Фридеманн БЕДЮРФТИГ
Немецкий историк
«Страна была превращена в пустыню. Такие города, как Кельн, Дрезден, Кассель или Дортмунд, уцелели лишь на треть; 40 процентов квартир были полностью разрушены или больше не подлежали восстановлению. В когда-то современных промышленных регионах Силезии и Рурской области дымились уже не фабричные трубы, а руины. Все 33 железнодорожные моста через Рейн и Везер, 22 из 34 мостов через Дунай рухнули, треть железнодорожной сети была выведена из строя. Электро- и водоснабжение работали кое-где и с перебоями. По этому хаосу блуждали миллионы людей в поисках пристанища и пищи, в поисках друзей, детей, родителей. Это были те, кто потерял кров в результате бомбежек, и беженцы с Востока; освобожденные с принудительных работ и бывшие заключенные. И это были прежде всего женщины и дети, старики и калеки, так как свыше 4 миллионов мужчин погибло, 12 миллионов были в плену. И все они вместе потеряли средства к существованию, потеряли тем или иным образом родину… Будущее представлялось мрачным, многие вообще сомневались, будет ли оно вообще как таковое. Резко подскочил процент самоубийств, прежде всего там, где к нищете добавлялось злоупотребление властью оккупантами, которые и женщин рассматривали как добычу.
Права побежденных? Но тогда мир скорее задавался вопросом, должны ли вообще распространяться на немцев права человека. Противники, попутчики или соучастники преступлений национал-социалистической системы – все они, будучи немцами, стояли у позорного столба, отвергнутые семьей народов, ужасавшейся творившимися в концентрационных лагерях преступлениям и непостижимым сообщениям из фабрик смерти. Тут не помогали заверения, что я, мол, ничего об этом не знал, ничего с этим общего не имел и как минимум в душе всегда был «против». Наоборот, это еще больше вредило правдоподобности слов немцев: как это коричневая масса вдруг превратилась в народ борцов Сопротивления с Библией на каждом ночном столике? …
…С востока Германии, из Судетской области и из Юго-Восточной Европы в общей сложности 12 миллионов человек были переселены в Западную Германию и 4,4 миллиона – в советскую оккупационную зону. Свыше 2 миллионов при этом погибло…
В первую послевоенную зиму нужда приняла опустошающие формы. … Советский нарком внешней торговли Анастас Микоян рассказывал о посещении Берлина: «Люди едят траву и кору деревьев». Те, кто мог отвоевать место на подножке поезда, ехали добывать продукты в сельскую местность, где положение было несколько лучше. В городах процветал «черный рынок»; хозяевами положения были те, кто мог предложить масло и сало, а настоящими Крезами сделались обладатели «Лаки страйк» и «Кэмела». На американские сигареты можно было выменять все, они стали валютой послевоенной Германии. …
Американцы относились к немцам весьма недоверчиво и с особым усердием взялись за их перевоспитание. Была разработана своего рода психотерапия для побежденных: немцев заставляли принудительно посещать бывшие концлагеря или откапывать трупы из массовых захоронений; таким образом от них хотели добиться осознания своей вины. …
Британцы также пришли с чувством «мести гнусным злодеям» (Черчилль), которым «надо преподать урок» (Монтгомери), но и как учителя в деле гуманности и демократии. Епископ Кентерберийский призвал по-христиански возлюбить побежденных; лейбористская партия успешно боролась за голоса избирателей такими лозунгами, как «Не будьте подлыми по отношению к немцам». Британцы больше, чем другие оккупационные державы, привлекали побежденных к управлению и дали простор парламентским процессам на уровне общины.
Генерал де Латтр де Тассиньи, французский наместник в юго-западной Германии, главной целью своей оккупационной политики назвал «уничтожение предшествующего режима вплоть до его психологических корней», но прежде всего занимался укреплением авторитета своего государства. Первый приказ, развешенный во всех городах после вступления французских войск, гласил: «Немецкое гражданское население должно приветствовать генералов и служебные машины с генеральскими знаками (мужчины – снятием шляпы)… невыполнение этого приказа искупается коллективным денежным штрафом или личным наказанием».
На Востоке все было иначе. Красноармейцы пришли в страну, которая даже будучи разрушенной, казалась во много крат богаче, чем их родина. «Люди живут здесь хорошо – писал домой один солдат. – Если ты заходишь в дом, не знаешь, на что вначале и смотреть, так много здесь перед глазами красивых вещей». Как победители, на протяжении нескольких лет подвергавшиеся жесточайшему немецкому произволу, на все эти «красивые вещи» они смотрели только как на свою собственность, конфисковывали и увозили часы и велосипеды, пианино и пишущие машинки. …
Многие снова оказались там, где томились в «Третьем рейхе» – в перешедших под советский контроль концлагерях, таких, как Бухенвальд или Заксенхаузен. Новыми-старыми заключенными были социал-демократы, не желавшие отказаться от «буржуазных заблуждений», и национал-социалистические преступники. Лагеря заполнялись и людьми, арестованными по доносу и имевшими мало шансов доказать свою невиновность. И наоборот, те, кто выказывал готовность к сотрудничеству, мог раньше, чем в западных зонах, принять участие в «антифашистско-демократическом» возрождении по советским рецептам. Сталин точнее, чем западные державы, знал, чего он хотел от Германии: создать передовой стратегический и идеологический бастион. …Уже 10 июня 1945 года в советской зоне было разрешено создание политических партий.
Да, именно во множественном числе – партий. Такова была стратегия: столь долго, сколь необходимо, поддерживать буржуазный фасад. Уже 2 мая 1945 года в Брухмюле неподалеку от Берлина приземлилась «группа Ульбрихта» из десяти человек с советскими инструкторами. Ульбрихт представлялся везде «бывшим депутатом рейхстага» и начал установление своей власти с основного принципа: «Это должно выглядеть демократично, но все должно быть в наших руках». …
Германия становилась новым союзником Запада – плотиной против коммунизма, овладевшего Восточной и Юго-Восточной Европой. Поэтому западные союзники начали форсировать оздоровление немецкой экономики…
Экономический успех должен был привести к окончательному расколу Германии, ибо ничто так успешно не разделяет, как деньги. Они должны были теперь потечь из США в разрушенные войной страны Европы. … Для эффективности денежного вливания Запад 20 июля 1948 года провел валютную реформу, углубившую раздел экономики Германии. Москва отклонила план Маршалла для своей сферы влияния, а на западную валютную реформу ответила своей реформой и, наконец, блокадой Западного Берлина, который… был включен в валютное пространство Запада.
Блокаду удалось преодолеть с помощью воздушного моста через год, а разделение Германии – только через четыре с лишним десятилетия»