Известный немецкий философ, социолог, музыковед и композитор

«Требование, чтобы Аушвиц никогда больше не повторился – первейшее в воспитании. Оно настолько важнее всех остальных, что я не думаю, что должен или обязан его обосновывать… Пытаться обосновать это требование означало бы нечто чудовищное, учитывая чудовищность того, что произошло в Аушвице… Любые дебаты об идеалах воспитания ничтожны и не имеют никакого значения перед этим одним: чтобы не повторился Аушвиц. …

То, что произошло, само является выражением чрезвычайно мощной общественной тенденции. Корнем геноцида стало воскрешение воинственного национализма, которое происходило во многих странах с конца XIX века. …

Я не думаю, что очень помогла бы апелляция к вечным ценностям, по поводу которых именно те, кто склонен к подобным преступлениям, только пожимают плечами; не думаю также, что большую пользу принесла бы информация о том, какими позитивными качествами обладают преследуемые меньшинства. Корни следует искать в преследователях, не в жертвах.

Необходимо понять механизмы, которые делают людей такими, что они способны на подобные поступки, помогая им осмыслить происшедшее… Виновны не убитые. Виновны только те, кто бессмысленно вымещал на них свою ненависть и агрессивность. Этой бессознательности следует противостоять, отучая людей от того, чтобы они, не задумываясь о самих себе, обращали свою агрессивность вовне. …

Схема, подтверждавшаяся в истории всех преследований, такова, что ненависть направляется против слабых, прежде всего тех, кто воспринимается как слабый… и в то же время – справедливо или несправедливо – как счастливый. …

Именно готовность быть заодно с властью и подчиняться тому, что сильнее… – таков образ мыслей мучителей, который никогда больше не должен возникнуть… Единственной подлинной силой против принципа Аушвица могла бы быть внутренняя автономность.., необходимая для не-участия.

Самым важным в смысле опасности повторения я считаю необходимость противодействия господству любого коллектива; сопротивление коллективизму необходимо усилить, делая эту проблему гласной, раскрывая ее смысл. …

…Речь идет о некоем мнимом идеале, который всегда играет значительную роль в традиционном воспитании, а именно жесткости. Я вспоминаю, как этот чудовищный Богер [один из эсэсовцев, служивших в Освенциме и обвиненный за преступления против человечности] во время аушвицкого процесса вдруг устроил яростную вспышку гнева, кульминацией которой стал панегирик в честь воспитания дисциплины на основе жесткости. Он считал ее необходимой для создания того типа человека, который ему казался правильным. Образ воспитания жесткостью, в который многие верят, совершенно об этом не задумываясь, насквозь извращенный. Люди, которые слепо встраиваются в коллективы, сами превращают себя в нечто вроде материала, уничтожают в себе способность к самоопределению. Этому соответствует готовность обращаться с другими как с аморфной массой. …

Тот, кто еще сегодня говорит, что это было не так или не совсем так страшно, тот уже защищает происшедшее и несомненно снова был бы готов созерцать или соучаствовать, если это произойдет вновь»

Обновленная цивилизация