ИСТОРИЯ - ЭТО ТО, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ОБЬЯСНИТЬ НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩИМ

О СВОБОДЕ

в Без рубрики on 01.06.2023

 

Бенджамен Констан, французский философ

screenshot_11«Есть вещи, которые не могут быть санкционированы никем. И если какая-либо власть все же санкционирует их, то будь она хоть всей нацией за вычетом одного подавляемого ею, власть эта не станет оттого менее беззаконной»;

«Под свободой разумею я торжество личности над властью, желающей управлять посредством насилия, и над массами, предъявляющими от лица большинства право подчинения себе меньшинства»

 

Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ:

https://www.historion.org/wp-content/uploads/2017/04/adqatgasset-01.png«Прежде даже для богатых и могущественных земля была миром нужды, тягот и риска.

Тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно. Ибо этот мир девятнадцатого и начала двадцатого века не просто демонстрирует свои бесспорные достоинства и масштабы, но и внушает своим обитателям – и это крайне важно – полную уверенность, что завтра, словно упиваясь стихийным и неистовым ростом, мир станет еще богаче, еще шире и совершенней»;

«Контраст еще отчетливей, если от материального перейти к аспекту гражданскому и моральному. С середины прошлого века средний человек не видит перед собой никаких социальных барьеров. С рождения он и в общественной жизни не встречает рогаток и ограничений. Никто не принуждает его сужать свою жизнь. … то, что прежде считалось удачей и рождало смиренную признательность судьбе, стало правом, которое не благословляют, а требуют»;

«Если прежде для рядового человека жить означало терпеть лишения, опасности, запреты и гнет, то сегодня он чувствует себя уверенно и независимо в распахнутом мире практически неограниченных возможностей… И если прежде он привычно твердил: «Жить – это чувствовать себя стесненным и потому считаться с тем, что стесняет», – то теперь он торжествует: «Жить – это не чувствовать никаких ограничений и потому смело полагаться на себя; все практически дозволено, ничто не грозит расплатой, и вообще никто никого не выше»;

«Столь ясная и распахнутая перспектива неминуемо должна копить в недрах обыденного сознания то ощущение жизни, которое метко выражено нашей старинной поговоркой: «Широка Кастилия!» [соответствует русскому «Эх, гуляй душа!»]

 

Георгий Федотов, философ, историк:

screenshot_2«Свобода для москвича – понятие отрицательное: синоним распущенности, «наказанности», безобразия.

Ну а как же «воля», о которой мечтает и поет народ, на которую откликается каждое русское сердце? Слово «свобода» до сих пор кажется переводом с французского liberte. Но никто не может оспаривать русскости «воли». Тем необходимее отдать себе отчет в различии воли и свободы для русского слуха.

Воля есть прежде всего возможность жить, или пожить, по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из общества, на степном просторе, или во власти над обществом, в насилии над людьми. Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе; воля – всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. Разбойник – это идеал московской воли, как Грозный – идеал царя»

 

«В этом удушающем рабстве, в той легкости, с которой народ это рабство принял (он называл его первое время свободой), не один лишь общий закон революционного процесса: от анархии к деспотизму. Здесь сказывается московская привычка к рабству, культура рабства в московские и петербургские столетия истории. В свободе нуждалась, свободой жила интеллигенция, которая вместе с дворянством была выжжена революцией. Москвич, пришедший ей на смену, никогда не дышал свободным воздухом: состояние рабства  является для него исторически привычным, почти естественным»

 

Борис Хазанов, философ, 70-е годы:

«Тирания, это ужасное и гнусное бедствие, обязана своим происхождением только тому, что люди перестали ощущать необходимость в общем и равном для всех законе и праве. Некоторые думают, что причины появления тиранов – другие, и что люди лишаются свободы по недоразумению и без всякой вины, просто потому, что стали жертвой тирана. Но это ошибка… Как только потребность в общем для всех законе и праве исчезает из сердца народа, на место закона и права становится отдельный человек. Поэтому некоторые люди не замечают тирании даже тогда, когда она уже наступила».

У этого голоса нет имени, цитата так и дошла до нас в виде цитаты – из сочинения неизвестного моралиста V века [до н. э.]… Но не все ли равно, откуда это заимствовано? В сущности, здесь все сказано»

 

Георгий Федотов, философ, историк:

«Есть один элемент христианской культуры, нам всем дорогой, любовно выращенный в петербургский период нашей истории и теперь выкорчеванный без остатка. Это свобода, которая с таким трудом пробивалась в крепостнически-самодержавном царстве, но наконец сделалась неотъемлемой частью русской жизни. Эта свобода целиком выросла на почве западной культуры… В византийско-московской традиции у нее не было никаких корней… Вот почему с такой невероятной легкостью свобода могла быть выкорчевана из сознания русских масс, лишенных общения с внешним миром, принесших в марксистскую школу лишь древние инстинкты Московии. Коммунизм сгинет… Но Московия останется. Останется тоталитарное государство, крепкое не только полицейской силой, но и тысячелетними инстинктами рабства»;

«Важно отметить, что в своем зарождении правовая свобода… была свободой для немногих. И она не могла быть иной. Эта свобода рождается как привилегия, подобно многим плодам высшей культуры. Массы долго не понимают ее и не нуждаются в ней, как не нуждаются и в высоких формах культуры. Все завоевания деспотизма в новой истории… происходили при сочувствии масс. Массы нуждаются в многовековом воспитании к свободе…

Люди, воспитанные в восточной традиции, дышавшие вековым воздухом рабства, ни за что не соглашаются с такой свободой – для немногих – хотя бы на время. Они желают ее для всех или ни для кого. И потому получают «ни для кого»… В результате на месте дворянской России – Империя Сталина»

 

«…Свобода социальная утверждается на двух истинах христианства. Первая – абсолютная ценность личности («души»), которой нельзя пожертвовать ни для какого коллектива – народа, государства или даже Церкви… Вторая – свобода выбора пути – между истиной и ложью, добром и злом.

Вот именно эта вторая страшная свобода была так трудна для древнего христианского сознания, как ныне она трудна для сознания безбожного. Признать ее – значит поставить свободу выше любви… Все социальные инстинкты человека протестуют против такой «жестокости». Если можно вытащить за волосы утопающего человека, почему же нельзя его вытащить «за волосы» из ада? Но в притче о плевелах и пшенице сказано: «оставьте их вместе расти до жатвы»

 

Борис Хазанов, философ, 70-е годы:

«Тирания, это гнусное бедствие…» Мне было семнадцать лет, когда я вычитал эти слова в одной книжке, это был первый год после войны и лучшее время нашей жизни, я прочитал эти слова, и внезапно мне пришло в голову, что ведь это – о нас и что самый отъявленный антисоветчик не мог сказать о нас хуже. Тот, кто живет в деспотическом государстве, сам в этом виноват, ибо принадлежит к народу, который в этом виноват. Гнусное бедствие оттого гнусно, что оно превратилось в нормальный образ жизни. И потому подданные тирана не замечают, что ими помыкает ничтожество, не замечают тирании, как глубоководные рыбы не чувствуют давления воды и не страдают от мрака. Когда же им приходится слышать о существовании другого мира, они оказываются способными рассуждать о нем лишь в терминах своего собственного подводного мира»

 

Надежда Мандельштам, писатель:

«Мандельштам точно сказал: «Мы живем, под собою не чуя страны». Так продолжается и по нынешний день. Мы совершенно не знаем друг друга, разобщены, больны, усталы… Среди нас есть поборники старого – убийцы, искатели мелких удовольствий, сторонники «сильной власти», которая уничтожает все, что ей мешает. И еще есть огромные, мрачные толпы сонных и неизвестно о чем думающих людей. Что они помнят, что они знают, на что их можно толкнуть? Успеют ли они очнуться или, погрузившись в полную спячку, позволят уничтожить все живые ростки, которые пробились за последние несколько лет?

Страна, в которой истребляли друг друга в течение полувека, боится вспоминать прошлое. Что ждет страну с больной памятью? Чего стоит человек, если у него нет памяти…

Пока не осмыслено прошлое, никаких надежд питать не следует. Они не оправдаются»

 

Юрий Нагибин, писатель, 1969

«Стоит хоть на день выйти из суеты работы и задуматься, как охватывают ужас и отчаяние. Странно, но в глубине души я всегда был уверен, что мы обязательно вернёмся к этой блевотине. Даже в самые обнадёживающие времена я знал, что это мираж, обман, заблуждение и мы с рыданием припадём к гниющему трупу. Какая тоска, какая скука! И как все охотно стремятся к прежнему отупению, низости, немоте. Лишь очень немногие были душевно готовы к достойной жизни, жизни разума и сердца; у большинства не было на это сил. Даже слова позабылись, не то что чувства. Люди пугались даже призрака свободы, её слабой тени. Сейчас им возвращена привычная милая ложь, вновь снят запрет с подлости, предательства; опять — никаких нравственных запретов, никакой ответственности — детский цинизм, языческая безвинность, неандертальская мораль».

 

Ричард Тоуни, английский историк-социалист, 1920 год:

«…Личность не имеет никаких абсолютных прав… все права… зависят от цели и задачи общества, к которому эта личность принадлежит. Они обусловлены тем, что их использование должно содействовать, а не препятствовать достижению этой цели. А на практике это означает, что, если общество хочет быть здоровым, людям следует видеть в себе не обладателей прав, а облеченных доверием исполнителей функций и орудия достижения общественной цели»

 

Алексис де Токвиль, французский историк, 19 век:

«Одна только свобода в такого рода обществах [без аристократии] способна бороться с пороками и удерживать общество от скольжения по наклонной плоскости. Только свобода способна извлечь граждан из состояния изоляции, в которой они принуждены жить.., способна заставить людей сблизиться друг с другом; только свобода согревает их и постоянно объединяет необходимостью взаимопонимания, взаимного убеждения и симпатии при выполнении общих дел. Одна свобода может отринуть человека от поклонения барышу и сутолоки будничных мелочей, может привить ему чувство постоянной связи с отечеством. Только свобода время от времени подменяет стремление к благополучию более высокими и деятельными страстями, удовлетворяет тщеславие предметами более великими, нежели роскошь, – только свобода озаряет все светом, позволяющим различать и судить пороки и добродетели человеческие»

 

Мигель Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»:

«Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей, с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком. Говорю же я это, Санчо, вот к чему: ты видел, как за нами ухаживали и каким окружали довольством в том замке, который мы только что покинули, и, однако ж, несмотря на все эти роскошные яства и прохладительные напитки, мне лично казалось, будто я терплю муки голода, ибо я не вкушал их с тем же чувством свободы, как если б все это было мое, между тем обязательства, налагаемые благодеяниями и милостями, представляют собой путы, стесняющие свободу человеческого духа»

 

Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ:

«Свобода всегда означала для европейца возможность стать тем, кто ты есть на самом деле. Понятно, что она отвращает тех, кто лишен и своего дела, и самого себя»

 

 

Олдос Хаксли, английский писатель, 1952 год:

«…Свободе угрожают многочисленные сдвиги демографического, социального, политического и психологического характера, которые можно наблюдать уже сегодня… Свобода в опасности! Поэтому обучение свободе есть самая насущная необходимость. …

Самые лучшие конституции и самые своевременные законы могут оказаться бессильными перед фактом стремительно возрастающего народонаселения, все более усложняющейся бюрократии и сверхсовременной техники. Если перенаселение и сверхорганизация не будут поставлены под контроль, то очень может быть, что демократические государства проделают путь, обратный тому, который сделал Англию демократической страной, сохранив в ней все внешние формы монархии. Прежние изысканные формы – выборы, парламенты, верховный суд – останутся, но суть их исчезнет, и мало-помалу общественный строй примет характер некоего внедренного мирным путем тоталитаризма нового типа. Демократия и свобода превратятся в слова-побрякушки для газетных передовиц и радиопередач, а тем временем правящая верхушка и специалисты по промыванию мозгов будут спокойно делать свое дело.

Но как поставить под контроль эти колоссальные, угрожающие нашей свободе силы?..

Недавние опросы общественного мнения в Соединенных Штатах (а эта страна – прототип того, к чему через какое-то время придут все остальные промышленные страны) показали, что многие молодые люди в возрасте до двадцати лет, то есть завтрашние избиратели, не верят в демократические институты, не возражают против цензуры идей, не считают, что народное правление действительно осуществимо, и будут вполне удовлетворены, если смогут продолжать существование, к которому привыкли, то есть жизнь, пронизанную всепроникающей рекламой и подвластную олигархии экспертов. …

Те, кто теперь так пренебрежительно отзывается о демократии, могут, повзрослев, стать борцами за свободу. А крик «Дайте мне сосисок и телевизор, и не приставайте ко мне с вашей свободой!» при изменившихся обстоятельствах может перейти в клич «Свобода или смерть!» …

 

Альбер Камю, французский философ:

«…Бацилла чумы не умирает и не исчезает окончательно и может оставаться спящей в белье, мебели и бумагах десятилетиями.., может быть, придет день, когда на горе людям и в назидание им, чума разбудит своих крыс и пошлет их умирать в счастливый город»

 

 

Борис Хазанов, философ, 70-е годы:

«Вы спрашиваете, что за диковинная штука демократия, спрашиваете… тех, кто никогда ее не нюхал, у кого о ней такое же представление, как об устрицах или ананасах в шампанском. Странным образом демократия, которая, если не ошибаюсь, имеет отношение к простому народу, демосу, кажется нам чем-то изысканно-чужеземным, роскошным и аристократическим. Не зря, должно быть, это слово не имеет эквивалента в русском языке. «Народоправство» больше похоже на самоуправство…

Демократия – это общество, которое ухитряется существовать без лагерей. Демократия – это такое общество, где смеются над авторитетами, где не чтят святынь, не кланяются портретам, не обожествляют алебастровых идолов, не поют хором, не шагают в ногу, не ликуют по расписанию, не сморкаются по приказу, общество, которое находит особое удовольствие в том, чтобы ставить под сомнение все свои институты, и всегда спрашивает себя, оправдывает ли оно свои вывески, общество, удивительная особенность которого состоит в том, что там не поощряют доносов, не превозносят посредственность, не преследуют оригинальность, не карают за талант, не рассматривают юмор как государственное преступление, – и при этом оно каким-то чудом продолжает жить.

Демократия – это маленькая Греция, которая выставляет триста воинов, и эти воины умудряются защитить ее от вражеских полчищ; демократия – это богатырь в одежде шута, которому пепел отца стучит в сердце, но никто об этом не знает; это дворец, в котором сидит король, нацепив на себя желтую шестиугольную звезду, и ничего с этим глупым королем не поделаешь; демократия – это то, до чего мы с вами не доросли и никогда не дорастем, потому что время роста давно миновало. Демократия это юность, а тирания – гнусная старость»

 

Хосе Ортега-и-Гассет, испанский философ:

«Высшая политическая воля к сосуществованию воплощена в либеральной демократии… Либерализм – правовая основа, согласно которой Власть, какой бы всесильной она ни была, ограничивает себя и стремится, даже в ущерб себе, сохранить в государственном монолите пуст`оты для выживания тех, кто думает и чувствует наперекор ей, то есть наперекор силе, наперекор большинству.

Либерализм – и сегодня стоит об этом помнить – предел великодушия; это право, которое большинство уступает меньшинству, и это самый благородный клич, когда-либо прозвучавший на Земле. Он возвестил о решимости мириться с врагом, и – мало того – врагом слабейшим. Трудно было ждать, что род человеческий решится на такой шаг, настолько красивый, настолько парадоксальный, настолько тонкий, настолько акробатический, настолько неестественный. И потому нечего удивляться, что вскоре упомянутый род ощутил противоположную решимость. Дело оказалось слишком непростым…»

 

Денис Драгунский, публицист, 1999 год:

«Экономическая свобода – это не ключ от либерально-рыночного рая. Это всего лишь свобода добывать деньги так, как привык, как умеешь, к чему душа лежит, как кажется естественным. В нашем случае – с помощью обмана и насилия.

Наш стиль жизни, бесстыжий и циничный, – вот внутренний враг, обваливший экономику и разваливающий страну. Если этот враг не будет побежден, то Россия окажется камнем на шее планеты. Неужели в этом и состоит наша всемирно-историческая миссия?»;

«Либерализм гораздо жестче, чем социал-демократизм и даже плановое хозяйство. В либерализме гораздо больше запретов, причем самые главные, как на грех, – внутренние. Так сказать, совестные запреты. А с совестью у нас проблемы»

 

Иннокентий, епископ Читинский и Забайкальский, 1999 год:

«Жизнь отдельного человека связана не только с близкими ему людьми, кровным ему народом, но и со всем родом человеческим»;

«Страшные жертвы в послереволюционные годы, годы репрессий, в Великую Отечественную войну, казалось бы, должны были пробудить сознание народа. Однако нет, этого не произошло в массе его… Духовно-нравственное разложение захватывало все новые поколения, хотя милость Божия никогда не оставляла народ России. И тогда Господь возводил людей из царства тьмы, а так называемая «перестройка» стала подлинным даром от Бога. Однако воспользовались свободой не во благо в большинстве своем, а обратили свободу во зло себе и ближнему своему. И буквально за короткий срок увидели свое подлинное духовное состояние, всю степень своей прогрессирующей моральной деградации. … Результаты последних лет закономерны, иного и не могло быть.

… Покаяние в прошлых наших делах совершенно нам необходимо. Нельзя игнорировать прошлое, оно мстит за себя. Разве мы не видим этого сегодня?

… Зло должно быть названо злом, а добро должно быть наименовано добром. Злые деяния, злые символы не должны быть преданы забвению. О былом грехе надо сохранить память, иначе он вернется вновь, но помнить о нем надо именно как о грехе, как о нашем национальном позоре»

 

Лев Шестов, философ, 1920 год:

«Русским людям нужно – вставая и ложась спать – постоянно повторять: там, где нет свободы, не может быть ни устроенности жизни, ни благосостояния, вообще ничего, что ценится на земле»

 

 

Денис Драгунский, публицист, 2023

Люди готовы терпеть любые неудобства в обмен на рабство.
Они готовы голодать, жить впятером в одной комнате, часами стоять в очередях – но только бы их избавили от этого страшного ига – от свободы. От необходимости делать выбор, решать самому за себя, действовать на свой страх и риск.
Только не это, только не это!
Борьба за право быть рабом разгорается с новой силой, она принесет еще немало жертв, она будет долгой, отчаянной и беспощадной…

 

Опубликовать:


Комментарии закрыты.