ИСТОРИЯ - ЭТО ТО, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ОБЬЯСНИТЬ НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩИМ

Конфуцианство (отрывок из Курса)

в Без рубрики on 24.04.2017

 

«Согласно легенде, однажды к Лао-цзы пришел молодой ученый со своими планами усовершенствования общества и государства. Его заботы о земном благополучии народа старику показались мелкими, суетными, не стоящими внимания: «Гуманность и справедливость, о которой вы говорите, совершенно излишни. Небо и земля естественно соблюдают постоянство, солнце и луна естественно светят, звезды имеют свой естественный порядок, дикие птицы и звери живут естественным стыдом, деревья естественно растут. Вам тоже следовало бы соблюдать Дао».

Вряд ли собеседники могли тогда предположить, что об их разговоре будут писать в учебниках и через много веков, а спор их затянется на тысячелетия.

Ученого звали Кун, ученики называли его Кун-Фу-цзы («мудрый учитель Кун»), а узнавшие о нем европейцы позже переиначили его имя в Конфуций. Через двести лет после своей смерти Конфуций будет официально объявлен величайшим мудрецом Китая, и императоры будут возносить молитвы и совершать жертвоприношения у его могилы, а его учение (конфуцианство) будет государственной идеологией (и даже своеобразной религией) Китайской империи вплоть до 20 века.

Устройство мироздания, взаимоотношения человека с Небом Конфуция мало интересовали («Небо безмолствует», — говорил он), — причину людских страданий он увидел в дурном устройстве общества. Конфуций был убежден, что можно постепенно выстроить общество и государство так, чтобы никто, ни один человек не чувствовал бы себя в нем обиженным, неудовлетворенным своим положением. И он был уверен, что ему удалось найти путь к созданию такого общества. И путь этот вел не вперед, а назад — в прошлое.

Конфуций говорил, что идеальное, с его точки зрения, общество в Китае в древности уже существовало. Из старинных легенд следовало, что «золотой век» продолжался до тех пор, пока весь народ жил в государстве по законам большой, дружной семьи. Мир и порядок в этом народе-семье держался не на жестоких законах, а на привычках, обычаях, традициях, которые не были кем-то придуманы, а впитывались каждым буквально с молоком матери: уважать старших и беспрекословно им повиноваться, не злоупотреблять своей естественной властью по отношению к младшим и быть к ним милостивым, удовлетворяться любым своим местом в семье, поскольку ты занимаешь его не за какие-то свои качества, а по праву рождения и т. д. Равенства между людьми не было, да и быть не могло, но это вовсе не считалось несправедливостью — ведь неравенство было естественным, «семейным» (разве несправедливо неравенство отца и сына?). В этом обществе каждый был на своем месте и выполнял свой долг.

Но постепенно становилось все больше людей, которые претендовали на большую долю власти и богатства, чем та, которая им полагалась — на том только основании, что они умнее или сильнее. Наследники неправедно захваченных власти и богатства требовали от остальных уважения и подчинения — на том только основании, что отцы их сами достигли власти и богатства. О долге, об общем порядке уже никто не думал — новые сильные и умные, сметая все на своем пути, бросались делить и переделивать все заново. «Золотой век» кончился — наступили времена смут и всеобщего хаоса. Алчность, жестокость, предательство пролили реки крови, наполнили жизнь всех людей страданием и страхом.

Конфуций призвал вернуть “золотой век» — восстановить былые ценности. Свое идеальное государство китайский мудрец описал во всех подробностях, сверяясь с древними рукописями.

В «правильно» выстроенном государстве каждый должен был знать свое место и не претендовать на большее — в этом Конфуций видел залог благополучия каждого и всех:

«Когда человек узнает место, где он должен остаться навсегда, то определится настроение его души. Когда настроение его души определится, то прекратится всякое душевное волнение».

Младший должен неукоснительно, в любых обстоятельствах подчиняться старшему, а подчиненный — начальнику; старший должен быть милостив к младшему, а властитель — к подчиненному. Никакие, пусть даже выдающиеся, способности личности не являются основанием для нарушения этого незыблемого распорядка.

Человеком, идеально подходящим для «правильного» общества, по Конфуцию был человек «золотой середины” — благовоспитанный, знающий все правила поведения, уравновешенный, сдерживающий не только низменные, но даже и благородные порывы души. При этом он должен быть гуманным, т. е. относиться к другим людям так, как он бы хотел, чтобы они относились к нему.

Но как подвести к такому идеальному Порядку раздираемое распрями общество?

Властители пытались навести в стране порядок, вводя все более жестокие законы, но Конфуций видел, что этот путь ведет в тупик: «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то хотя народ и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда».

Конфуций предложил путь постепенного перевоспитания народа и правителей. В первую очередь необходимо, по его мысли, всем внушить старые простые — «семейные» — правила. Приучить всех к неукоснительному соблюдению этих правил можно через обряды и ритуалы, которые должны войти в привычку, «в плоть и кровь». Для каждого подданного в зависимости от его должности существуют правила поведения в любой ситуации — как идти по улице, как ехать в повозке, как входить во дворец, как поклониться, с каким выражением на лице выслушивать подчиненного или начальника и т. д., и т. д., и т. д. Человек, который приучит себя к соблюдению всех этих повседневных сложных ритуалов, по мысли Конфуция, должен перемениться и внутренне.

Европейцы с иронией называли такое поведение «китайскими церемониями”, однако для китайцев, воспитанных в конфуцианстве, эти четкие и обязательные ритуалы стали настоящими символами единства народа и внутреннего мира в стране.

Немногим народам Древности и Средневековья так жизненно необходимы были единство, сплоченность, внутренний порядок, как китайскому. Но, одновременно, мало какой из народов так кроваво страдал от междоусобных распрей, кончавшихся иноземными нашествиями и расстройством всей сложной системы поливного сельского хозяйства, крупного (почти промышленного) ремесленного производства и развитой внутренней торговли. Поэтому китайцы с таким энтузиазмом приняли конфуцианский идеал всеусредняющего государства.

Конечно, мечта Конфуция о “золотом веке” в государстве-семье в полностью законченном виде не осуществилась. Но многие его предложения были использованы в налаживании государственной жизни; на правилах Конфуция воспиталось за два тысячелетия по крайней мере сотня поколений китайцев.

Конфуцианство — уникальное явление. Китайцы создали почти религиозный культ человека, который не объявлял о своей божественной сущности, не претендовал на то, чтобы быть пророком новой веры, который, напротив, подчеркивал сугубо земной характер своих взглядов, человека, который сам говорил о том, что не открыл никаких новых великих истин, не нашел (и не искал) путей спасения человеческой души, которого душа человеческая даже и не интересовала. И в своих земных советах Конфуций не звал людей к нравственному обновлению, не звал общество к каким-либо «сияющим вершинам» («умеренность и аккуратность»). Конфуций даже не был удачливым реформатором — все его попытки осуществить свою теорию на практике оканчивались ничем.

Мы не в состоянии понять эту загадку конфуцианства. Здесь нужно откровенно расписаться в собственном бессилии. Вероятно, европейцу это вообще не под силу. Восхищенное удивление перед этим феноменом — может быть, это и есть то главное, что можем мы вынести после знакомства с этой темой.  И еще: с этой страной надо быть очень осторожным в рассуждениях и выводах — европейские критерии здесь зачастую неприменимы. Чтобы хоть как-то ориентироваться в «китайской вселенной», надо, отказавшись от привычных стереотипов, погрузиться в нее полностью, с головой, принять ее в свое сердце — и, может быть, только тогда мы начнем понимать, что это такое — Китай».

 

 

Опубликовать:


Комментарии закрыты.