ИСТОРИЯ - ЭТО ТО, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ОБЬЯСНИТЬ НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩИМ

РазговоР. Трудный путь преобразований

в Без рубрики on 24.04.2017

 

Пожалуй, одним только англичанам удавалось в Новое время двигаться вперед, менять свое общество постепенно, без серьезных потрясений, без того, чтобы к таким изменениям их принуждали внутренние или внешние катастрофы. Почти все остальные страны были вынуждаемы к резким и масштабным изменениям, когда они терпели очень чувствительные поражения, когда бывали отброшены на задворки международной жизни, а иногда речь шла даже о государственном выживании. И Россия в этом отношении не была исключением.

Плачевные итоги Крымской войны не были рядовым поражением армии (которая на севастопольских бастионах сражалась героически). Ну что может сделать армия, если ее вооружение существенно хуже, чем у противника [нарезные ружья, на которые переходили западные армии, имели прицельную дальность стрельбы до 1200 шагов, а гладкоствольные русские — не более 300 шагов; части западных союзников, вооружённые нарезными ружьями, могли расстреливать артиллерийские расчеты русских орудий, оставаясь вне досягаемости их картечного огня (900 шагов), в то время, как русские войска, находясь под интенсивным картечным огнем вражеской артиллерии были не в состоянии никак ему противодействовать], когда она не получает должной поддержки тыла, даже находясь на собственной территории, когда подкрепления могут доставляться только вязнущими в грязи конными обозами, да еще и служат неслыханному обогащению множества чиновничьих «кувшинных рыл», описанных еще Гоголем?.. Стало ясно, что прогнила вся система, и столкновение с европейскими державами не может кончиться иначе, как унизительным поражением.

 

«В восточной [Крымской] войне мы сходились с ними [с европейцами] начистоту и под конец решились признаться в превосходстве их цивилизации, в том, что нам нужно многому еще учиться у них. И, как только кончилась война, мы и принялись за дело; тысячи народу хлынули за границу, внешняя торговля усилилась с понижением тарифа, иностранцы явились к нам строить железные дороги, от нас поехали молодые люди в иностранные университеты, в литературе явились целые периодические издания, посвященные переводам замечательнейших иностранных произведений, в университетах предполагаются курсы общей литературы, английского и французского судопроизводства и пр.»

(Николай Добролюбов, публицист)

 

Вряд ли еще какое поражение в истории было для страны столь же полезно. Крымская катастрофа была понята в России правильно — к решению проблемы переустройства страны подошли комплексно, цивилизационно. Начали с крепостного права, с уничтожения фактического рабства двадцати трех миллионов подданных.

Их ведь и за людей-то не держали, несмотря на то, что с ними в одних церквах молились. Чудовищно невежественные, почти поголовно неграмотные, с дикими предрассудками, крепостные, казалось, были выходцами из дремучих средних веков — да так оно, в сущности, и было. Карамзинская «Бедная Лиза», тургеневские «Записки охотника» вызывали у образованных слоев общества настоящий «культурный шок» — «И крестьянки, оказывается, любить умеют!».

К тому времени никто уже не помнил, что такие же «смерды», но свободные люди, были во времена стародавние грамотными [берестяные грамоты 12-15 веков самых обычных людей с самыми обычными, бытовыми посланиями («отдай должок», «выходи замуж», «не забудь мне обувку привезти», любовные записочки) были к 19 веку совершенно непредставимы], что культурный откат в населении начался с постепенным его закрепощением (с 16 века, примерно). Уже много поколений это была никому по-настоящему неизвестная, бессловесная масса.

И держать эту темную, непредсказуемую силу надо было в крепкой узде, ибо что происходит, когда она поднимает голову («русский бунт, бессмысленный и беспощадный»), все помнили — невероятная, кровопийная смута «разинщины» и «пугачевщины» надолго отбила охоту с крепостными хоть как-то договариваться.

 

Крепостной крестьянин в государстве Российском был никем в самом буквальном значении этого слова. При восшествии на престол очередного государя он не приносил ему присяги (за него это делал его владелец-помещик), ему не принадлежала никакая собственность (его жилье, скотина, орудия труда считались помещичьими), его можно было женить или выдать замуж по хотению его владельца, его можно было разлучить с семьей, отобрать у него детей, продать их и его самого другим владельцам. При этом, жаловаться им было прямо запрещено законом, за жалобу на своего владельца его отправляли на каторгу…

Конечно, далеко не все помещики были зверями, большинство пеклось о своих «говорящих орудиях», соблюдая собственную выгоду. Но право обращаться со «своими» людьми не по какому-бы то ни было закону, а исключительно по собственному хотению развращало и самых вроде бы приличных из них. Так что, вытягивать из такой жизни на чистый «воздух» надо было не только крестьян, но и помещиков.

Такое крепостническое «отеческое» управление не по законам, а «по понятиям», «по справедливости» отравляло атмосферу во всем государстве, став привычным и в сферах, где формально должен был править писанный закон. Если помещик может все делать со своими крестьянами по своему разумению, то как заставить чиновника таким же образом не поступать с ним самим или с купцом или с обычным горожанином?! Быть может, Николаю I не удалось справиться с созданной им армией чиновничества именно потому что в фундаменте российского государства лежали отношения господ и рабов.

Б. Тарасов. Россия крепостная. История народного рабства

 

Ликвидация крепостного права была делом не только грандиозным по своим масштабам, но и сложнейшим по своему содержанию. Необходимо было соблюсти интересы обоих классов, жизнь которых существенно изменялась. Надо было дать крестьянству достаточно земли для прокормления и выплат в казну; надо было учесть, что лишенные даровых рабочих рук помещики смогли бы продержаться, не разоряясь, пока не научатся вести хозяйство, нанимая работников за плату. И при этом надо было соблюсти принцип частной собственности помещиков на землю, даже лишая их части земель. И надо было «развести» бывших бар и их бывших крестьян в выплатах и в их получении.

И авторам реформы все это сделать удалось. Государство встало между крестьянами и помещиками: крестьяне платили государству за полученную ими землю, помещики получали от государства плату за изымаемую у них частную землю. Первые годы сохранялись повинности крестьян перед помещиками, которые постепенно сходили на нет.

Земля давалась крестьянам в долгосрочный кредит и они должны были платить за это обычный по тем временам банковский процент (5,6 % годовых) на протяжении 49 лет. «Архитекторов» реформы упрекали в том, что это было несправедливо — ведь в итоге крестьяне должны были заплатить за землю значительно дороже, чем она того стоила (в 60-е годы 19 века). Да, это так. Но, учитывая, что на протяжении всего срока выплат недоимки по крестьянским выплатам неоднократно прощались, а в 1905 году до срока прекратились вовсе, эта грандиозная финансовая операция для государства в целом оказалась убыточной.

Собирать платежи с каждого крестьянского двора в те времена было практически невозможно, земля передавалась в пользование не отдельным семьям, а в целом общине, которая и должна была за нее платить государству. И до окончания выплат эту землю нельзя было отдавать в частные руки, продавать или покупать. В распределении бремени выплат и земли между своими членами община была самостоятельна и получила возможность определять сумму годовых выплат делить и переделивать землю «по справедливости», как сами крестьяне ее понимали.

В отношении крестьян действовали законы и наказания, вне крестьянства уже не применявшиеся (например, телесные наказания, публичные порки).

 

Вне городов появились и новые органы, ведавшие тем, что нынче называют «социалкой» — земства. Это были невиданные дотоле на Руси органы, невиданные прежде всего тем, что были они избираемы населением. Это само по себе было громадным шагом вперед в развитии российского общества. Если екатерининское городское самоуправление потихоньку «загнулось», то земства быстро развернули очень активную деятельность по обустройству «уездной» России.

За полвека своего существования земства, сами собирая свой налог и ни копейки не беря у государства, сумели наладить начальное школьное образование почти в каждом селе, построить больницы и практически «с нуля» организовать медицинское обслуживание населения, наладить работу местной почты, проложить и в относительном порядке поддерживать сеть дорог, связавших между собой отдаленные села, дать государству и обществу богатейшую статистику всех сторон жизни населения. Земские дела, земские начинания стали полем приложения сил тысяч и тысяч городских интеллигентов, не желавших связывать свою жизнь с государственной службой.

Выборность депутатов земских собраний была ограничена уровнем губернии. Опасаясь столь опасного и становящегося все более авторитетным конкурента [недаром после падения монархии в феврале 1917 года первым главой нового правительства стал известный земский деятель князь Георгий Львов], правительство строго запретило какие бы то ни было контакты земств разных губерний.

 

Следующая реформа в полном смысле слова ввела Россию в число цивилизованных стран христианского мира. Такое несколько высокопарное утверждение отнюдь не преувеличение. В стране может быть любая политическая система, страна может находиться на любом уровне экономического развития, ее население может жить в любых условиях и исповедывать любую религию, но если в стране отсутствует независимый от властей, открытый и публичный суд, на котором обвиняемому не предоставляется возможности для квалифицированной защиты, такая страна не может считаться частью цивилизованного мира уже с 18-19 века. И именно такой суд был введен в России 20 ноября 1864 года.

 

Продолжилась и «мягко» контролируемая правительством политика «гласности». Можно стало обсуждать законы (без призывов к их неисполнению), события российской и международной жизни. Появилось множество новых газет и журналов. Именно на это время пришлось рождение того, что мы привыкли называть «великой русской литературой», которую читают и изучают до сих пор во всем мире.

 

Чуть позже (с 1871 года) Россия получила и новую армию. С практически пожизненным призывом немногих, при котором вооруженные силы империи оставались без резерва, было покончено. Целью военной реформы было сокращение армии в мирное время (она сократилась на 40%) и одновременно обеспечение возможности её развертывания во время войны. Была введена всеобщая воинская повинность и резко сокращены сроки службы. В результате на «гражданке» постепенно накапливались обученные резервисты, которых в случае войны можно было вновь призвать на действительную службу.

[Призывались все молодые люди, достигшие 21 года, но правительство каждый год определяло необходимое число новобранцев, и по жребию в армию шло не более 20-25 % призывников. Призыву не подлежали единственный сын у родителей, единственный кормилец в семье, а также если старший брат призывника отбывает или отбыл службу. Взятые на службу числятся в ней: в сухопутных войсках 15 лет — 6 лет в строю и 9 лет в запасе, во флоте — 7 лет действительной службы и 3 года в запасе. Для получивших начальное образование срок действительной службы сокращается до 4-х лет, окончивших городскую школу — до 3-х лет, гимназию — до полутора лет, а имевших высшее образование — до полугода.]

 

Преображенная за годы крутых реформ страна постепенно привыкала к новым условиям жизни. Она получила реальный шанс войти в число европейских народов не обширностью территории, лишь формально находящейся в Европе, не многочисленностью населения и не силой армии, а всем строем своей внутренней жизни.


 

Буквально в те же самые годы очень сходные события происходили в двух крупных странах в разных частях мира — в Японии и Соединенных Штатах Америки. Но, в отличие от России, и в том и другом случае приведение стран к европейским стандартам не обошлось без кровопролитных гражданских войн.

Американская эскадра и русские корабли, появившиеся в 1853 году у берегов Японии, заставили правительство «открыть» страну перед иноземцами, после чего события там начали развиваться стремительно: государственный переворот, гражданская война и подавление «изоляционистов» вооруженной силой, поражение и фактическая ликвидация самурайского сословия, осознание факта катастрофического отставания Японии от вторгающихся с моря европейцев, принятие их ценностей и крутые реформы по коренному изменению японского общества в соответствии с европейско-американскими образцами — и последующее бурное развитие во всех областях.

Промышленный Север США и аграрный Юг до времени существовали вместе в рамках одного государства на условиях признания центральным правительством законности существования в южных штатах рабства чернокожих. Когда на пост президента США в 1860 году был избран кандидат резко антирабовладельческой партии Авраам Линкольн, девять южных штатов заявили о выходе из состава США. Они образовали свою Конфедерацию, президент которой заявил, что рабство на их территории будет существовать «вечно». Почти сразу же началась гражданская война, оказавшаяся очень долгой (четыре года) и кровопролитной. В конце концов, северяне, объявившие рабство вне закона, победили.


 

Но, начиная серьезное преобразование страны, необходимо учитывать, что это как сесть и поехать на велосипеде — уже нельзя останавливаться. В противном случае, новые проблемы, вызванные первоначальными реформами, будут нарастать и, в конечном итоге, ввергнут страну в кризис, грозящий самыми непредсказуемыми последствиями.

А проблем этих у страны было с каждым годом все больше.

 

Помещичий класс, несмотря на все льготы, предоставленные ему при размежевании с крестьянами, так и не смог приспособиться к новым условиям и обходиться без принудительного крестьянского труда, не сумел (за исключением немногих поместий) наладить на своих землях эффективных, доходных хозяйств. Большинство помещиков самыми разнообразными способами «утесняли» своих крестьянских соседей, заставляя их отрабатывать на своих полях, фермах и в амбарах. Неудачу организации сельскохозяйственного производства на основе крупных поместий необходимо было осознать и что-то с этим делать.

 

Можно сколько угодно говорить о «помещичьем» характере реформ, о том, что все выгоды от них получали бывшие баре, можно выискивать малейшие признаки крестьянских протестов, но есть и объективный показатель отношения крестьян к новым условиям жизни: крестьянство на обретение свободы ответило грандиозным демографическим взрывом — к концу века его численность выросла почти вдвое. Но была в этом и своя беда — ему стало катастрофически не хватать земли для прокормления.

Проблему эту можно было решить, стимулируя крестьян повышать производительность их труда, но для этого надо было разрушать всех уравнивающую общину. Можно было оттянуть этот неизбежный раскол крестьянства, предоставив им возможность каким-то образом пользоваться помещичьей землей. В любом случае эту серьезнейшую, потенциально взрывоопасную проблему надо было решать.

 

В стране начало быстро формироваться гражданское — независимое от государства — общество. Оно сплачивалось вокруг земств. Земцы лучше всяких чиновников знали о том, как обстоят дела на территориях, на которых живет подавляющее большинство населения. И они чувствовали себя вправе принимать участие в разработке мер по выправлению положения. Но это означало ограничивать самодержавную власть царя. Ничего особенного в этом не было (в большинстве европейских странах такое уже стало привычным), но в России традиции царской независимости от общества были очень сильны, и требовалась серьезная борьба для допущения общества к принятию общегосударственных решений.

 

«Притормаживать» Россию на пути европеизации начали еще при Александре II, но через двадцать лет после начала реформ необходимость их новой «волны» была осознана. Была осознана и необходимость общественного согласия при их разработке и проведении — именно поэтому к обсуждению дальнейших реформ решено было привлечь и избранных населением представителей земств.

Но все эти планы пошли прахом после гибели царя. Взошедший на престол его сын Александр III [Александра к царствованию готовили в гораздо меньшей степени, нежели старшего сына Александра Николаевича — Николая. Но блестящий и очень способный юноша, надежда тогдашних реформаторов, неожиданно скоропостижно скончался…] избрал другой путь правления и обеспечения стабильности государства. Он прекратил крупные реформы и начал применять силовые методы подавления и «воспитания» общества.

Надо сказать, что такая политика имела успех во все время его тринадцатилетнего правления. Александр был человеком откровенно консервативных взглядов, но при этом правителем весьма разумным, твердым и основательным. Немало ему помогло и то, что в период его царствования в полной мере проявились положительные последствия Великих реформ его отца.

Время Александра III считается «золотыми годами» России. Но при этом не учитывается, что во время его царствования не развязывались, а еще туже затягивались узлы проблем, порожденных Великими реформами [велосипедист ударил по тормозам]. И все эти проблемы он передал по наследству своему сыну, столь же консервативному, но  при этом особыми талантами правителя не обладавшему…

 

 

Опубликовать:


Комментарии закрыты.