Несомненных для историков прижизненных портретов этого человека не существует (этот — самый достоверный). Он стал чуть ли не главным анти-героем «черной легенды», зародившейся в протестантских странах в 16 веке, — представлении о католиках-испанцах, как о жестоких, фанатичных изуверах, жадных, коварных, чуждых всякой гуманности и милосердия (со временем, когда сами протестанты вышли «в мир», выяснилось, что и о них можно сказать то же самое). И в Мексике о нем стараются не вспоминать, обвиняя его в том, что он разрушил там великую цивилизацию. Да, безусловно, он не был святым, как не были святыми ни его товарищи, ни его противники. Но память о нем осталась, его имя стало со временем символом героической эпохи завоевания внезапно открывшегося перед европейцами мира. Это имя — Эрнан Кортес.

Только что (в 1492 году) разгромом последнего мусульманского эмирата закончилась испанская Реконкиста, христианское отвоевание Пиренейского полуострова. Активные участники ее, выросшие на этой долгой и тяжелой войне, остались не у дел. Но тут открытие Колумба дало выход воинственной энергии массы испанских дворян — идальго. Был среди них и бросивший учебу в университете Эрнан Кортес.

В 1504 году Кортес отправляется жить в испанскую колонию на Карибские острова. Там он получил землю, рабов, но жизнь мелкого плантатора была ему не по нутру — и он начинает искать место в завоевательной экспедиции.

Представления колонистов об окружающих землях были весьма туманны, они думали, что дальше на западе лежат новые острова. Но одна из исследовательских экспедиций наткнулась на протяженный берег, на котором их встретили туземцы, называвшие себя ацтеками. Они были дружелюбны, охотно меняли железные изделия на золото и серебро, и путешественники расстались с аборигенами в самом добром расположении. На завоевание их страны губернатор испанской колонии немедленно начал организовывать военную экспедицию. Кортес успел себя зарекомендовать отважным командиром и добился того, что руководить походом на вновь открытый берег назначили именно его.

На снаряжение экспедиции Кортес потратил всё имевшееся у него состояние, он заложил все свои имения и продал рабов, да еще и залез в долги. Ему удалось набрать и вооружить 507 пехотинцев, 16 кавалеристов, 12 аркебузиров, 100 матросов на 11 кораблей и 200 рабов-носильщиков; у него было и несколько пушек разных калибров. Солдаты были все опытные, прошедшие огонь и воду европейских и островных боев. В феврале 1519 года корабли взяли курс на запад, к полуострову Юкатан.

Первое столкновение с американцами произошло на острове, на котором жило одно из племен майя, — Кортес прервал приведший его в ужас обряд человеческого жертвоприношения. У тех же майя нашелся раб-испанец, которого выбросило на этот берег кораблекрушение. Он стал первым переводчиком экспедиции. А в следующем городе, в который вошли испанцы, они неожиданно получили человека, оказавшего экспедиции в дальнейшем поистине неоценимую помощь — вожди подарили пришельцам женщин, среди которых была одна, обладавшая не только красотой, но и незаурядным умом и лингвистическими талантами, Малинче. Она быстро овладела и испанским, и ацтекским языком и стала не только наложницей, но и главной переводчицей и советчицей Кортеса.

В первом же ацтекском городе испанцев ожидали торжественный прием и богатые подарки и — категорический запрет идти дальше вглубь страны. Но пришла делегация от Тласкала, города, давно враждовавшего с ацтеками, и предложила поход против их столицы. Неделю Кортес, уединившись на корабле, обдумывал предложение индейцев, не решаясь на безумную авантюру — перед ним была многолюдная, привыкшая воевать, держава, силы которой в сотни раз превосходили возможности его маленького отряда даже с индейскими союзниками. Наконец, он решился. Корабли экспедиции были затоплены, моряков перевели в пехотинцы, к испанцам присоединились десять тысяч союзных тланскаланцев — и поход на Теночитлан начался.

8 ноября 1519 года Кортес вошел в столицу ацтеков, где его торжественно принял верховный вождь страны Монтесума. Испанцев разместили в одном из дворцов в центре Мехико (так испанцы называли Тенотчитлан).

Поначалу все было спокойно, испанцы ходили по городу, восхищаясь его удобством и красотами, но всегда были вооружены, и днем, и ночью. И, как оказалось, их настороженность не была напрасной — гонец из их базы на берегу сообщил, что большой отряд ацтеков напал на выстроенный ими форт, погибло много испанцев и союзных индейцев. В ответ Кортес взял Монтесуму в заложники. Впрочем, в его положении мало что изменилось, жизнь двора верховного правителя продолжала в присутствии испанских солдат идти своим чередом.

Так прошло полгода, в течение которого все участники разворачивающейся трагедии находились в «подвешенном» состоянии. Но вот, Кортес получил известия о прибытии в основанный им на берегу форт флотилии из 18 кораблей, посланных его злейшим врагом, губернатором Кубы. Им была поставлена задача остановить зарвавшегося конкистадора. Кортес, оставив в ацтекской столице малый гарнизон, бросился на побережье. Там он перетянул на свою сторону практически всех вновь прибывших солдат, посадил под замок их начальника и вместе с тысячей испанцев стремительными маршами двинулся обратно. И вовремя — пока он отсутствовал Тенотчитлан восстал против испанского запрета на проведение человеческих жертвоприношений. Когда подошла помощь, гарнизон оборонялся во дворце уже из последних сил.

Кортес попытался использовать своего заложника Монтесуму, но вожди ацтеков уже избрали нового верховного правителя — выведенного на крышу дворца бывшего повелителя города закидали градом камней, и он умер от ран. Оставаться в центре большого города-острова, окруженными со всех сторон огромной армией, было самоубийственно, и Кортес решается на ночной прорыв. Но переход на берег по разрушенной дамбе был замечен, отступающих окружили тысячи лодок с воинами, началась резня, в которой погибло больше половины испанцев, около 800 человек. Многие попали в плен, и на глазах у их товарищей их тут же приносили в жертву — вырывали еще бьющиеся сердца, расчленяли тела… В том бою было потеряно все — золото, пушки, порох. Эту страшную ночь испанцы назвали «Ночью печали».

Но, когда пробившиеся к берегу израненные, измотанные тяжелейшим боем 450 испанцев стали уходить от погони к союзным индейцам, на равнине их ждала новая, двадцатитысячная армия ацтеков…

Берналь Диас дель Кастильо, участник похода:

«В этот еще день мы дошли до большого поселения… Но и здесь нас встретили насмешками, камнями, дротиками и стрелами; сделать мы ничего не могли, а посему поспешили дальше, ибо враг ни на шаг от нас не отставал, время от времени производя нападения, обстреливая нас камнями из пращей, дротиками и стрелами… Только что мы считали себя в относительной безопасности, как во весь опор прискакало трое наших, ранее отправленных на разведку, с ужасным известием, что вся громадная долина перед нами полным полна мешикских воинов ожидающих нас. Конечно, мы содрогнулись при этих вестях, но все же не потеряли мужества и решили биться до последнего издыхания; мы хотели отомстить за гибель и раны наших, и лишь благодаря Богу мы спасли свои жизни…

Ох! Какая это была ужасная и жестокая битва; мы продвигались, дерясь с врагами, шаг за шагом, рубили и кололи их, но и они, собаки, с яростью сражались, раня и убивая нас своими копьями, палицами и двуручными мечами. Условия местности были весьма выгодны для действий конницы, и наши конные кололи копьями, прорывали ряды врага, кружились вокруг него, внезапно ударяя в тыл, по временам врубаясь в самую гущу. Конечно, все всадники и лошади, как и все наши, были изранены и покрыты кровью, своей и чужой, но натиск наш не ослабевал…

Кортес велел рубить и колоть предводителей — сеньоров врагов, легко различимых, так как на всех них были большие плюмажи с золотом, богатые доспехи и военные знаки различия… Кортес так наехал конем на предводителя мешиков, что свалил его с его штандартом, а другие капитаны завершили разгром этого отряда… Множество врагов было убито, а другие дрогнули и бежали. Что были нам в момент победы раны, голод, жажда, усталость?!

И наши друзья из Тлашкалы, как львы, очень хорошо и мужественно сражались своими мечами, двуручными мечами и другим своим удивительным вооружением, и возблагодарили мы Бога за победу над таким великим множеством людей, ибо никогда не видели во всех Индиях столь огромного числа воинов, собранных вместе для одной битвы… и каждый воин, разумеется, был уверен в полном нашем уничтожении! Теперь же — победили мы, а они лежали на поле брани в своих богатых одеждах с замечательными доспехами и украшениями. Невдалеке находилось поселение Отумба, и по нему эта битва и будет называться во веки веков».

Наконец, бойцы Кортеса добрались до союзного города Тласкала, сомневаясь, что после поражения в «Ночь печали» индейцы сохранят к ним дружеские чувства. Но ненависть тласкаланцев к ацтекам, забиравших их сыновей для жертвоприношений, была столь велика, что вожди призвали испанцев вместе продолжать борьбу вплоть до полного уничтожения Теночтитлана-Мехико. После месяца отдыха испанцы в сопровождении тласкаланской армии вновь выступили походом на город-остров, из которого они недавно едва вырвались.

Это предприятие было не менее безумным, чем решение год назад идти в земли ацтеков — теперь это была уже открытая война против в сотни раз превосходящих сил противника. Правда, теперь на стороне испанцев было «оружие», ненароком завезенное в Новый свет ими самими — оспа. Болезнь от одного из их рабов перекинулась на ацтеков, которые десятками, сотнями тысяч умирали от невиданной ими прежде заразы. Это была относительно «мягкая» форма заболевания, чуть ли не стопроцентный смертельный исход грозил лишь индейцам, от нее умер и верховный ацтекский вождь, организатор «Ночи печали».

Корабельный плотник построил 13 бригантин, их разобрали на части, и рабы тланскаланцев понесли их к озеру. Кортес воспользовался династическими распрями во втором по величине в ацтекской империи городе Тескоко, сговорился о союзе с одним из претендентов на трон и развернул свой маленький флот в этом приозерном городе. Армию Тескоко также привлекли к штурму ацтекской столицы. Кроме того, из Испании прибыл корабль с двумястами солдат и бумагами об отпущении грехов всем конкистадорам.

Испано-индейская армия подошла к городу и 30 мая 1521 года начался штурм. Стен у Теночитлана не было, это был город-остров, ворваться в который с берега можно было лишь по нескольким узким дамбам, и эти проходы защищали десятки тысяч ацтекских воинов, сражавшихся яростно и умело. Это была 93-дневная не прекращавшаяся ни днем, ни ночью битва — равного этому штурму, военная история, пожалуй, еще не знала. Союзные индейцы отстаивали подходы к дамбам, испанцы же в три смены сражались на них, метр за метром пробиваясь к городу.

Участник того штурма Берналь Диас дель Кастильо так описывает происходившее на дамбах и в городе:

«Борьба шла жаркая; враг беспрестанно делал вылазки и наступления, так как все время пополнялся свежими силами; доставалось иногда и бригантинам, и нередко весь неприятельский обстрел направлялся именно на них. Часто случалось, что враг ночью отбирал то, что мы захватили днем, возводил новые укрепления, перекапывал и перерезал дамбу; часто такие перекопы маскировались легкими досками с тонким слоем земли, и на следующий день, в пылу сражения, мы падали в эти ямы, где нас легко могли утащить в плен. Для отражения же бригантин неприятель вбил множество свай, не доходящих до поверхности воды; бригантины натыкались на них, получали пробоины или даже совсем на них застревали; и таким образом мы сражались каждый день.

И еще, как я уже сообщал, наши конные на этих дамбах не могли оказать нам серьезной поддержки, так как ежели они атаковали или преследовали отряды неприятелей, то те бросались в воду, а на баррикадах, сделанных на дамбах, наших поджидали другие отряды их воинов с очень длинными копьями или косами, сделанными из оружия, захваченного у нас…

Раненым нашим нельзя было прохлаждаться в спокойном месте, иначе на роту пришлось бы не более 20 человек… А ежели кто думает, что при всех этих тяготах мы хотя бы ели по-человечески, тот глубоко ошибается. Даже лепешек из маиса не хватало не только нам, но и бедным нашим раненым. Нет, питаться приходилось всем корешками, вишнями, а потом индейскими фигами. Так было у нас, так дело обстояло и в других корпусах… …

И так работа крутилась сутки за сутками, без устали и перерывов: то сражения, то мелкие стычки, всегда на холоде, дожде, всегда с пустым желудком, в грязи, не снимая одежды и доспехов. …

Наутро мы внезапно оказались окруженными со всех сторон. В тылу наши всадники и тлашкальцы быстро справились с врагом, удалось его опрокинуть и на самой дамбе, но бегство его было лишь притворное. В пылу сражения и преследования мы зашли слишком далеко, не закрепляя за собой только что отнятой территории; вдруг нагрянули на нас новые силы мешиков из засады, и мы оказались так крепко вклиненными в неприятеля, что нельзя было двинуться; с великим усилием удалось начать отступление, но тут пред нами зиял большой пролом [в дамбе], ничем не засыпанный; пришлось кое-как перебираться, по грудь в воде, через скользкие и острые камни; то тут, то там падали мертвые и вскрикивали раненые; пятерых из нас захватили живьем и утащили в лодки, а бригантины ничем помочь не могли из-за свай, на которые они уже напоролись. Как мы все тут не легли — не понимаю. Меня самого едва не захватили; я уже был ранен, множество мешиков вцепились в меня и стали крутить руки; еле-еле удалось освободить одну руку, с мечом; и Наш Сеньор Иисус Христос дал мне силы, и я неистовыми ударами отогнал или уложил наседавших на меня; зато, перебравшись по ту сторону пролома, я сейчас же впал в глубокий обморок. …

И тут разнесся очень мучительный звук барабана Уицилопочтли и иные: многих раковин рожков и других труб — и все это пугающее звучание наводило жуть. Посмотрев на вершину си [пирамиды храма], где игра на этих инструментах, мы увидели, как насильно вели по ступеням вверх наших товарищей, захваченных при поражении, нанесенном [корпусу] Кортеса, их вели, чтобы принести в жертву; а от тех, которых уже привели на верхнюю площадку, требовалось поклоняться стоявшим там их проклятым идолам, мы увидели, что многим из них надели уборы из перьев на головы, и заставляли танцевать с какими-то веерами перед Уицилопочтли, и затем, после окончания танца, тотчас их помещали спинами поверх нескольких немного узких камней, сделанных для жертвоприношения, и ножами из кремня разрезали им грудь и вырывали бьющиеся сердца, и предлагали их своим идолам, выставленным там, а тела сбрасывались по ступеням вниз; а внизу, ожидая, находились другие индейцы-мясники, которые им отрезали руки и ноги, а с лиц сдирали кожу и выделывали потом, как кожу для перчаток, вместе с их бородами, их сохраняли для совершения празднеств с ними, когда, опьянев, они ели их мясо с перцем чили. И таким способом приносили в жертву. У всех они съедали ноги и руки, а сердца и кровь предлагали своим идолам, как было рассказано, а туловище, животы и внутренности бросали ягуарам, пумам, ядовитым и неядовитым змеям, что находились в постройке для хищных зверей…»

Больше двух месяцев таких боев прошло, прежде чем испанцы сумели вытеснить ацтеков с дамб и зацепиться за городские кварталы. Схватки на улицах стали еще яростней. Солдаты рвались к центру города, где стояли жертвенные пирамиды. Бой за главное святилище бога войны Уицилопочтли был чуть ли не самым жестоким во всем штурме, испанцам, чтобы преодолеть 154 ступени пирамиды пришлось уничтожить всех храмовых воинов и жрецов до единого, после чего они предали огню жертвенники на вершине пирамиды. Но бои в городских кварталах продолжались до тех пор, пока в озере не была перехвачена лодка с покидавшим Тенотчитлан-Мехико верховным вождем ацтеков Куаутемоком.

Кортес сохранил за ним руководство городскими делами, поручив очистить остров от груд разлагающихся трупов. В покоренном, но постепенно восстанавливаемом, Тенотчитлане освятили бывшие ацтекские храмы, началось строительство церквей, появились кварталы, в которых предписано было жить испанцам, и с течением веков бывшая столица ацтеков превратилась в самый большой в мире город — столицу Мексики Мехико. Куаутемок же является сегодня одним из символов мексиканского народа.

Кортес был назначен верховным правителем завоеванной им Новой Испании. Он сохранил многие порядки, к которым привыкли местные жители, ввел самоуправление в местах их компактного проживания, ограничил расселение испанских колонистов и запретил им торговать с местным населением. Непосредственные участники его похода получили земли и крепостных индейцев. При этом труд женщин и детей до 12 лет был запрещен, воскресенье стало нерабочим днем, труд на новых помещиков был ограничен 20 днями, после которых индейцы 30 дней работали на самих себя.

Из Испании приплыли монахи странствующих орденов, и постепенно большинство местного населения крестилось. Миссионерская их деятельность, церковные службы, проповеди велись ими на местных языках. Кортес отстаивал необходимость отдельной — мексиканской — католической церкви. В своем письме императору он писал:

«Если у нас заведутся епископы и прочие прелаты, они не замедлят перенести к нам дурные привычки, свойственные им сегодня. Они воспользуются церковным имуществом, дабы расточить его на роскошь и другие пороки; они пожалуют майораты своим детям и своим родственникам. И хуже всего: коренные жители этих мест знали в прежние времена священников, отправляющих культ и службы, и лица эти были честности и бескорыстия безукоризненного… Что подумают они, видя имущество церкви и службу Господу в руках каноников или прочих святейшеств, которые поведут жизнь невежд и предадутся свободно порокам, как сие вошло у них в привычку сегодня в наших королевствах? Тем преуменьшили бы нашу веру и учинили бы ей великую насмешку».

Борьба с европейской империей, стремившейся эксплуатировать Новый свет, как свою колонию, началась с самого начала, еще при Кортесе, и закончилась победой потомков первых конкистадоров и поселенцев (креолов) только в 19-м веке.

___________

 

«Ежели же читатель спросит: «Что же сделали вы, все эти конкистадоры, в Новом Свете?» Я отвечу так. Прежде всего, мы ввели здесь христианство, освободив страну от прежних ужасов: достаточно указать, что в одном лишь Мешико ежегодно приносилось в жертву не менее 2 500 людей! Вот что мы изменили! Переделали мы, в связи с этим, и нравы, и всю жизнь. Множество городов и селений построено заново; введено скотоводство и плодоводство на европейский манер; туземцы научились многим новым ремеслам, и новая работа закипела в новых мастерских. Возникло немало художественных зданий, а ребята обучаются даже в правильных школах; что же касается самого Мешико, то там учреждена Универсальная коллегия, где изучают грамматику, богословие, риторику, логику, философию, и где раздаются ученые степени лиценциата и доктора. Книг там множество, и на всех языках. Всюду устроены добрые суды и поддерживается полная безопасность; индейцы привыкли уже выбирать себе свое самоуправление, и все мелкие дела решаются по их праву и обычаю… Индейцы ловки, удачливы, сметливы, легко все перенимают. Словом, и страна, и люди улучшаются».

(Берналь Диас дель Кастильо, из хроники «Правдивая история завоевания Новой Испании»)