Страны Запада в годы «холодной войны»

 

«Крестовый поход» против коммунизма.    Решившись стать сверхдержавой и взять на себя роль защитника мира от «красной угрозы», американцы вынуждены были отказаться от некоторых своих важнейших идей и традиций. Прежде всего, США в мирное время впервые стали содержать многочисленную армию, тратить большие деньги на вооружения, обзавелись постоянно действующими секретными службами. Произошло как раз то, чего так опасались американские «изоляционисты»: государство, федеральное правительство набирало невиданную в истории страны силу и влияние, и традиционная американская демократия оказывалась под угрозой.

В 1947 году президент Трумэн получил согласие конгресса на четырехкратное повышение военных расходов; ЦРУ (Центральное разведывательное управление), наделенное президентом Эйзенхауэром весьма широкими полномочиями, благодаря секретности и неподконтрольности обществу стало отстаивать американские интересы в других странах не лучшими методами, чем это делали «безбожные» коммунисты.

Рискнуть своими деньгами и свободой американцев заставила новая глобальная «американская мечта», которую после I Мировой войны так и не сумел им привить Вудро Вильсон – мечта «сделать весь мир таким же свободным и процветающим, как США». Эту «доктрину Трумэна» единодушно поддержало почти все американское общество – даже левые не сомневались в том, что бороться против Сталина – не менее праведное дело, чем воевать с Гитлером. А когда в 1949 году газеты сообщили об успешном испытании в СССР атомного устройства, к этим настроениям добавился еще и страх за свою безопасность, неведомый прежде Новому Свету.

Этот страх особенно усилился после того, как на рубеже 40–50-х годов стало известно, сколько участников сверхсекретного Манхэттенского атомного проекта бескорыстно или за деньги делились американскими ядерными секретами с советской разведкой. Естественно, не замедлили отыскаться политики, готовые разжигать эти страхи и их эксплуатировать. Наиболее известен среди них был сенатор Джозеф Маккарти, развернувший в конце 40-х – начале 50-х годов по всей стране громкую кампанию борьбы против «внутренних врагов» и «антипатриотов».

Такого история США еще не знала. Сенатор взывал к «простому народу», науськивая его против «предателей-интеллектуалов», не принимающих жесткой логики борьбы и симпатизирующих коммунизму просто как одной из разновидностей «инакомыслия». Маккарти обзавелся множеством сторонников, популярность его росла, он клеймил за «мягкотелость» президентов и требовал лишить их полномочий; под его напором даже питавшие к нему отвращение люди отступали и соглашались на меры, плохо совместимые с понятием свободной страны, – всех государственных служащих стали проверять на предмет «порочащих связей»; тех, кто когда-либо состоял в компартии, дружил с коммунистами или благожелательно высказывался о коммунизме, увольняли. Учитывая, что симпатии к СССР и коммунистам в разное время испытывали многие люди творческих профессий, в число «подозрительных» попали известнейшие в стране писатели, режиссеры, ученые…

После смерти Сталина и окончания корейской войны истерика «маккартизма» улеглась, а деятельность самого Маккарти была осуждена специальным постановлением Сената. Американцы к этому времени уже почувствовали, насколько опасно перенимать методы своего врага. «Маккартизм» остался в американской общественной памяти как одна из позорных страниц истории страны.

В своем прощальном обращении к нации в 1961 году покидавший Белый дом президент Эйзенхауэр предостерег сограждан о новых опасностях, – исходящих уже не от мирового коммунизма, а от специализированного аппарата борцов с этим врагом. У американцев впервые в истории появились серьезные основания бояться собственного правительства. Скандалы, связанные с тайными операциями ЦРУ, стали постоянным фоном политической жизни. В 1975 году, когда были рассекречены архивы 50-х годов, американцы узнали немало неприятных подробностей о том, какими методами обеспечивались интересы «свободного мира», и на какие действия толкали президента Эйзенхауэра военные «ястребы».

 

Главные проблемы – внутри.  В качестве лидера «свободного мира», Америке поневоле приходилось теперь постоянно оценивать себя со стороны – и делать при этом про себя не слишком приятные «открытия».

Страна только что воевала против нацизма, она объявила преступными все виды расизма, – и в то же время в самих США сохранялась дискриминация черных американцев, потомков освобожденных рабов. Конституция предоставляла всем гражданам равные права, но эта юридическая норма на практике не выполнялась. Расовая дискриминация до этого воспринималась большинством населения (и белого, и черного) достаточно спокойно, как нечто «само собой разумеющееся», «традиционное», – теперь же все больше американцев ощущали ее как национальный позор.

После окончания войны Верховный суд США вынес несколько решений, запрещавших расовую дискриминацию при выборах, в армии и на государственной службе. Но законодательным путем изменить реальное положение черных, особенно в южных штатах, было невозможно. Там белые и черные жили в разных кварталах, учились в разных школах, ходили в разные церкви и разные кафе. Белые южане доказывали, что такое «разделение рас» (сегрегация) не является нарушением ничьих прав, однако черные после войны не захотели мириться с этим унизительным положением. В 50–60-е годы тысячи черных и белых американцев объединились в борьбе за гражданское равноправие, и это движение стало самой мощной общественной силой в стране.

Под ее давлением федеральные власти отказались от своей традиционной политики невмешательства в дела южных штатов, – в середине 50-х годов Верховный суд признал сегрегацию в образовании и на транспорте противоречащей конституции США, – в ответ на юге поднялась волна расистских протестов и насилия. Черных смельчаков, решившихся нарушить «традиции», запугивали и даже убивали, раздельное обучение в школах сохранялось. Однако общественное мнение все больше склонялось на сторону борцов за гражданские права.

Огромную популярность в США и во всем мире приобрел молодой чернокожий священник Мартин Лютер Кинг.

В 1956 году он организовал в южном городке Монтгомери бойкот автобусной компании, не желавшей отказаться от сегрегации. Все черное население города под насмешки белых расистов полгода ходило пешком, но транспортная компания не смогла дольше нести убытки, и, в конце концов, сдалась. Акция протеста в Монтгомери вызвала всеобщее восхищение и сочувствие.

Президент Эйзенхауэр, как и его предшественники, относился к расизму с отвращением, но считал, что эта проблема не поддается законодательному решению. В 1958 году, когда губернатор южного штата Алабама поддержал местных расистов и лично преградил путь в университет нескольким чернокожим студентам, Эйзенхауэр отправил туда отряд федеральных вооруженных сил – и под угрозой применения силы заставил местную власть подчиниться конституции. Но в эффективность подобных мер президент не верил, будучи убежден, что преодолеть расизм можно лишь «в умах и душах людей», а над ними государство не властно.

Большинство же американцев считали, что правительство может и должно искоренить расовую дискриминацию и добиться действительного равноправия всех граждан США. При президентах-демократах Джоне Кеннеди (1961–1963) и Линдоне Джонсоне (1963–1968) федеральное правительство и Верховный суд стали более решительно поддерживать борцов за равноправие и пресекать антиконституционные поползновения южных штатов.   

По мере того, как самые вопиющие проявления расовой дискриминации постепенно уходили в прошлое, борьба за расовое равноправие вылилось в массовое общественное движение за равные права и возможности для всех американцев.

 

Экономический «бум» и борьба с бедностью. Первое послевоенное двадцатилетие было для американцев временем экономического процветания. Промышленность росла рекордными в истории страны темпами; гражданские отрасли осваивали технологические новшества военных лет и выбрасывали на рынок все новые и новые товары. Благодаря технологическим усовершенствованиям число рабочих мест в промышленности и сельском хозяйстве сокращалось, но безработица при этом оставалась низкой – высвободившиеся работники находили себе применение в быстро расширяющейся сфере услуг. На рубеже 50 – 60 годов в «непроизводительной» сфере услуг было уже занято больше американцев, чем во всех отраслях материального производства.

Такое перераспределение рабочей силы во многом объяснялось быстрым ростом государственного сектора в экономике. В США, в отличие от европейских стран, государство не занималось национализацией промышленности, но строительство «государства всеобщего благосостояния» шло полным ходом и здесь. Правительства Трумэна и Эйзенхауэра продолжили политику рузвельтовского «нового курса» – в стране выстроили систему социального страхования, доступной медицинской помощи, бесплатного образования, профессиональной переподготовки и т. п. Для всего этого потребовалось создать многочисленный чиновничий аппарат из государственных и муниципальных служащих – государство превращалось в  крупнейшего работодателя.

Самым активным сторонником «государства всеобщего благоденствия» стал президент Линдон Джонсон, объявивший в 1965 году «бескомпромиссную войну» бедности. Его правительство израсходовало 6 миллиардов долларов на помощь безработным, медицинское обслуживание престарелых, субсидии школам и университетам, на пособия нуждающимся семьям и т. п. Все эти программы осуществлялись одновременно с растущими расходами на войну во Вьетнаме – президент заявил, что Америка может позволить себе «и пушки, и масло». Действительно, пока экономический рост продолжался, федеральное правительство не испытывало недостатка в деньгах, и борьба с бедностью принесла ощутимые результаты: к началу 70-х годов лишь 11% американцев имели доходы ниже прожиточного минимума (по европейским меркам, весьма высокого). Подавляющее большинство населения составил обеспеченный «средний класс». Однако полностью искоренить бедность государству не удалось ни тогда, ни в последующие десятилетия.

 

Вьетнамский «шок». В первое послевоенное двадцатилетие главной «путеводной звездой» внешней политики США была идея, что сам Господь избрал их страну для противостояния «безбожному коммунизму» и защиты «свободного мира». Даже в самых далеких уголках планеты, где США не имели никаких жизненно важных интересов, «коммунистическая угроза» воспринималась ими как личный вызов, которому необходимо противодействовать во что бы то ни стало. Эта «простая и логичная» внешняя политика вредила авторитету США в мире, поскольку нередко вынуждала их поддерживать жестокие диктаторские режимы, никак не подходящие под определение «свободного мира», только за то, что они враждебны коммунистам. А во Вьетнаме «сдерживание коммунизма» обернулось для Америки позором и унижением.

Взяв на себя роль гаранта весьма сомнительной «свободы» в Южном Вьетнаме, американцы скоро убедились, что придать этому режиму прочность они не в состоянии – никакое количество денег, оружия и военных советников не помогали подавить движение пользовавшихся поддержкой крестьянского населения коммунистических партизан. Получив доказательства того, что партизанам помогает северовьетнамское правительство, президент Кеннеди решился направить в Южный Вьетнам регулярные армейские части. При преемнике Кеннеди Линдоне Джонсоне численность этих сил была доведена до полумиллиона, но и этого оказалось недостаточно для победы. Американские солдаты отправлялись во Вьетнам как «защитники свободы и демократии», но там убеждались, что несут этой чужой и непонятной стране только горе и разрушение.

Вьетнамская война расколола общественное мнение в США. Главная внешнеполитическая идея о «великой миссии» американцев впервые с 1947 года стала терять популярность. Вместо гордости за свою страну американцы испытали жгучий стыд: «коммунизм», «свобода», «демократия» – все это казалось пустыми политическими ярлыками, под прикрытием которых богатая и могучая держава бомбила, расстреливала, жгла и травила маленьких, плохо одетых, голодных людей, которые не могут причинить ей никакого вреда и хотят жить по-своему.

Американские призывники массами уклонялись от службы в армии, пропуская мимо ушей призывы к их совести и патриотизму: многие были убеждены, что в сложившихся обстоятельствах отказ от службы – более патриотичный поступок, чем участие в позорящей Америку войне.

 

«Молодежная революция». Антивоенное движение сливалось с многочисленными движениями протеста против дискриминации меньшинств, против «ущемления» прав студентов, против «общества потребления» и всей «фальшивой» американской культуры, против западной цивилизации в целом и всех ценностей старшего поколения – молодежь больше не желала повиноваться своим родителям, учителям и начальникам.

В 1968 году эта стихийная «молодежная революция» достигла пика и захватила не только США, но и всю Западную Европу.

Студенческие волнения и бунты, сопровождавшиеся строительством баррикад, столкновениями с полицией, шумными уличными шествиями, прокатились по американским и европейским городам, вызвав смятение властей.  Среди вожаков молодежного движения были поклонники Троцкого и Мао Цзэдуна, Махатмы Ганди и Фиделя Кастро, проповедники анархизма и пацифизма, революционного террора и полного ненасилия, буддизма и «истинного» христианства – объединяла их общая ненависть к лицемерию «взрослого» мира и сочувствие ко всему, что этот мир отвергал. Западная молодежь оказалась захвачена волной антизападничества, недоверия к «обществу покупок и отбросов» и симпатии к народам «третьего мира», живущим в бедности, но зато в «гармонии с природой». Даже коммунистический Китай казался им лучше, чем их сытые, благополучные, самодовольные страны, пытающиеся  навязывать свои понятия и ценности всему миру.

Все, во что верили их отцы, с презрением отбрасывалось, как лживые «идеологии», порабощающие душу и превращающие людей в послушные «винтики» общественной машины. «Не верь человеку, если ему за тридцать!» – самый распространенный девиз тех лет. Юноши и девушки уходили из семей и вообще из взрослого общества в пестрое братство «хиппи» – «детей-цветов», где было можно все, что не разрешалось дома, нельзя же было только принуждать к чему-либо своего ближнего. (К слову, общество к тому времени уже было достаточно богатым для того, чтобы коммуны хиппи могли вполне сносно существовать, не занимаясь никаким «общественно-полезным» трудом.)

В начале 70-х годов начался вывод американских войск из Вьетнама, и волна молодежных протестов постепенно сошла на нет. А после разразившегося в 1974 году энергетического кризиса, когда в страну вернулась массовая безработица, «скучные» ценности вроде работы и стабильной зарплаты стали не так легко достижимы и вновь обрели привлекательность в глазах не знавшего материальных проблем послевоенного поколения. Но бурные события конца 60-х не прошли бесследно.

 

Изменения в обществе. Американское общество, особенно за пределами больших городов, в первое послевоенное двадцатилетие оставалось очень традиционным и патриархальным. Политическая и экономическая свобода сочеталась авторитарными порядками внутри семей и крайней нетерпимостью общественного мнения в небольших замкнутых общинах, из которых в основном и состояла провинциальная «одноэтажная» Америка. Борьба за свободу и права человека здесь требовала не меньшего мужества и решимости, чем в странах с диктаторскими режимами – только это была борьба не против государства, а против общества, против общепринятых норм, мнений и предрассудков.

В этой борьбе «молодежная революция» конца 60-х годов достигла своих целей. Родители, напуганные бунтом детей, изменили стиль и методы воспитания – было признано, что права имеют не только взрослые, но и дети, и добиваться послушания надо не насилием, а убеждением. В том же направлении – от диктата к сотрудничеству – изменились и методы школьной педагогики. Бывшие «дети-цветы» превратились во вполне добропорядочных работников и родителей, но не отказались от идеалов своей юности. Новое поколение университетских и школьных преподавателей поставило своей главной воспитательной задачей борьбу с инстинктивной ксенофобией, нетерпимостью к «чужому» и «странному».

В американских учебных заведениях появились небывалые предметы – история женщин, история черных, дисциплины о мигрантах, о сексуальных меньшинствах и т. п. Учителя разрабатывали специальные методики, чтобы заставить детей лично прочувствовать, каково быть дискриминируемым меньшинством, и привить им иммунитет к любой ксенофобии.

«Левая» интеллигенция, прежде уделявшая главное внимание борьбе с имущественным неравенством, переключилась на борьбу против «культурного тоталитаризма» – навязывания традиционных американских ценностей и принудительной унификации общества. Было объявлено, что Америка больше не претендует на роль «плавильного котла», в котором стираются различия между выходцами из разных стран; лучше, если страна будет «салатницей», – где целое состоит из великого многообразия не смешивающихся в однородную массу элементов. Терпимость, умение подавить в себе инстинктивное неприятие «странного», непривычного, «не такого, как все» стали считаться важнейшей нормой «цивилизованного поведения».

Старая, пуританская Америка – страна людей, «знающих, чего хочет Бог» – шаг за шагом сдавала свои позиции.

Движение за равенство гражданских прав приобрело новый размах – начавшись с борьбы за равноправие чернокожих и женщин, оно распространилось на любые меньшинства вообще – от инвалидов до гомосексуалистов или иммигрантов, не знающих английского языка. Законодательство теперь защищало уже не только юридические, но и фактические права – частные предприниматели лишались возможности принимать на работу людей, руководствуясь только своими личными вкусами и предрассудками. Обвинение в дискриминации при приеме на работу грозило каждому, кто не мог доказать, что, отказывая тому или иному кандидату, он руководствовался только и исключительно его деловыми качествами; а проигранный судебный процесс по такому обвинению нередко разорял фирму.

В колледжах, университетах, на государственной службе вводились специальные квоты для представителей меньшинств – к черным при приеме предъявлялись менее жесткие требования, чем к белым, так что некоторые даже заговорили о «дискриминации наоборот». Однако большинство американцев соглашалось, что бывшие рабовладельцы должны искупать свою вину перед теми, кого они так долго притесняли.

В 70-е годы США превратились из жесткой и суровой к слабым «свободной страны равных возможностей» в полусоциалистическое заботливое «государство всеобщего благосостояния».

 

Внешняя политика после Вьетнама. Вьетнамская война и «молодежная революция» раскололи американское общество – той единодушной готовности бороться против распространения коммунизма, которая объединяла в 50-е годы и левых, и правых, больше не было. Для многих в США «антикоммунизм» стал ругательным словом, синонимом ограниченности и тупости; но даже те, кто сохранил свои прежние убеждения, не желали повторения чего-либо подобного Вьетнамской войне и ждали от правительства менее «идейной», но более практичной и безопасной внешней политики.

Избранный в конце 1968 года президент Ричард Никсон постепенно вывел американские войска из Индокитая, добившись лишь видимости «почетного мира», – все отчетливо понимали, что его условия Северный Вьетнам нарушит, и переход всей страны под власть коммунистов неизбежен. Партнерам США по азиатским оборонительным блокам объявили, что Америка больше не будет посылать туда своих солдат, – «Будущее Азии в руках азиатов». Таким образом, политике «сдерживания коммунизма» пришел конец. Никсон и его государственный секретарь Генри Киссинджер стали пытаться улучшить отношения со своими главными «идеологическими противниками» – СССР и Китаем. Началась эпоха «разрядки международной напряженности».

В 1972 году США согласились на вхождение коммунистического Китая в ООН и ее Совет Безопасности (вместо остававшегося там с 1945 года тайваньского правительства Чан Кайши), а в 1979 году были полностью восстановлены дипломатические отношения между США и Китаем. Американо-китайское сближение встревожило руководителей СССР и подтолкнуло их к «разрядке».

С 1969 году на протяжении десяти лет велись советско-американские переговоры об ограничении ядерных вооружений, единственным существенным результатом которых стал договор о противоракетной обороне 1972 года По условиям этого договора, СССР и США имели право создать на своих территориях лишь по два района, защищенных от ракетного нападения, – и, следовательно, оставались в равной степени уязвимыми для ракет друг друга.

В середине 70-х годов конгресс США существенно ограничил свободу рук во внешней политике, полученную исполнительной властью с началом «холодной войны». Президент потерял право самостоятельно предпринимать любые шаги, из-за которых страна могла бы быть втянута в новый «вьетнам». Под контроль конгресса были поставлены торговля оружием, посылка американских военнослужащих за границу и деятельность спецслужб. В 1975 году на парламентских слушаниях предали всемирной огласке многие «деликатные» подробности секретных операций ЦРУ за границей – американцы не желали, чтобы их безопасность обеспечивалась с помощью диверсий или политических убийств. Активное вмешательство США в дела «третьего мира» в 70-е годы было в значительной мере свернуто.

Президент Джимми Картер (1976–1980) провозгласил главным направлением внешней политики США защиту прав и свобод человека, и заявил, что «двойных стандартов» в этом отношении больше не будет. Чтобы иметь моральное право говорить о нарушениях прав человека в коммунистических странах, говорил президент, Америка больше не должна глядеть сквозь пальцы на то, что творят «дружественные» режимы, например, в Южной Корее, ЮАР или Аргентине. Несмотря на многочисленные насмешки над таким «непрактичным идеализмом», администрация Картера действительно придерживалась намеченного курса и кое-где (например, в Южной Корее) добилась существенной либерализации политических режимов.

В 1979 году США не предприняли серьезных усилий для того, чтобы помочь сохранить власть своему давнему и верному союзнику – иранскому шаху, когда против его прозападного авторитарного режима единым фронтом выступили исламские священнослужители и местные либералы. Шах был вынужден бежать из страны, но его место заняло не демократическое правительство, а гораздо более жестокая диктатура исламских фундаменталистов. Новый лидер Ирана имам Хомейни требовал немедленно очистить страну от всей западной «скверны», изгнать иностранцев и восстановить исламские законы шариата. США были объявлены «большим сатаной», главным источником зла на планете, а американское посольство со всеми находившимися в нем сотрудниками подверглось вооруженному захвату. Почти год правительство Картера безуспешно пыталось освободить своих сограждан, но ни дипломатические усилия, ни десантная операция результатов не дали.

В том же 1979 году СССР вторгся в Афганистан, а на территории Восточной Европы разместил ядерные ракеты средней дальности, нацеленные на соседние западноевропейские страны. Все это, вместе с иранским кризисом, выглядело закономерным результатом американской «слабости» и «безволия». Авторитет Картера упал, и на следующих выборах он потерпел сокрушительное поражение.

 

Новый поворот.  Разочарование плодами десятилетней «разрядки» усугубило общее недовольство американцев положением в стране. 70-е годы были тяжелыми для всего западного мира. Попытки правительств оживить подорванную энергетическим кризисом экономику путем расширения государственного регулирования закончились неудачно. «Государство всеобщего благосостояния» плодило чиновников и получателей пособий, но не могло ни искоренить бедность, ни обеспечить полную занятость, ни восстановить почти замерший экономический рост. Ко всем этим неприятностям в 70-е годы добавилась еще и недопустимо высокая по западным меркам инфляция (до 10% в год).

Одновременно росло недовольство тем, что «слишком заботливое» государство превращает целые группы населения в иждивенцев и тем окончательно лишает их шанса добиться успеха в жизни. «Новые бедные», живущие в дешевых государственных квартирах на скудные, но, тем не менее, позволяющие не нуждаться в самом необходимом пособия, часто даже не пытались получить работу и улучшить свое положение. Критики «ползучего социализма» с цифрами в руках доказывали, что государство тратит деньги налогоплательщиков на социальные программы вопиюще расточительно и неэффективно (например, вскрылся факт, что на переквалификацию рабочего в одном из штатов уходило денег больше, чем на обучение студента в Гарвардском университете).

На президентских выборах 1980 года большинство голосов получил убежденный противник «государства-няньки», защитник традиционных американских свобод и ярый антикоммунист Рональд Рейган.

Рейган призывал американцев обуздать чиновников, перестать надеяться на правительство и, как в «старые добрые времена», рассчитывать только на свои собственные силы. Это было созвучно настроениям, успевшим накопиться в обществе за последние пятнадцать лет. Правда, уменьшить государственные расходы новая администрация так и не смогла (социальные программы, в основном, остались нетронутыми, и к этому еще добавились возросшие военные расходы), но «подхлестнуть» частную инициативу ей удалось.

Покончив с инфляцией и снизив на четверть подоходный налог (основная статья доходов американского госбюджета), правительство открыло путь росту частных инвестиций в новейшие отрасли. В тяжелые 70-е годы в США началась очередная технологическая революция – на рынке появились первые персональные компьютеры, оптоволоконные средства связи и т. п.  Благодаря «твердому» доллару и снижению налогов эти передовые отрасли получили преимущество перед остальными, сюда потекли капиталы, и в США начался ускоряющийся с каждым годом «информационный бум». С 1983 года американская экономика начала устойчиво расти именно за счет новейших, «наукоемких» отраслей, которые, в отличие от традиционной промышленности, практически не зависели от мировых цен на топливо и сырье.  

И во внешней политике Рейган «возродил традиции», вернувшись к жесткому противостоянию с Советским Союзом. Рейган объявил СССР «империей зла» и пообещал, что заставит Москву просить мира, пользуясь одной лишь экономической мощью США. Конгресс одобрил резкое увеличение военных расходов и разработку основанной на новейших технологиях системы защиты всей территории США от ядерного нападения. Американская помощь оружием и деньгами снова потекла тем, кто сражался против СССР или его «друзей» во всех уголках мира. «Холодная война» вновь стала явной и откровенной, как в 50-е годы.  

 

Читать дальше:

Что люди думали        РазговоР