Глобальное похолодание в Евразии 14-го столетия, сменившее тёплый и влажный климат пяти предшествовавших веков, принесло страшную беду, которая затмила даже «великий голод» 1315—1317 годов, оказавшийся лишь началом несчастий. Чума…

Началась эпидемия, скорее всего, в центральноазиатской пустыне Гоби, на границе Китая и Монголии. Резкое изменение климата (в пустыне стало очень холодно и сухо) привело к бескормице и заставило многочисленных грызунов держаться поближе к человеческому жилью. Там зараженные возбудителем чумы блохи получили возможность гораздо чаще перескакивать с одного животного на другое, а затем и на людей.

Монголы высоко ценили мясо сурков и их мех, поэтому заражение чумой шло очень быстрыми темпами. С ними оно пришло в большие китайские города, в считанные недели выкашивая их население. С ними чума разнеслась по всей Евразии — тогдашние размеры их империи, безопасность их дорог и скорость передвижения по ним вооруженных отрядов, торговых караванов и гонцов привели к глобальной трагедии.

Это была бубонная чума. Через несколько дней после заражения человек начинал чувствовать слабость, мышечные боли, повышалась температура, начинало бешено колотиться сердце, в паху, в подмышках вырастали гнойные шишки («бубоны»), появлялся кровавый кашель и рвота, перенасыщенные возбудителем болезни, которые легко заражали всех, кто контактировал с больным. Через неделю человек в мучениях умирал. Спасения не было.

Особенно страдали города — со скученном за стенами населением, понятия не имевшим об элементарных правилах гигиены, с уличными сточными канавами, кишащими крысами, они были идеальными очагами эпидемии. В Европе чума распространялась со скоростью лесного пожара.

Русь этой бедой была затронута в меньшей степени — монголы, передоверив собирать дань в Орду русским великим князьям, появлялись тут редко, азиатские купцы в эти районы заходить побаивались, да и население тут было небогатое, торговля здесь не сулила больших прибылей. Зато путь через низовья Волги для чумы был широко открыт. При осаде гэнуэзской крепости (современная Феодосия) в ордынском войске была замечена чума, и хан приказал забрасывать из катапульт через стены трупы умерших. Ордынское войско ушло, но гэнуэзские корабли из уже зачумленного города отправились в плавание…

Эпидемия полыхнула в Константинополе, умертвив большинство его населения, с торговым судном достигла Египта и, опустошая страну, поднялась вверх по Нилу и остановилась лишь на границе Сахары. По суше из ромейской столицы она пошла в Малую Азию, а навстречу ей шли массы беженцев из Закавказья, спасавшиеся от чумы, уже свирепствовавшей там…

А зачумленный гэнуэзский караван метался по Средиземному морю, заражая портовые города, где еще не знали о смертельной опасности, родной город встретил моряков огненными стрелами и выстрелами из катапульт, Марсель, давший им пристанище, поплатился за это половиной своего населения. В конце концов эти суда безвестно сгинули в море вместе с мертвыми экипажами…

Прибрежные города пустели, но беженцев оттуда не принимал никакой другой город, отказывая им в еде и воде, от них в панике бежали, но помогало это мало — чума победно шла вглубь Европы. «Трупы оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник — сын ли, отец ли, кто-либо из близких — не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мёртвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь». Многие города опустели совершенно.

Англичане тогда успешно воевали во Франции (Столетняя война), они везли на родину богатую добычу — «не было почти ни единой женщины, не облаченной во французское платье», и с одним из этих платьев чума проникла в Британию. Король (Эдуард III), до того твёрдо удерживавший народ от мародёрства и паники, а чиновников от бегства (в стране работали суды, заседал парламент, исправно взимались налоги), наконец, не выдержал и бежал в одно из загородных поместий. Вслед за королём бежало высшее духовенство, что вызвало возмущение народа, чувствовавшего себя брошенным на произвол судьбы (беглых епископов избивали и запирали в церквях в наказание). Страна была жестоко опустошена, обезлюдело около тысячи деревень.

Норвежцы, заметившие у побережья английский корабль с мертвым экипажем, его разграбили — за это поплатились не только они, но и население Скандинавии. Отсюда чума перекинулась на Северную и Центральную Европу, и дошла до Пскова — «бысть мор во Пскове силен зело и по всей земле Псковской, сице же смерть бысть скоро: храхне человек кровию, и в третий день умираше, и быше мертвии всюду». Дошла очередь и до Москвы, где, похоронив своих сыновей, от чумы умер и преемник Ивана Калиты Симеон Гордый. Эпидемия опустошила и Смоленск, Киев, Чернигов, Суздаль и, наконец, спустившись к югу, исчезла в Диком поле…

Точных данных о количестве жертв той эпидемии не существует. Большинство исследователей сходятся на том, что Евразия между 1331-м и 1369-м годами потеряла примерно 60 миллионов человек, треть населения.

В течение нескольких следующих столетий чума уже не покидала европейский континент, вплоть до 15-го века эпидемии вспыхивали то там, то здесь каждые 6-12 лет. Их жертвы также были очень велики, но уже не столь глобальны, как во время первого удара чумы во втором тысячелетии.

На современников страшная эпидемия 14-го века произвела оглушительное впечатление, память о ней сохраняется и по сию пору. С того времени образ всепобеждающей смерти, от которой нет защиты, перед которой равны все, от крестьянина до короля, становится навязчивой идеей средневекового человека.

[Александр Пушкин «Пир во время чумы»]