум» для все большего числа людей.

     По окончании религиозных войн в середине 17 века, явственно обозначилось, что «барочные» потрясения общественного сознания отозвались и на обычной жизни обычных людей. И прежде всего, для них расширилась степень личной свободы — свободы мнений, открытости, готовности принятия нового, отторжения былого диктата авторитетов и традиций, как религиозных, так и интеллектуальных. При этом восприятие окружающего стало более наряженным, обостренным, контрастным. Манило все новое, необычное, динамичное, а ясное, уравновешенное, гармоничное стало казаться вялым и скучным.

     Открывающийся мир вдохновлял «барочных» живописцев на создание образов фантастических, прежде небывалых, неожиданных и беспокойных. Новые формы искали архитекторы (характерными стали вычурные формы, сложность и пышность) и композиторы (появились новые жанры — концерт, соната, фуга, оратория, опера). Литературными символами эпохи становятся путешественники и искатели приключений — Робинзон Крузо, Лемюэль Гулливер, барон Мюнхгаузен. И, чем неправдоподобнее было произведение искусства, чем резче оно отличалось от наблюдаемого в жизни, тем оно было людям интереснее, привлекательнее.

     Философы (Гоббс) учили, что естественное состояние человека и общества — это война всех против всех, всеобщая анархия, которой всеми средствами необходимо положить конец. Поэтому характерной чертой барокко стало отторжение любой натуральности, презрение к любой естественности в поведении, которая теперь стала синонимом невежества, дикости, зверства, вульгарности, сумасбродства. Идеалом мужчины, в отличии от необузданных представителей мужского сословия прошлого, становится джентльмен (мы привыкли, что это слово употребляется по отношению к англичанам, но оно было и во многих других европейских языках) — так стали называть образованного и хорошо воспитанного мужчину, почтенного и уравновешенного, сдержанного, чопорного и невозмутимого.

     Но трудно было вытерпеть такой раздрай в общественном сознании, поэтому велика была тяга к всеобщей упорядоченности мира, чтобы можно было на что-то опереться. Поэтому неизбежно было появление такого направления мыслей и чувств, как классицизм, который противостоял барочной свободе, ее зыбкости, нарочитой утонченности, пестроте и многоцветью. Если барочное восприятие окружающего было характерно для Италии, Испании, Фландрии, Германии, для многих странан Центральной Европы, то оплотом классицизма стала Франция.

     Живопись, архитектура, дизайн, танцы, литература, театральные представления классицизма отличались ясной и строгой композицией — ведь они раскрывают стройность и логичность самого мироздания. Интерес для творческих людей классицизма представляло только вечное, неизменное, они следовали канонам, авторитетам прошлого, художественная ценность которых считалась непревзойденной и абсолютной, не зависящей ни от места, ни от времени. Об общественных предпочтениях наглядней всего можно судить на основании художественных произведений, организующих пространство вокруг людей того времени. И, пожалуй, ярче, наглядней всего разница между классицизмом и барокко проявляется в ландшафтном дизайне — во французском и английском стиле парковой архитектуры.

     Борьба барокко и классицизма, продолжавшаяся более двух веков, была, в сущности, борьбой внутри самого человека, его стремления упорядочить мир вокруг себя и осознаваемой невозможности достичь в этом идеала.

     Новый мир на новом, прочном основании открылся в работе Исаака Ньютона («Математические начала натуральной философии», 1687 год) и его коллег.

     Вся Вселенная, все живое и неживое во всем их многообразии, состоит из мельчайших частичек, атомов, самых маленьких и уже неделимых дальше «кирпичиков» мироздания. Вселенная существует как огромный механизм, в котором действуют единые для всего сущего законы, и Ньютон вывел эти важнейшие законы механики, позволяющие описывать картину мира, существовавшую при досветовых скоростях и частицах меньше атома. Механистические представления распространились и на другие области знаний: химию, биологию, знания о человеке и обществе. Синонимом понятия науки стало понятие механики. Эта картина, вызвавшая беспрецедентный всплеск интереса к научным публикациям в самых широких слоях общества, стала общепризнанной на два последующих столетия.

Общественное сознание с работами Ньютона и его коллег вновь обрело почву под ногами, но его впереди ждали новые потрясения, на этот раз связанные с глобальными переворотами в общественной жизни — в конце 18-го века наступало время революций. На смену барочного и классицистского сознания шел бурный век романтизма.