Человек и народ — в религиях мира
Мир к концу I тысячелетия нашей эры
Судьбы народов во многом, очень во многом зависят от того, каким люди представляют себе мир и определяют в нем свое место, в чем они видят смысл своего существования и что для них есть добро и зло.
.
Мировые религии. Как отделить добро от зла, в чем смысл человеческого существования — вопросы эти не просто очень сложны. Путем логических доказательств найти ответы на них оказалось невозможным в принципе — они вне логики. Ответ — после долгих поисков, напряженных усилий души — появляется вдруг, как внезапное озарение.
Поиск ответов на самые большие и важные вопросы жизни — интимное дело каждого человека. Но в разных уголках земли, в разное время появляются люди, которым удается понять мир, человека, самих себя, настолько глубоко и интересно, что их идеи распространяются быстро и широко — они поражают воображение, они овладевают сознанием целых народов.
Когда учение среди людей становится общепринятым, оно начинает определять национальную психологию, образ жизни, моральные ценности народов и государственную политику правителей.
.
БУДДИЗМ
Буддизм — самое древнее религиозное учение, которое вышло за пределы одного народа и оказало влияние на сотни миллионов людей. В его основе лежит то понимание мира, к которому пришел легендарный мыслитель Гаутама. Его еще часто называют Шакья-Муни — «отшельник из рода Шакьев». Он жил и проповедовал в северной Индии в 6 веке до нашей эры.
Царевич, выросший в роскоши и удовольствиях, внезапно осознал, что его, как и всех людей, ждут мучительные болезни, угасание и старость, и неизбежный конец — смерть. За каждую радость человеку приходится дорого расплачиваться — тяжкими разочарованиями и страданиями. Жизнь есть колесо страданий, которое крутится вечно. И нет живого существа, которое сумело бы избегнуть общей судьбы.
Это так его поразило, что он не мог больше наслаждаться сегодняшним своим счастьем и однажды ночью тихо ушел из дворца — навсегда. Он стал лесным отшельником, и теперь ничто не мешало ему подвергать себя любым испытаниям — в поисках выхода из круга страданий.
Вначале он принял общее убеждение, что источник страданий человека — его тело. Гаутама специальными упражнениями укреплял свой дух, голодом, холодом, жарой изнурял плоть. Он сумел подчинить себе свое тело — полностью, абсолютно. Но он понял, что источник страданий не в теле, а в душе человеческой. Этот источник страданий — в самом желании жить…
Мысли, к которым пришел Гаутама, были необычны и безжалостны, но его проповеди обладали странной притягательностью.
Все живое и неживое, вся природа и боги, которые ею управляют, и сам человек — лишь обманчивая видимость, иллюзия. Бесконечная и вечная Вселенная на самом деле — это совокупность мельчайших частичек (дхарм), которые находятся в постоянном, возбужденном движении. Ненадолго слипаясь в случайные сгустки, они образуют все формы живой и неживой, божественной и человеческой природы. То, что в видимом мире представляется смертью, прекращением существования, есть распад этого конкретного сочетания дхарм. Они продолжают свое вечное движение, и вновь слипаются, образуя все новые и новые тела и души.
Но если дхармы составляли ранее живое существо, то их следующее слипание уже не случайно. Эти частички уже заряжены той духовной энергией, которую они получили в предыдущей жизни — и поэтому в следующий раз они слипаются между собой уже совершенно определенным образом. Эту зависимость нового существа от деятельности предыдущего буддисты называют кармой, а череду неисчислимых превращений всего живого они называют сансарой.
От рождения до смерти жизнь человека наполнена неудовлетворением и страданиями. Высшее благо для него, его заветная цель — прекратить жить, оборвать цепь перерождений, покинуть мир страданий — сансару. Самоубийство здесь — бесполезно и бессмысленно. Нужно уничтожить саму глубинную причину продолжения жизни — желание жить. Человеку для этого нужно прожить так, чтобы успокоить, «утишить» свои дхармы, изжить все свои страсти, желания, чтобы дхармы не «подзаряжались» от них новой энергией, чтобы этой энергии (кармы) не хватило на новое рождение. Тот, кому это удалось, становится буддой (Совершенным, Просветленным) и впадает в блаженное небытие — нирванну.
У буддийского мира нет ни начала, ни конца, в него не заложено изначально какого бы то ни было смысла, цели. Человек со своей тяжкой и почти неосуществимой задачей там один в холодной, неодушевленной вселенной.
Жизненными правилами для миллионов буддистов становились пассивная созерцательность, отказ от таких действий, которые выходят за рамки повседневного автоматизма и требуют активных целенаправленных усилий, минимальные потребности и равнодушие к материальным благам, мягкость и бесконфликтность в общении, ненанесение вреда окружающему миру, внутреннее равновесие и сосредоточенность.
Буддизм разработал изощренные и сложные технологии, практики, с помощью которых человек может приучиться не только не испытывать никаких желаний и не страдать от их неудовлетворенности, но и перестать ощущать себя личностью, «потерять», забыть самого себя.
Учение Шакья-Муни породило бесчисленное множество толкований, течений, сект. Эта внутренняя свобода внутри буддизма, отсутствие жесткого канона помогала приспосабливать учение к особенностям различных народов. Буддисты терпимо относились к их традиционным верованиям (боги их не слишком интересовали), их мироощущение и проповедь могли мирно уживаться почти с любыми традиционными («языческими») верованиями. Поэтому господствующей, государственной религией он стал далеко не во всех странах, на народы которых он оказал, по сути, огромное психологическое влияние.
К концу II тысячелетия буддийское мироощущение в той или иной степени характерно для населения Японии, Китая, почти всех стран южной Азии, Монголии, Тибета; в России буддизм исповедуют калмыки, буряты, тувинцы. С возникновением единого информационного пространства в сегодняшнем мире буддийские идеи, которым уже скоро две с половиной тысячи лет, все шире распространяются во многих развитых странах (Европа, Северная Америка).
.
КИТАЙ: ЛАО-ЦЗЫ И КОНФУЦИЙ
Даосизм. Примерно в то же время, когда в Индии проповедовал Шакья-Муни, в Китае над теми же проклятыми вопросами бился человек, настоящего имени которого современники не запомнили — осталось только его прозвище: Лао-цзы («Старое дитя»).
Говорят, что был он чиновником, заведовал императорским архивом, а потом во времена политической смуты решил удалиться от мира. Последним, кто его видел, был начальник заставы на западной границе — проезжавший на буйволе старик подарил ему свою книгу «О пути и добродетели» и один отправился дальше. Больше о нем никто не слышал…
Это была книга стихов:
Идущий истинным путем
не найдет отпечатков колес.
Лучшее правило в жизни —
это не строить планов.
Лучший запор тот,
что не имеет замка, и его невозможно
взломать
Лучшие узы те,
что не удерживаются ничем, и их нельзя
разрубить.
…
И потому
тот, кто стремится улучшить жизнь людей,
не может быть им хорошим наставником;
а тот, кто не стремится оказать благодеяние
людям
тем легче может помочь им.
Не цени высоко свои наставления,
не дорожи тем, что имеешь,
ведь знание — это великое заблуждение.
И это воистину глубокая мысль.
Это не только прекрасная поэзия, но особый взгляд на устройство мира и на место в нем человека. Простые и мудрые мысли этой рукописи, не старея, живут уже почти двадцать пять веков.
У Лао-цзы была редчайшая способность — всем существом, во всей полноте чувствовать огромность и целостность вселенной, ощущать царящую в ней великую гармонию. Везде, во всем видел он неведомую животворную силу, которая пронизывает своими токами все мироздание. Ему не хватало слов, чтобы объяснить другим, описать эту спокойную мощь естественного хода Природы: «Оно недвижимо, бестелесно, оно само по себе… Оно идет, совершая бесконечный круг, и не знает предела… Я не знаю его имени, но люди называют его Дао».
Понять Дао разумом, исследовать, изучить его невозможно — это сверх слабых человеческих сил. Ход мироздания можно только почувствовать. Слиться с Дао, доверчиво отдаться его естественной животворной мощи — в этом для человека единственный способ обрести счастье, внутренний покой и гармонию. Но это трудный путь — удается это только тем, кто сумел освободиться от присущих человеку страстей, кто перестал гоняться за суетными выгодами и безбоязненно раскрыл себя миру, подобно новорожденному.
Когда-то человек был естественно и нерасторжимо связан с Дао, умел его чувствовать, был частью его и жил одной жизнью со всем мирозданием. Но потом он принялся выстраивать для одного себя собственный мир, цивилизацию, и постепенно утерял эту непосредственную, чувственную связь с Природой, — именно в этом и заключается причина всех его страданий, «неуютства» человека в мире. Он пытается заменить былую слитность с Дао придумками собственного разума, установить гармоничные порядки в своем обществе, но никогда не сумеет обрести на этом пути счастья, душевного покоя, ощущения бессмертия.
Непринужденно следовать естественному ходу вещей,
оставаясь незаметным, словно впадина на горе —
вот к чему стремится мудрый
и тем достигает великих возможностей.
Потому что великий порядок свободен от
распорядка.
Целенаправленные действия человека только отдаляют его от истины — Лао-цзы превозносил «благо недеяния» (у-вей). Так же он относился и к попыткам исправить общество: по его мнению, людей надо попросту оставить в покое, предоставить их самим себе, и сама Природа, в конце концов, приведет их к благоденствию.
В мире Лао-цзы переворачиваются привычные представления о человеческой силе, славе, успехе. Ничего, кроме горечи, не вызывает у него возвеличивание победоносного полководца: «Прославлять себя победой — это значит радоваться убийству людей… Победу следует отмечать похоронной церемонией».
Человек, рождаясь на свет, мягок и податлив,
а когда умирает — негибок и тверд.
Все живые твари, когда рождаются, слабы и нежны,
а когда умирают становятся сухими и ломкими.
И потому тот, кто мягок и податлив, идет дорогой жизни,
а тот, кто негибок и тверд, идет дорогой смерти.
Конечно, учение Лао-цзы (даосизм) не стало массовым. Китайцы в своей жизни предпочитали следовать практическому здравому смыслу, но они приняли даосский идеал Покоя, мировой Гармонии и Красоты — даосы всегда пользовались у них глубоким уважением. Даосское отношение к миру воплотилось прежде всего в китайском искусстве. В поэзии и живописи Китая почти нет сюжетов, в которых действуют и сталкиваются люди (если там и присутствует человек, то он всегда — созерцатель). Зато художники и поэты очень пристально, как-то особенно любовно, даже благоговейно изображают природу во всех ее проявлениях — в утреннем тумане, в побегах бамбука, в сосновой ветке или в золотых рыбках они видят красоту и гармонию всего мироздания.
.
Конфуцианство. Согласно легенде, однажды к Лао-цзы пришел молодой ученый со своими планами усовершенствования общества и государства. Его заботы о земном благополучии народа старику показались мелкими, суетными, не стоящими внимания: «Гуманность и справедливость, о которой вы говорите, совершенно излишни. Небо и земля естественно соблюдают постоянство, солнце и луна естественно светят, звезды имеют свой естественный порядок, дикие птицы и звери живут естественным стыдом, деревья естественно растут. Вам тоже следовало бы соблюдать Дао».
Вряд ли собеседники могли тогда предположить, что об их разговоре будут писать в учебниках и через много веков, а спор их затянется на тысячелетия.
Ученого звали Кун, ученики называли его Кун-Фуцзы («мудрый учитель Кун»), а узнавшие о нем европейцы позже переиначили его имя в Конфуций.
Через двести лет после своей смерти Конфуций будет официально объявлен величайшим мудрецом Китая, и императоры будут возносить молитвы и совершать жертвоприношения у его могилы, а его учение (конфуцианство) будет государственной идеологией (и даже своеобразной религией) Китайской империи вплоть до 20 века.
Устройство мироздания, взаимоотношения человека с Небом Конфуция мало интересовали [«Небо безмолвствует», — говорил он], — причину людских страданий он увидел в дурном устройстве общества. Конфуций был убежден, что можно постепенно выстроить общество и государство так, чтобы никто, ни один человек не чувствовал бы себя в нем обиженным, неудовлетворенным своим положением. И он был уверен, что ему удалось найти путь к созданию такого общества. И путь этот вел не вперед, а назад — в прошлое.
Конфуций говорил, что идеальное, с его точки зрения, общество в Китае в древности уже существовало. Из старинных легенд следовало, что «золотой век» продолжался до тех пор, пока весь народ жил в государстве по законам большой и дружной семьи. Мир и порядок в этом народе-семье держался не на жестоких законах, а на привычках, обычаях, традициях, которые не были кем-то придуманы, а впитывались каждым буквально с молоком матери: уважать старших и беспрекословно им повиноваться, не злоупотреблять своей естественной властью по отношению к младшим и быть к ним милостивым, удовлетворяться любым своим местом в семье, поскольку ты занимаешь его не за какие-то свои качества, а по праву рождения и т. д. Равенства между людьми не было, да и быть не могло, но это вовсе не считалось несправедливостью — ведь неравенство было естественным, «семейным» (разве несправедливо неравенство отца и сына?). В этом обществе каждый был на своем месте и выполнял свой долг.
Но постепенно становилось все больше людей, которые претендовали на большую долю власти и богатства, чем та, которая им полагалась — на том только основании, что они умнее или сильнее. Наследники неправедно захваченных власти и богатства требовали от остальных уважения и подчинения — на том только основании, что отцы их сами достигли власти и богатства. О долге, об общем порядке уже никто не думал — новые сильные и умные, сметая все на своем пути, бросались делить и переделивать все заново. «Золотой век» кончился — наступили времена смут и всеобщего хаоса. Алчность, жестокость, предательство пролили реки крови, наполнили жизнь всех людей страданием и страхом.
Конфуций призвал вернуть «золотой век» — восстановить былые ценности. Свое идеальное государство китайский мудрец описал во всех подробностях, сверяясь с древними рукописями.
В «правильно» выстроенном государстве каждый должен был знать свое место и не претендовать на большее — в этом Конфуций видел залог благополучия каждого и всех:
«Когда человек узнает место, где он должен остаться навсегда, то определится настроение его души. Когда настроение его души определится, то прекратится всякое душевное волнение».
Младший должен неукоснительно, в любых обстоятельствах подчиняться старшему, а подчиненный — начальнику; старший должен быть милостив к младшему, а властитель — к подчиненному. Никакие, пусть даже выдающиеся, способности личности не являются основанием для нарушения этого незыблемого распорядка.
Человеком, идеально подходящим для «правильного» общества, по Конфуцию, был человек «золотой середины» — благовоспитанный, знающий все правила поведения, уравновешенный, сдерживающий не только низменные, но даже и благородные порывы души. При этом он должен быть гуманным, т. е. относиться к другим людям так, как он бы хотел, чтобы они относились к нему.
Но как подвести к такому идеальному Порядку раздираемое распрями общество?
Властители пытались навести в стране порядок, вводя все более жестокие законы, но Конфуций видел, что этот путь ведет в тупик: «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то хотя народ и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда».
Конфуций предложил путь постепенного перевоспитания народа и правителей. В первую очередь необходимо, по его мысли, всем внушить старые простые — «семейные» — правила. Приучить всех к неукоснительному соблюдению этих правил можно через обряды и ритуалы, которые должны войти в привычку, «в плоть и кровь». Для каждого подданного в зависимости от его должности существуют правила поведения в любой ситуации — как идти по улице, как ехать в повозке, как входить во дворец, как поклониться, с каким выражением на лице выслушивать подчиненного или начальника и т. д., и т. д., и т. д. Человек, который приучит себя к соблюдению всех этих повседневных сложных ритуалов, по мысли Конфуция, должен перемениться и внутренне.
Европейцы с иронией называли такое поведение «китайскими церемониями», однако для китайцев, воспитанных в конфуцианстве, эти четкие и обязательные ритуалы стали настоящими символами единства народа и внутреннего мира в стране.
Немногим народам Древности и Средневековья так жизненно необходимы были единство, сплоченность, внутренний порядок, как китайскому [стоило властям из-за собственных неурядиц один раз не организовать расчистку магистрального оросительного канала, как голод грозил сотням тысяч семей, — в таких условиях жили, пожалуй, еще только египтяне]. Но одновременно мало какой из народов так кроваво страдал от междоусобных распрей, кончавшихся иноземными нашествиями и расстройством всей сложной системы поливного сельского хозяйства, крупного (почти промышленного) ремесленного производства и развитой внутренней торговли. Поэтому китайцы с таким энтузиазмом приняли конфуцианский идеал всеусредняющего государства.
Конечно, мечта Конфуция о «золотом веке» в государстве-семье в полностью законченном виде не осуществилась. Но многие его предложения были использованы в налаживании государственной жизни; на правилах Конфуция воспиталась за два тысячелетия сотня поколений китайцев.
.
ХРИСТИАНСТВО
Сегодня христианами называют себя более двух миллиардов человек. Основы этого самого влиятельного сегодня в мире вероучения были созданы более трех тысяч лет тому назад на Ближнем Востоке небольшим полукочевым народом — евреями.
Ветхий Завет. Каждый народ, племя, род считал своими покровителями своих богов, которых было несколько. Между богами были, как правило, сложные взаимоотношения, которые люди могли использовать в своих интересах. Вселенная в этих религиях возникала стихийно из первозданного Хаоса, из которого вместе с миром рождались и боги-покровители. Она имела начало, но окончательного завершения ее не предусматривалось, а потому существование мира не могло иметь конечной цели, а существование человека — смысла.
В каждом человеке есть отсвет вечной божественной сущности. Но его поступки, весь ход его жизни во многом зависят от него самого — личность самостоятельна, она автономна от своего Творца, она имеет и свою собственную волю, она способна к самостоятельному выбору.
Бог создал земной мир для человека. Когда этот мир закончится, всем людям, которые в нем жили, предстоит пройти через Страшный суд, где будет окончательно оценена земная жизнь каждого человека. Души тех, кто в этой жизни выполнял Божьи заповеди, обретут вечное блаженство в Раю, остальные же будут обречены на вечные муки в Аду.
С течением времени, со сменами поколений образ единого Творца в человеческой памяти искажается и дробится, забываются его наставления в земной жизни. Чтобы память о Нем и Его требования постоянно присутствовали в человечестве, Он заключил договор (Завет) с человеком, чья жизнь наиболее соответствовала замыслу Творца — с Авраамом. Его потомство стало народом, через который, на примере которого Бог стал говорить со всем человечеством.
«Избранный» таким образом еврейский народ попал не только под покровительство и опеку Творца, но и под Его непосредственный и очень жесткий, часто беспощадный контроль. История этого народа, описанная им самим в Библии, — непрерывная череда поощрений и наказаний свыше, размышляя над которыми можно понять суть требований Творца к человеческому роду в целом.
Бог дал«своему» народу определенно сформулированные правила жизни — Десять заповедей и в дополнение к ним еще несколько сотен предписаний и запретов. Однако даже самое строгое их соблюдение для жизни «в Боге» было недостаточным, — истинным праведником оказывался тот, в ком естественное выполнение ритуальных правил сочеталась с глубокой, простодушно-искренней доверчивостью и любовью к Творцу.
«И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедаю тебе сегодня, в сердце твоем; и внушай их детям твоим, и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась, и вставая» (Ветхий Завет)
Появилась и крепла вера в приход Божьего посланца — Машиаха, Мессии, Спасителя, который, наконец, установит на земле Божественную справедливость, и в этом новом мире Сам Творец откроется людям со всей полнотой и ясностью [в христианской традиции общепринятым стал греческий вариант этого слова — Христос]. Все более напряженное ожидание Машиаха охватывало народ Израиля, когда со своей проповедью выступил Иисус из Назарета.
.
Новый Завет. Подавляющее большинство евреев не признало в Иисусе Спасителя мира, — во многом потому, что столь страстно ожидавшегося Царства Божия на земле не наступило [Иисус и не обещал его, говоря «Царство Мое не от мира сего»]. Однако уверовавшая в Него часть народа со временем откололась от иудаизма и вместе с Ветхим Заветом разнесла весть о Нем по всему Средиземноморью — так начинала завоевывать мир новая религия — христианство.
Иисус не раскрывал тайн устройства мироздания. Он почти ничего не говорил об «избранном» народе, о его миссии в мире, но обращался к каждому отдельному человеку, взывал к его совести и помыслам. Его проповедь была — о человеке, о его постижении Творца, о его жизни «в Боге».
Старательного и точного выполнения всех законов для Спасения недостаточно, — эта «правильная» жизнь может быть высоко оценена окружающими людьми, но Бог смотрит в самую глубину человеческой души и отвергает тех, кто следует этим правилам просто по привычке или из желания выглядеть праведником в глазах окружающих.
Иисус не отменял прежних заповедей — но Он призвал людей превратить их из ритуалов в глубокие внутренние принципы человеческой жизни. Иисус довел требование следовать Закону до самой крайней, почти невозможной для человека степени:
«Вы слышали, что сказано: «око за око, и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай и верхнюю одежду…
Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.
Да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных…
Итак будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный».
(Нагорная проповедь. Евангелие от Матфея)
Люди, слушавшие Иисуса, ждали от него каких-то новых правил, а Он говорил совсем о другом, — человек должен почувствовать Бога в себе самом, вместить Его в себя и прожить на грешной земле как Его маленькая, но так же совершенная частичка. Но под силу ли такое слабому человеку, окруженному соблазнами земной жизни?!
«Ученики ужаснулись от слов Его… и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу; ибо все возможно Богу» (Евангелие от Марка).
Бог может помочь человеку, внутренне готовому стать «сыном Отца Небесного», — Он Сам может снизойти на него, осенить его своей благодатью. Такое состояние души дает человеку невероятную свободу — думать, чувствовать, поступать совершенно естественно, по совести, потому что голос его совести становится голосом самого Бога.
«Полюби Бога и делай, что хочешь» (блаженный Августин)
Понять Бога разумом человеку не под силу. Путь души к своему Создателю — не через мудрость. Заслужить близость к Нему невозможно никакими земными подвигами и жертвами — даже во Имя Его. Открывается Он лишь простым, по-детски наивным и чистым душам, которые только и способны на безоглядную, доверчивую любовь к Нему. Бог есть Любовь.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
(Апостол Павел)
Человеческий идеал, совершенный человек, о котором говорил Иисус, воплотился в Нем Самом. Христианину приблизиться к этому идеалу можно лишь неустанно совершенствуясь, испытывая и закаляя свою душу и — напряженно, страстно ожидая Благодати, Божественного откровения.
«Просите и дано будет вам; ищите и найдете, стучите и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Евангелие от Матфея)
.
ИСЛАМ
Идеи Книги распространялись не только в Средиземноморье, они проникали и на восток. Под их обаяние попали и аравийские племена пустынных кочевников. На этой «закваске» здесь, в Аравии, поднялась религия, которой была суждена долгая жизнь и огромное влияние на все мировые дела.
Ее основатель — торговец, караванщик Мухаммед был неграмотен, но обладал всеми качествами духовного вождя, пророка. Он начал свою проповедь в сорок лет, когда его начали преследовать видения: архангел в пустынном ущелье читал ему отрывки из божественного свитка, в котором начертан был истинный Закон.
Видения эти повторялись, Мухаммед воспроизводил священные тексты перед своими грамотными друзьями, — и они записывали их. Собранные вместе, эти отрывки составили Коран.
Мухаммед не считал, что он создает совершенно новое верование. Он чтил библейских патриархов, Моисея, израильских пророков, Иисуса, но считал, что Бог через них доносил до людей лишь отдельные кусочки Закона (которые к тому же дошли через века в искаженном виде). Ему же божественное Откровение было открыто наиболее полно и в своем изначальном виде.
В основных своих чертах устройство мира в исламе и его движение очень похожи на иудейские и христианские представления о вселенной и ее судьбе: этот мир родился в божественном Творении и должен закончиться Страшным судом; человек должен прожить свой век на земле, выполняя Божью волю; следование вышним требованиям приводило каждого отдельного человека в рай, а нарушение их — в ад. Но, несмотря на эту внешнюю похожесть, роль человека в исламе, его предназначение существенно иные, чем для других «народов Книги» — иудеев или христиан.
Мусульманин отвечает перед Богом не за грехи всего народа в целом (как в иудаизме), а только за свои собственные. Он находится под гораздо более жестким контролем свыше: по сравнению с христианином у мусульманина гораздо меньше свободы воли, он ограничен в выборе — как поступить в том или ином случае, ибо считается, что его поступки просчитываются и предопределяются Аллахом заранее.
Единый Бог ислама, Аллах, доступнее для понимания простого человека: Он — господин, а человек — раб Его воли. Аллах не ставит человека всякий раз перед трудным нравственным выбором, как поступить, а — повелевает.
Евангелия определяют общие принципы жизни христианина, предоставляя ему самому определять, что есть добро или зло в каждом конкретном случае. В тексте же Корана, по убеждению мусульманина, даны полные и исчерпывающие ответы на все случаи прошлой, нынешней и будущей жизни — «извлечь» оттуда эти ответы — обязанность богословов, знатоков Корана.
Требования Аллаха к земному поведению человека строги, но просты, подробно расписаны и вполне выполнимы. Мусульманин может быть уверен в будущем райском блаженстве, если: как можно чаще будет произносить главную формулу веры («Нет никакого божества, кроме Аллаха, а Мухаммед посланник Аллаха»); пять раз в день будет молиться, точно соблюдая все ритуальные позы и движения; поститься в определенные периоды; выплачивать небольшой, но обязательный налог в пользу бедных; совершить паломничество в Мекку и исполнить там определенную череду ритуалов; не есть свинину и мясо животных, убитых «не по правилам»; не пить вина и т. д. Многочисленные ритуалы и запреты играют в исламе огромную роль, ежедневно и ежечасно напоминая мусульманину о его неразрывной связи с Аллахом.
Земные обычаи и законы государства не могут полностью совпадать с нравственным законом Евангелия — поэтому христианин часто противостоит обществу и государству, в котором он живет. Мусульмане же в своей стране живут в очень цельном мире, в душевном комфорте. Для них не может быть ситуации, когда государство требует от них одно, а нравственный закон веры предписывает им нечто другое, — ведь абсолютно все законы государства напрямую выведены из текста Корана, а каждый спорный жизненный случай изучается и решается не выборными законодателями, а учеными богословами.
Ислам заботится прежде всего об устройстве земной жизни человека и общества в соответствии с предписаниями Корана. Он обращен к человеку, он делает для него мир мусульманской общины справедливым, удобным и понятным. Даже райское блаженство здесь очень привлекательно именно по земным меркам: много воды, вполне плотские любовные утехи с прекрасными девами-гуриями, запрещенное в земной жизни вино…
Особенностью ислама является его отношение к окружающему мусульманскую общину миру «неверных». Он делится на две части: «область мирного договора» — страны, подчинившиеся мусульманам, где «неверные» платят специальные налоги и находятся под покровительством ислама, и «область войны» — страны, неподчинившиеся мусульманам, с которыми ведется вечная война (отсутствие военных действий считается лишь временным затишьем). Мусульманин, убитый в ходе официально объявленной священной войны с «неверными» (джихад), попадает в рай автоматически, какие бы грехи за ним ни числились. Эти принципы, с одной стороны, делали мусульман непримиримыми и самоотверженными воинами, а с другой, — способствовали их веротерпимости и обеспечивали религиозный мир на завоеванных территориях.
.
Все, что сказано здесь о мировых религиях относится к их первоначальным вариантам — это те идеи, которые легли в основу вероисповеданий народов. Но в течение сотен и тысяч лет идеи эти претерпевали значительные изменения.
Более поздние религиозные мыслители не просто осмысливали заветы основоположников — они их додумывали, «разворачивали», делали из них выводы созвучные потребностям своего времени. Каждый из них делал это по-своему, они спорили, часто не соглашаясь друг с другом, а разногласия учителей у их учеников перерастали в открытую вражду — вначале единое религиозное движение разделялось на соперничающие течения и школы. Еще дальше этот процесс дробления заходил тогда, когда религиозная идея из узкого круга богословов проникала в самую толщу народа, когда осмысливать ее, примерять на себя начинали массы «простых» людей.
Для того, чтобы как можно шире распространить новое вероучение, создавались религиозные организации (церкви), которые со временем превращались в мощные политические силы. Их руководители начинали претендовать на руководящую роль в чисто земных делах, им требовалось увеличивать свое мирское влияние. По этим причинам первоначальную идею несколько «подтасовывали», приспосабливая ее к нуждам религиозной организации. Гениальные озарения Учителей превращались в тяжеловесные, сложные и пышные культы, их стали обрамлять множеством обрядов и позднейших предписаний и правил.
Но, когда жизнь и душа ставят перед людьми все новые и новые вопросы, они расчищают позднейшие наслоения и ищут ответов у истоков своей веры.
.
ЯЗЫЧЕСТВО
Несмотря на широкое распространение мировых религий большинство населения тогдашнего мира было «языческим». В своем старом значении слово «язык» было синонимом понятия «народ», так что «язычество» буквально означает «народные» верования. И даже тогда, когда формально народ принимал одну из мировых религий, в толще населения многие столетия сохранялись языческие представления о мире, едва закамуфлированные обрядами нового вероисповедания.
Так кто же такой язычник? Язычник — это тот, кто полагает, что нет и не может быть единственного Создателя и Вседержителя Вселенной, а в мире есть бесчисленное множество сверхъестественных существ (богов, духов, демонов, умерших предков или святых). И каждый из них «заведует» своей сферой (землей, водой, солнцем, урожаем, войной, семьей), причем каждая группа их «привязана» к определенной территории, племени или роду.
Язычники ощущают свою слитность с земным миром, свою неотделимость и полную зависимость от окружающей их природы. Для язычника одухотворена каждая местность: любой ручей, колодец, роща, дерево, дом, даже предмет, изготовленный им самим — во всем живет дух, божок (добрый или злой, простоватый или лукавый, мстительный или добродушный). Умирая, человек из этого реального мира не уходит, а просто перемещается в другое его измерение. Умерший остается рядом с живущими, и, будучи невидимым, помогает или вредит их делам. Поэтому у языческих народов обычно очень развит культ предков — их задабривают жертвами, у них просят покровительства, защиты, советов.
Для язычника нераздельны мир реальный и загробный, мир живых людей и обиталище духов, — они как бы «вдвинуты» один в другой. Потусторонние силы активно влияют на жизнь земную, подают свои сигналы — через сновидения или посредством других знамений — солнечных затмений, черной кошки, перебежавшей дорогу, через расположение звезд на небе.
Связь с потусторонними силами вполне осуществима — нужно только научиться понимать их тайные знаки. Поэтому язычники проявляют особый интерес к различным приметам (к тому, что христиане называют «суевериями»), к гаданиям, вызыванию духов, к гороскопам и т. п. Некоторые из живых уверены, что владеют способами общаться с душами умерших и богами (колдуны, шаманы, ведуны, волхвы и пр.). Они уверены, что являются «мостиками», связывающими воедино этот и «тот» свет.
В языческих верованиях очень слабо выражена идея о загробном воздаянии за земные прегрешения. Интересы язычника сосредоточены прежде всего на реальном, земном существовании — на избавлении от бедствий, на материальном благополучии, на удаче. Он зовет в помощники потусторонние силы, чтобы осуществить свои земные желания.
Уходя в другие места, язычник оставляет одних и встречается с другими божествами, с которыми тоже нужно поладить, ужиться. Воюя с другими племенами, язычники уверены, что одновременно идет война и между племенными богами-покровителями, и от исхода небесных битв зависит земная военная удача.
Если племя оказывалось побежденным врагами, то это означало, что победили чужие боги, и придется не только подчиняться противникам, но начать почитать и их богов. Потеря своих небесных покровителей очень быстро вела к полному растворению побежденных в среде победителей.
Согласно языческим представлениям, добро — это то, что идет на пользу твоему роду, племени, народу, а злые дела — это те, что вредят их благополучию и удаче. Честность, милосердие, запреты насилия, убийства действуют для язычника только по отношению к «своим», но моральных запретов по отношению к «чужакам» не существует. У многих языческих народов их самоназвание означает в переводе «люди», — и тем самым подразумевается, что инородцы людьми в полном смысле не являются.
Читать дальше: