ИСТОРИЯ - ЭТО ТО, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ОБЬЯСНИТЬ НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩИМ

Рыцарский роман

в Без рубрики on 20.09.2016

 

Кретьен де Труа

Ивэйн или Рыцарь со львом

Прекрасный образец рыцарского романа! Один из «бестселлеров» Кретьена де Труа, автора пяти подобных романов, пользовавшихся неизменной популярностью в рыцарских замках на протяжении нескольких веков.

В палатах короля Артура,
    Чья благородная натура
    Для человеческих сердец
    Являет редкий образец:
    Любовь с отвагой в сочетанье, —
    В палатах короля Бретани
    (Извольте мне прилежней внять!)
    На Троицу блистала знать.
    Сначала в зале пировали,
    Потом красавицы позвали
    Всех рыцарей в другой покой,
    Где разговор вели такой:
    Теперь бы нам послушать были
    О том, как в старину любили.
    Любовь, по правде говоря, —
    Подобие монастыря,
    Куда строптивые не вхожи.
    Уставов мы не знаем строже.
    Тот, кто в служении ретив,
    И в пылкой нежности учтив.
    Они, конечно, были правы.
    Грубее нынче стали нравы.
    Теперь уже любовь не та:
    Слывет побаской чистота,
    Забыта прежняя учтивость,
    Нет больше чувства, только лживость,
    Притворный торжествует пыл,-
    Порок влюбленных ослепил.
    Оставив это время злое,
    Давайте всмотримся в былое.
    Строга была любовь тогда
    И строгостью своей горда.
    Повествовать — мое призванье.
    Я рад начать повествованье
    О безупречном короле,
    Столь дорогом родной земле.
    Среди различных испытаний
    Не позабыт в своей Бретани
    Отважный, добрый государь,
    Любимый нынче, как и встарь.
    В тот день устал он веселиться.
    Он был намерен удалиться,
    Чтобы немного отдохнуть
    И после пиршества вздремнуть,
    Но королева возражала.
    Она супруга удержала,
    Король словам ее внимал
    И ненароком задремал.
    При этом гости не скучали,
    Беседовали, как вначале.
    Свой продолжали разговор
    В другом покое Сагремор,
    Кей-сенешаль, чье злоязычье
    Переходило в неприличье,
    И доблестный мессир Ивэйн,
    И друг его мессир Гавэйн.
    Наслушавшись других историй,
    Поведать о своем позоре
    Им пожелал Калогренан,
    Которому претит обман.
    История Калогренана
    Звучит причудливо и странно,
    Так что монархиня сама
    Заинтригована весьма.
    Рассказу внять она решила
    И сесть поближе поспешила.
    Калогренан прервал рассказ
    И перед нею встал тотчас.
    Как будто с цепи Кей сорвался
    И досыта поиздевался:
    «Достойнейший Калогренан!
    Какой талант вам богом дан!
    Вы совершенство, сударь, словом,
    Всегда везет пустоголовым,
    Отсюда вечный ваш успех,
    Поэтому вы раньше всех
    Пред государынею встали.
    Учтивостью вы так блистали,
    Что я по совести скажу:
    Я не заметил госпожу
    Моими слабыми глазами.
    Ослеплены мы, сударь, вами».
    «Боюсь я, лопнете вы, Кей!
    Пока на всех своих друзей
    Вы желчь свою не изрыгнете,
    Вы, Кей, свободно не вздохнете,—
    Монархиня ему в ответ.—
    Такая злоба вам во вред».
    «Ах, государыня, простите,—
    Промолвил Кей,— как вы хотите,
    Так я себя и поведу,
    Когда у вас я на виду.
    Вы только нас не покидайте,
    И недостойному вы дайте
    Вас хоть на праздник лицезреть.
    Мы все молчать готовы впредь,
    Когда монархине угодно.
    Однако начат превосходно
    Калогренаном был рассказ.
    Развлечь теперь он мог бы вас».
    «Беседа может продолжаться.
    С какой мне стати обижаться? —
    Калогренан тогда сказал.—
    Вы, Кей,— известный зубоскал.
    Другим вы спуску не давали,
    Довольно часто задевали
    Тех, кто меня куда знатней
    И, что греха таить, умней.
    Хотя порой чужие свойства
    Нам причиняют беспокойство,
    Нетрудно все-таки понять:
    Навоз не может не вонять.
    Известно, что слепни кусают,
    От них проклятья не спасают.
    Кей с малолетства ядовит.
    Пусть Кей друзей своих язвит,
    Не вижу в этом оскорбленья.
    Прошу я только позволенья
    У государыни самой
    Прервать рассказ докучный мой».
    «Нет,— Кей промолвил в раздраженье,-
    Хочу я слышать продолженье,
    Весельем общим дорожа.
    Не позволяйте, госпожа,
    Увиливать Калогренану.
    Я повторять не перестану:
    Мое желание — не блажь.
    Мой господин, а также ваш,
    Король меня поддержит, знайте,
    И на себя тогда пеняйте!»
    «Калогренан, любезный друг!
    Злословие — такой недуг,—
    Проговорила королева,—
    Что вашего не стоит гнева
    Достопочтенный сенешаль.
    Однако мне, конечно, жаль,
    Что вам я, сударь, помешала.
    Прошу, начните-ка сначала!
    Послушать бы теперь как раз
    О приключеньях без прикрас!»
    «Сударыня, я покоряюсь.
    Все рассказать я постараюсь.
    Слова нейдут сегодня с губ.
    Гораздо легче вырвать зуб.
    Ну что же, господа, вниманье!
    Не обвинит меня в обмане,
    Надеюсь я, ни враг, ни друг.
    Рассказ мне будет стоить мук.
    Поверьте, бесполезны уши,
    Пока не пробудились души.
    Семь лет назад совсем один,
    Как будто я простолюдин,
    В пути без всяких поручений
    Я днем и ночью приключений
    Как рыцарь подлинный искал.
    Я на коне своем скакал
    Во всем своем вооруженье,
    Не знал, какое пораженье
    Сулит мне мой неверный путь,
    И вздумал вправо повернуть.
    И вот меня приводит случай
    В Броселиандский лес дремучий.
    В густую погрузившись тень,
    Блуждал я лесом целый день.
    Кругом боярышник, шиповник
    И неприветливый терновник.
    Возликовал я всей душой,
    Приметив замок небольшой
    И в этой галльской глухомани,
    Уютный с виду, как в Бретани.
    Авось найду я в замке кров.
    Передо мной глубокий ров
    И мост, как водится, подъемный,
    И на мосту хозяин скромный.
    Для поединка нет причин:
    Передо мною — дворянин,
    Миролюбивая десница,
    Охотничья большая птица
    На ней торжественно сидит,
    На гостя пристально глядит.
    Мне сам хозяин держит стремя,
    Здоровается в то же время,
    И, пригласив меня во двор,
    Ведет учтивый разговор,
    Успеха мне во всем желает,
    И мой приезд благословляет,
    И предлагает мне ночлег.
    Какой хороший человек!
    За доброту, как говорится,
    Воздай, господь, ему сторицей!
    Отлично помню до сих пор
    Гостеприимный чистый двор.
    Среди двора, предмет полезный,
    Не деревянный, не железный,
    Подвешен гонг, чтобы звенеть
    Слышней могла литая медь.
    Подвешен тут же молоточек.
    В гонг безо всяких проволочек
    Ударил трижды дворянин.
    Все челядинцы, как один,
    Из горниц выбежали сразу
    И по хозяйскому приказу
    Убрали моего коня,
    Поклонами почтив меня.
    Повсюду слуги: справа, слева
    Смотрю, передо мною дева,
    Собой красива и стройна.
    Меня приветствует она,
    Снять помогает мне доспехи
    (Нет в мире сладостней утехи,
    Чем с ней побыть наедине).
    Уже короткий плащ на мне.
    Для зачарованного зренья
    Он как павлинье оперенье.
    Вот вижу я зеленый луг,
    Надежная стена вокруг.
    Меня девица усадила,
    Мой слух беседой усладила
    Наедине, без лишних глаз,
    Однако в этот поздний час
    Уже готов был сытный ужин,
    Который тоже был мне нужен.
    Прервать пришлось беседу с ней,
    Хоть это было мне трудней,
    Чем с другом лучшим распроститься!
    Так хороша была девица.
    Признаться, впрочем, и потом,
    Когда сидел я за столом,
    Она передо мной сидела,
    И созерцал я то и дело
    Благословенные черты
    Столь совершенной красоты.
    Отец ее достопочтенный,
    Гостеприимный и степенный,
    Сидит со мною за столом
    И повествует о былом.
    Он мне поведал, как, бывало,
    Отважных рыцарей немало
    Случалось принимать ему
    Здесь, в родовом своем дому,
    И было бы ему приятно,
    Когда бы, тронувшись обратно,
    Я замок снова навестил
    И хоть немного погостил.
    Такое приглашенье лестно,
    Отказываться неуместно,
    И я промолвил: «Сударь, да,
    Вас навестить я рад всегда».

    Нельзя гостей принять радушней.
    Я в замке был, мой конь в конюшне.
    Смотрю, за окнами светло.
    Я поскорее сел в седло,
    С хозяевами распростился
    И спозаранку в путь пустился.
    Все гуще становился лес.
    Деревья прямо до небес,
    Сплошная крепь, куда ни гляну.
    И заприметил я поляну.
    Нет, не медведи там дрались,
    Там дикие быки паслись.
    Бодают яростно друг друга,
    И содрогается округа.
    Мычанье, топот, стук рогов, —
    Свирепей в мире нет врагов.
    Я, задержавшись в отдаленье,
    Подумывал об отступленье,
    В чем нет, по-моему, греха,
    Как вдруг увидел пастуха.
    Какая это образина!
    Сидит на пне, в руках дубина,
    Обличьем сущий эфиоп,
    Косматый широченный лоб,
    Как будто череп лошадиный
    У этого простолюдина.
    Густыми космами волос
    Он весь, как дикий зверь, зарос.
    Под стать громоздкой этой туше
    Слоновые свисают уши
    С продолговатой головы.
    Кошачий нос, глаза совы,
    Кабаний клык из волчьей пасти,
    Всклокоченная, рыжей масти,
    Засаленная борода.
    Поверите ли, господа!
    Он бородою утирался.
    В грудь подбородок упирался,
    Искривлена была спина.
    Одежда не из полотна.
    Конечно, при таком обличье
    Носил он только шкуры бычьи.
    Увидев издали меня,
    Со своего вскочил он пня.
    Слегка встревоженный, признаться,
    Я был готов обороняться.
    Однако дикий лесовик
    Сражаться, видно, не привык.
    Стоит он, словно ствол древесны
    Ну, прямо идол бессловесный.
    Я говорю: «Кто ты такой?»
    Знаком ему язык людской.
    Сказало чудище лесное:
    «Я человек. Не что иное,
    Как человек».— «А что в лесу
    Ты делаешь?» — «Я скот пасу,
    Лесное стадо охраняю
    И больше ничего не знаю».
    «Клянусь апостолом Петром!
    Не совладать с лесным зверьем.
    Чтобы сберечь такое стадо,
    Нужна, по-моему, ограда
    Или какой-нибудь загон».
    «В моих руках лесной закон.
    Быкам позволил я бодаться,
    Но не позволил разбредаться».
    «Как ты пасешь быков таких?»
    «Со мною бык бодучий тих.
    Не то что слишком отдалиться,
    Не смеет бык пошевелиться.
    Любому шкура дорога.
    Быка схвачу я за рога,
    И содрогнутся остальные
    И присмиреют, как ручные,
    Притихнут, кроткие, вокруг,
    Боясь моих могучих рук.
    Чужих мои быки бодают,
    На посторонних нападают.
    Я господин моих быков.
    А ты-то сам? Ты кто таков?»
    «Я рыцарь,— говорю мужлану,—
    Искать весь век я не устану
    Того, чего найти нельзя.
    Вот какова моя стезя».
    «Ответь без лишних поучений,
    Чего ты хочешь?» — «Приключений!
    Я показать хочу в бою
    Отвагу бранную свою.
    Прошу, молю, скажи мне честно,
    Не скрой, когда тебе известно,
    Где приключение найти?»
    «Нет, я не ведаю пути
    В страну, где приключенья эти.
    С тех пор, как я живу на свете,
    Я не слыхал подобных слов,
    Однако дать совет готов.
    Источник в двух шагах отсюда.
    Но берегись! Придется худо
    Тому, кто на таком пути
    Не знает, как себя вести.
    Когда ты человек неробкий,
    Езжай по этой самой тропке.
    Поскачешь напрямик, вперед,
    Куда тропа тебя ведет.
    У нас в лесу тропинок много.
    Лишь напрямик — твоя дорога.
    Увидишь ты родник тогда.
    Бурлит вода, кипит вода,
    Однако можешь убедиться:
    Как мрамор, холодна водица.
    Большое дерево растет
    И зеленеет круглый год
    Над заповедной этой чашей.
    Деревьев не бывает краше,
    Видна цепочка меж ветвей,
    Поблескивает ковш на ней.
    Увидишь камень самоцветный,
    Для проезжающих приметный
    (Не знаю, как его назвать).
    Там, право, стоит побывать.
    Вблизи часовенка на диво.
    Она мала, зато красива.
    Возьми ты ковш в тени ветвей,
    Водою камень тот облей,
    И сразу дерево качнется.
    Такая буря вмиг начнется,
    Как будто бы обречены
    Олени, лани, кабаны.
    Сверкать начнет, греметь и литься.
    Столетним деревам валиться,
    Зверью несчастному страдать,
    И человеку пропадать.
    Когда вернешься невредимым,
    Считай себя непобедимым».
    И поскакал я напрямик
    И в полдень отыскал родник.
    Часовенка передо мною.
    Залюбовался я сосною.
    И вправду вечнозелена
    Высокоствольная сосна.
    Рассказа не сочтите басней,
    Я не видал дерев прекрасней.
    Не страшен дождик проливной
    Под этой дивною сосной,
    И под покровом этой хвои
    Спастись могло бы все живое.
    Был на сосне в тени густой
    Подвешен ковшик золотой.
    На наших ярмарках едва ли
    Такое золото видали.
    И камень тоже тут как тут:
    Наиценнейший изумруд,
    Обделан в виде чаши винной,
    Четыре жаркие рубина,
    Четыре солнца по краям.
    Солгать я не посмел бы вам.
    Покоя никогда не зная,
    Вода кипела ледяная.
    Хотелось бурю вызвать мне,
    И вот я, подойдя к сосне,
    Осуществил свою затею
    (Об этом я теперь жалею).
    Неосторожностью греша,
    Облил я камень из ковша,
    И мигом небо омрачилось.
    Непоправимое случилось.
    Я, поглядев на небосклон,
    Был молниями ослеплен.
    Дождь, град и снег одновременно,
    Убит я был бы непременно,
    Я не остался бы в живых
    Среди раскатов громовых.
    Двоились молнии, троились,
    Деревья старые валились.
    Господь, однако, мне помог,
    Для покаянья дал мне срок,
    Гроза кругом угомонилась,
    И небо, к счастью, прояснилось.
    При виде солнечных небес
    Из мертвых как бы я воскрес.
    От радости забыл я вскоре
    Недавнюю тоску и горе.
    Благословив голубизну,
    Слетелись птицы на сосну,
    На каждой ветке птичья стая.
    Красивее сосна густая,
    Когда на ветках столько птиц.
    Искусней не найти певиц.
    Свое поет любая птица
    Так, что нельзя ладам не слиться
    В единый благозвучный строй.
    И, словно в церкви пресвятой,
    Внимая птичьей литургии,
    Забыл я все лады другие,
    И, как блаженный дурачок,
    Я все наслушаться не мог.
    Не знаю музыки чудесней,
    Лишь в том лесу такие песни.
    Вдруг слышу: скачут напролом,
    Как будто снова грянул гром,
    Как будто бы в лесах дремучих
    Десяток рыцарей могучих.
    Но появляется один
    Вооруженный исполин.
    Я сесть в седло поторопился.
    Мой добрый меч не затупился.
    Во всяких битвах до сих пор
    Я недругам давал отпор.
    Я принял вызов исполина.
    Летел он с быстротой орлиной,
    Свиреп, как разъяренный лев,
    И в каждом слове — лютый гнев:
    «Вассал! Вы дурно поступили,
    Вас мысли злые ослепили.
    Вы натворили много бед,
    И вам за них держать ответ!
    Нет, не одни раскаты грома,
    Все эти горы бурелома
    Свидетельствуют против вас.
    Встречаю вас я в первый раз.
    За что вы мне сегодня мстили?
    Зачем вы бурю напустили
    На мой прекрасный старый дом,
    Бесчинствуя в лесу моем?
    Вассал! С душой своей прощайтесь!
    Грозит вам гибель. Защищайтесь!
    Виновны вы передо мной.
    Своею собственной виной
    Преступник обречен злосчастный.
    Увертки были бы напрасны.
    Силен своею правотой,
    Я вызываю вас на бой.
    Вы мне внушаете презренье.
    Нет между нами примиренья!»
    И разыгрался бой потом,
    Прикрылся я своим щитом.
    Копье в его руках острее,
    Конь боевой под ним быстрее.
    Смотрю и вижу, сам не свой:
    Он выше целой головой.
    Тому, кто маленького роста,
    Высоких побеждать не просто.
    Удар ему нанес я в щит —
    Мое копье как затрещит!
    Так злой судьбе моей хотелось:
    Копье в кусочки разлетелось.
    Однако на коне своем
    Мой враг по-прежнему с копьем.
    В его руках не древко — древо.
    В припадке бешеного гнева
    Копьем ударил он меня,
    И повалился я с коня.
    Так потерпел я пораженье.
    Беспомощного, в униженье,
    Меня покинул враг лихой,
    Взяв моего коня с собой.
    Идти за ним я не решился,
    Тогда бы жизни я лишился.
    И смысла не было бегом
    Гоняться за таким врагом.
    И без того пришлось мне худо.
    Убраться только бы оттуда!
    Я под сосною прикорнул,
    Душой и телом отдохнул,
    Скорей совлек свои доспехи,
    Чтобы ходить мне без помехи,
    Покуда не сгустился мрак,
    И потащился кое-как
    Искать в чащобе дом старинный
    Гостеприимца-дворянина.
    До замка к ночи я добрел
    И там пристанище обрел.
    И были слуги вновь послушны,
    И вновь хозяева радушны.
    Как накануне все точь-в-точь,
    Приветливы отец и дочь,
    Я точно так же в замке встречен.
    Позор мой как бы не замечен,
    И мне по-прежнему почет
    Хозяин добрый воздает.
    Я благодарен дворянину.
    Благословить я не премину
    Его святую доброту.
    Такую добродетель чту
    И ничего не забываю.
    С тех пор я свой позор скрываю.
    И как я мог, не знаю сам,
    Сегодня проболтаться вам!
    Но так и быть! Пускай случайно,
    Делюсь моей постыдной тайной».
    «Клянусь моею головой!
    Такое слышу я впервой,—
    Ивэйн воскликнул в изумленье.—
    В каком досадном ослепленье
    Изволите вы пребывать:
    Годами от меня скрывать,
    Кузен мой, ваше пораженье!
    Мой долг — отнюдь не одолженье.
    Теперь за наш фамильный стыд
    Моя десница отомстит!»
    «Нам после сытного обеда
    Всегда мерещится победа,—
    Сказал неугомонный Кей,—
    Винишка доброго попей,
    Опорожни бочонок пива,
    И в бой запросишься ты живо,
    И победитель ты один,
    Тебя страшится Нурэддин.
    Ивэйн, скорей в седло садитесь!
    Вооружиться потрудитесь!
    Победный разверните стяг!
    Разбить врага — для вас пустяк.
    Вы всех и вся в бою затмите.
    С собою нас, Ивэйн, возьмите,
    Мы вас хотим сопровождать.
    Научимся мы побеждать,
    Когда вы доблестью блеснете.
    А впрочем, скоро вы заснете,
    И вам приснится сон плохой,
    И предпочтете вы покой».
    Сказала королева Кею:
    «Наверно, никакому змею
    Такого жала не дано.
    И как вам, сударь, не грешно!
    Такое жало горше смерти.
    Почтенный сенешаль, поверьте:
    Язык ваш — враг заклятый ваш,
    Коварный раб, неверный страж;
    Он ваши тайны расточает,
    Сердца друзей ожесточает
    Посредством ядовитых фраз,
    И ненавидят, сударь, вас.
    Когда бы мне язык подобный,
    Лукавый, вероломный, злобный,
    Он был бы мигом уличен
    И, как предатель, заточен.
    Наказывают виноватых,
    Привязывают бесноватых,
    Веревками в церквах святых
    Порою связывают их».
    «Сударыня,— Ивэйн ответил,—
    Наш праздник слишком свят и светел.
    Чтобы веселье омрачать.
    Сегодня ссору грех начать.
    Я никому не угрожаю
    И сенешаля уважаю.
    Он при дворе незаменим.
    Не стоит ссориться мне с ним.
    Предупредить, однако, смею,
    Что меч в руках держать умею,
    И все придворные подряд
    Охотно это подтвердят.
    Я никогда не лезу в драку,
    И не похож я на собаку,
    Которая не промолчит,
    Когда другая заворчит».
    Подобный разговор тянулся,
    Когда король Артур проснулся
    И вышел к рыцарям своим.
    Все встали молча перед ним.
    Монарху не на что сердиться.
    Он разрешил гостям садиться
    И, внемля разным голосам,
    Сел рядом с королевой сам.
    Потом замолкли гости снова,
    И королева слово в слово
    Пересказала без прикрас
    Наиправдивейший рассказ,
    Не уступающий роману.
    Благодаря Калогренану
    Узнал король про этот лес,
    Где столько кроется чудес.
    Внимал король и удивлялся.
    Дослушав, он при всех поклялся
    В лесу чудесном побывать,
    И соизволил он позвать
    С собою всех своих баронов,
    Любезностью своею тронув
    И добрых рыцарей, и злых,
    И молодых, и пожилых.
    Конечно, каждый согласился.
    Весь королевский двор просился
    В лесную глушь, где под сосной
    Бурлит источник ледяной.
    Придворные не замечали,
    Что господин Ивэйн в печали.
    Хотел он побывать без них
    В таинственных местах лесных.
    Ивэйну так велело мщенье.
    Мессир Ивэйн сидел в смущенье:
    Вдруг с незнакомцем вступит в бой
    Насмешник дерзкий, Кей лихой?
    Вдруг незнакомца покарает
    Гавэйн, который сам сгорает
    От нетерпения, когда
    Свой вызов бросила вражда?
    Медлительному нет прощенья.
    Откладывать не стоит мщенья!
    Мессир Ивэйн в решеньях скор.
    Покинуть королевский двор
    Без провожатых он старался.
    В дорогу рыцарь собирался
    И в это т неурочный час
    Оруженосцу дал приказ:
    «Готовь мое вооруженье!
    Все боевое снаряженье
    Понадобиться может мне.
    В чужой неведомой стране
    Мне суждено теперь скитаться.
    С кем предстоит мне поквитаться,
    Покамест я не знаю сам,
    Однако приключенья там
    И неприятельские ковы.
    Нужны надежные подковы
    В дороге моему коню,
    Которого я так ценю.
    Нам следует без промедленья
    Закончить все приготовленья,
    Чтобы не знал никто окрест
    Про этот спешный мой отъезд».
    Оруженосец отвечает:
    «Нет, ваш слуга не подкачает!»

    Ивеэн отважный рвется в бой.
    Он покидает замок свой.
    Отмстить задумал непременно
    Он за бесчестие кузена.
    Оруженосец между тем
    Достал кольчугу, щит и шлем.
    Хозяйскому послушен слову,
    Проверил каждую подкову,
    Пересчитал гвоздочки все.
    Конь рыцарский во всей красе,
    Он всадником своим гордится.
    Мессир Ивэйе в седло садится,
    Он в путь-дорогу снаряжен,
    Он хорошо вооружен.
    Не мешкал рыцарь ни мгновенья
    И не искал отдохновенья.
    Ивэйн скакал во весь опор
    Среди лесов, лугов и гор.
    Проехал много перепутий
    Встречал немало всякой жути
    В Броселиандский лес проник
    Разыскивая там родник,
    Нашел, готовясь к поединку,
    Среди терновника тропинку
    И знал уже наверняка:
    Он в двух шагах от родника.
    Неподалеку ключ гремучий
    С водой студеною, кипучей,
    И камень близко, и сосна,
    Которой буря не страшна.
    В лесу безлюдно и пустынно.
    В уютном замке дворянина
    Мессир Ивэйн заночевал,
    Трапезовал и почивал.
    С почетом рыцаря встречали,
    Благославляли, привечали.
    Сознаться можно, не греша:
    Была девица хороша,
    Благоразумна и красива,
    Ничуть при этом не спесива.
    Румянец нежный, стройный стан.
    Нет, не солгал Калонгенан.
    Покинув замок утром рано,
    Наш рыцарь повстречал мужлана.
    Неописуемый урод
    Пред ним стоял, разинув рот.
    И как натура сотворила
    Такое пакостное рыло?
    В чащобе рыцарь — начеку.
    Он подъезжает к роднику,
    Он видит ковшик на цепочке
    И безо всякой проволочки,
    Ковш наполняя в свой черед,
    На камень смело воду льет.
    И сразу налетела буря,
    В лесу дремучем бедокуря.
    Сто молний вспыхнули подряд.
    Холодный ветер, ливень, град.
    Но буря быстро миновала,
    И солнце восторжествовало.
    Лишь под сосною вековой
    Бурлил источник роковой,
    Пока на ветках птицы пели.
    Закончить птицы не успели
    Обедни радостной своей,
    Когда, грозы ночной слышней,
    Раздался топот в отдаленье,
    Как будто буйствуют олени,
    Самцы, которым что ни год
    Покоя похоть не дает.
    Из чащи рыцарь выезжает.
    Он проклинает, угрожает.
    Всепожирающим огнем
    Гнев лютый полыхает в нем.
    Ивэйн, однако, не смутился,
    С врагом неведомым схватился.
    Нет, копья не для красоты!
    Удар — и треснули щиты,
    Разваливаются кольчуги,
    Едва не лопнули подпруги.
    Переломились копья вдруг,
    Обломки падают из рук.
    Но глазом оба не моргнули,
    Мечи, как молнии, сверкнули.
    Обороняться все трудней.
    Щиты остались без ремней,
    Почти что вдребезги разбиты.
    Телам в сраженье нет защиты.
    Удары сыплются опять.
    Не отступая ни на пядь,
    В бою неистовствуют оба,
    Как будто бы взыскуют гроба.
    Нет, не вслепую рубит меч,
    А чтобы вражий шлем рассечь.
    Разят без устали десницы.
    Кольчуги, словно власяницы,
    Дырявые, свисают с плеч,
    И как тут крови не потечь!
    Пускай в сражении жестоком
    Людская кровь течет потоком,
    Тому, кто честью дорожит,
    В седле сражаться надлежит.
    При мастерстве необходимом
    Конь остается невредимым.
    Противнику пробей броню,
    Не повредив его коню.
    Не зря закон гласит исконный:
    В бою всегда красивей конный.
    Бей всадника, коня не тронь!
    И невредимым каждый конь
    В кровавом этом поединке
    Остался, будто на картинке.
    Враг покачнулся, вскрикнул враг.
    Ивэйн мечом ударил так,
    Что в мозге меч, как будто в тесте.
    Лоб рассечен со шлемом вместе.
    Мозг на доспехах, словно грязь.
    Судьбе враждебной покорясь,
    Отступит каждый поневоле,
    Когда темно в глазах от боли,
    И сердце замерло в груди,
    И пропадешь, того гляди.
    Коня пришпорил побежденный
    И, безнадежно убежденный
    В том, что проигран этот бой,
    Рванулся прямо в замок свой.
    Уже распахнуты ворота,
    Но не кончается охота.
    Ивэйн за ним во весь опор
    Погнался, не жалея шпор.
    Судьбе своей беглец перечит.
    За журавлем несется кречет,
    На пташек нагоняя жуть.
    Израненному когти в грудь
    Он, кажется, уже вонзает,
    Журавль, однако, ускользает.
    Так полумертвый был гоним.
    Мессир Ивэйн скакал за ним
    И слышал тихие стенанья.
    Беглец почти что без сознанья.
    В плен можно раненого взять.
    Но нет! Уходит он опять.
    Собою, как всегда, владея,
    Насмешки господина Кея
    Мессир Ивэйн припомнил тут.
    Неужто был напрасным труд?
    И домочадцев и соседей
    Он убедит в своей победе.
    Поверит пусть любой мужлан:
    Отмщен кузен Калогренан.
    Отстать? Что это за нелепость!
    Мессир Ивэйн ворвался в крепость.
    Людей не видно у ворот,
    Как будто вымер весь народ.
    И в незнакомые ворота
    Ивэйн врывается с налета.
    Теснее не бывает врат.
    Вдвоем проедешь в них навряд.
    Один сквозь них едва въезжает,
    И здесь беглец опережает
    Преследователя на миг:
    Он первым в замок свой проник.
    Ивэйн за ним без остановки.
    Вбегая в дверцу крысоловки,
    Крысенок в ней не усмотрел
    Настороженный самострел.
    Однако лезвие стальное
    Там наготове, потайное.
    Приманку пробовать начнешь,
    И беспощадный острый нож
    Беднягу сразу разрубает,
    Неосторожный погибает.
    Такой же смертоносный вход
    Вел в замок неприступный тот.
    Того, кто не желает мира,
    Дверь потайная, дверь-секира,
    Всегда навешенная там,
    Вмиг разрубала пополам.
    И невозможно увернуться.
    Не отбежать, не отшатнуться,
    Не проползти, не проскользнуть,
    От гибели не увильнуть.
    Ивэйну с детства страх неведом.
    За беглецом он скачет следом.
    Погонею разгорячен,
    Ивэйн в ловушку завлечен.
    Вперед всем телом он тянулся.
    Он беглеца почти коснулся,
    Почти задел его седло.
    Ивэйна храброго спасло
    Воинственное напряженье.
    Секира-дверь пришла в движенье,-
    Как будто бы сам Вельзевул
    Ее внезапно потянул,—
    Седло с размаху разрубила,
    Коня лихого загубила
    Железом дьявольским своим.
    Ивэйн, однако, невредим,
    И без единого пореза
    Скользнуло вдоль спины железо,
    На пятках шпоры отхватив.
    Наш рыцарь, слава богу, жив.
    Вскочил он, страх превозмогая.
    Тем временем уже другая
    За беглецом закрылась дверь,
    И не достать его теперь.
    Судьба завистливая злая!
    Взять в плен противника желая,
    Сам рыцарь попадает в плен
    Среди враждебных этих стен.
    Ивэйна в плен коварством взяли.
    Непобедимый заперт в зале.
    Просторный, светлый этот зал
    Прекрасной росписью блистал.
    Рисунки, краски, позолота,
    Художественная работа.
    Искусством этим восхищен,
    Ивэйн тревогою смущен.
    Отторгнутый от всей вселенной,
    Не тосковать не может пленный.
    Грустит в неволе даже зверь.
    Вдруг заскрипела рядом дверь,
    И соизволила явиться
    Весьма красивая девица.
    Из тесной горенки своей
    Она выходит поскорей,
    Увидев рыцаря в кольчуге,
    И говорит ему в испуге:
    «Ах, сударь! Вам грозит беда!
    Не в пору вы зашли сюда.
    Вы, сударь, с нашим домом в ссоре,
    И в нашем доме нынче горе.
    Смертельно ранен господин.
    А кто виновник? Вы один!
    Он корчится в предсмертной муке.
    Едва не наложила руки
    Хозяйка наша на себя,
    О рыцаре своем скорбя.
    Вы — наших горестей причина,
    Вы погубили господина.
    Боюсь, придут сюда сейчас,
    Чтобы прикончить, сударь, вас.
    Вассалы вас убьют на месте
    Из чувства справедливой мести»,
    Мессир Ивэйн ответил: «Да!
    От них не скрыться никуда».
    «Ну, нет,— промолвила девица,—
    Отчаиваться не годится,
    Ведь я не выдам вас врагу.
    Конечно, вам я помогу.
    Пока в моей вы, сударь, власти,
    Не бойтесь никакой напасти.
    Я благодарна, сударь, вам
    И за добро добром воздам.
    Вы при дворе меня встречали,
    Меня вы часто выручали.
    Сгорала там я со стыда:
    Мне госпожа дала тогда
    Ответственное порученье.
    Уж вот мученье так мученье!
    Была я чересчур скромна
    И недостаточно умна,
    Всех тонкостей не разумела,
    Рта при дворе раскрыть не смела.
    Другим девицам не в пример,
    Стыдилась я своих манер.
    И только вы один вначале
    Меня любезно привечали.
    Вас, рыцарь, вмиг узнала я.,
    Сын Уриена-короля,
    Ивэйном, сударь, вы зоветесь.
    Вы на свободу не прорветесь,—
    Искать вас будут здесь и там,
    Но повредить не смогут вам,
    Пока на палец ваш надето
    Волшебное колечко это».
    И, поглядев ему в лицо,
    Дала чудесное кольцо
    Девица нашему герою.
    Как будто дерево корою,
    Невидимостью облечен
    Счастливец тот, кому вручен
    Подарок этот несравненный.
    С таким колечком рыцарь пленный,
    Незримый для враждебных глаз,
    Пожалуй, был свободней нас.
    Наш рыцарь вовсе не в темнице.
    Попал он в горницу к девице.
    О чем тут, право, горевать!
    Роскошно застлана кровать.
    Найди попробуй ткань дороже!
    Улечься на такое ложе
    Австрийский герцог был бы рад.
    Не покрывало — сущий клад.
    Мессир Ивэйн проголодался.
    Недолго рыцарь дожидался.
    Девица принесла вина
    И жареного каплуна.
    Какое вкусное жаркое!
    Вино хорошее какое!
    Вино прозрачнее слезы.
    Наверно, лучше нет лозы.
    Вновь после трудностей дорожных
    Ивэйн отведать мог пирожных.
    Он яство каждое хвалил
    И вскоре голод утолил.
    Внезапно шум раздался в зале:
    Ивэйна рыцари искали.
    Врага боялись упустить,
    Они хотели отомстить.
    Того, кому они служили,
    В гроб домочадцы положили.
    Девица говорит: «Мой друг!
    Вы слышите галдеж и стук?
    Всей нашей страже приказали
    Разыскивать вас в этом зале.
    Смотрите! Вот моя кровать!
    Извольте сесть и не вставать!
    На ней спокойно вы сидите!
    Из горницы не выходите!
    Искать вас тут — напрасный труд.
    Пускай придут, пускай войдут,
    Пускай себе проходят мимо,
    Вы здесь находитесь незримо.
    Увидите, как мимо вас
    Несут в печальный некий час
    Останки нашего сеньора
    (Я знаю, похороны скоро).
    Извольте же собой владеть!
    На всех вы можете глядеть
    Невозмутимыми глазами,
    Когда невидимы вы сами.
    Однако мне теперь пора.
    Желаю, сударь, вам добра.
    Для вас я честно потрудилась,
    Вам, слава богу, пригодилась».
    Едва простился рыцарь с ней,
    Шум сделался еще слышней.
    Ввалились прямо в зал вассалы,
    У них в руках мечи, кинжалы,
    Секиры, палицы, ножи.
    Оруженосцы и пажи
    Все закоулки оглядели.
    Ну что за притча, в самом деле?
    Коня нашли мгновенно там,
    Разрубленного пополам,
    А рыцарь в руки не давался.
    Где спрятался? Куда девался?
    Он через дверь пройти не мог.
    Сбиваются вассалы с ног.
    Неужто дверка сплоховала?
    Она без промаха, бывало,
    Казнит непрошеных гостей,
    Отведав мяса и костей.
    А впрочем, дверка не повинна:
    За ней другая половина
    Коня злосчастного нашлась.
    Когда скотина не спаслась,
    Неужто всадник жив остался?
    И бестолково заметался
    По замку весь дворовый люд.
    Проклятья незнакомцу шлют,
    Кричат: «Куда бы мог он скрыться?
    Ведь не могли бы раствориться
    Такие двери все равно.
    Не то что в нашу дверь — в окно
    И птица бы не пролетела.
    А человеческое тело?
    Попробуй в щелочку пролезь!
    Пожалуй, не помогут здесь
    Наихитрейшие уловки.
    Ни землеройке, ни полевке,
    Пожалуй, здесь не проскользнуть.
    Накрыт гостям незваным путь.
    И все же к нам проникло горе,
    Хоть наши двери на запоре.
    Скончался только что сеньор.
    Убийца где же? Кроме шпор
    И кроме туши лошадиной,
    Улики, что ли, ни единой
    И в спешке не оставил он,
    В ловушку нашу завлечен?
    Найти убийцу не пора ли?
    Или нечистые украли
    Его, зловредного, у нас?
    Такое видим в первый раз!»
    В пылу бессмысленного гнева
    То вправо кинутся, то влево,
    Суют носы во все углы,
    Заглядывают под столы,
    И под кровати, и под лавки,
    Намяв бока друг другу в давке.
    Бросаются во все концы,
    Почти на ощупь, как слепцы,
    В любую дырку тычут палки,
    Рассудок потеряли в свалке
    И лишь девицыну кровать
    Стараются не задевать.
    Вассалы не подозревали,
    Кто там сидит на покрывале.
    Вдруг рыцарь наш затрепетал:
    Ни на кого не глядя, в зал
    Вошла прекраснейшая дама
    Она была красивой самой
    Среди красавиц всей земли.
    Сравниться с нею не могли
    Прекраснейшие христианки,
    И здешние и чужестранки.
    Была в отчаянье она.
    Своею горестью пьяна,
    Брела, не говоря ни слова,
    Убить себя была готова.
    Отмечен скорбью бледный лик,
    В устах прекрасных замер крик.
    Вошла, вздохнула, покачнулась,
    Без чувств упала, вновь очнулась,
    Рыдая, волосы рвала,
    Супруга мертвого звала.
    Лежал в гробу сеньор покойный.
    При гробе капеллан достойный,
    Он в облачении святом,
    Как полагается, с крестом.
    Свеча, кропильница, кадило.
    Как провидение судило,
    Бессмертный дух покинул плоть,
    И да простит его господь,
    Мессир Ивэйн внимал рыданьям.
    Он тронут был чужим страданьем.
    Подобный плач, подобный крик
    Не для стихов и не для книг.
    И посреди большого зала
    Придворным дамам страшно стало:
    Кровоточит мертвец в гробу,
    Алеет снова кровь на лбу —
    Наивернейшая примета:
    Убийца, значит, рядом где-то,
    И снова в зале беготня,
    Проклятья, ругань, толкотня.
    Так разъярились, что вспотели.
    Ивэйну, впрочем, на постели
    Досталось тоже под шумок.
    Отважный рыцарь наш не мог
    От палок длинных увернуться.
    Нельзя ему пошевельнуться.
    Вассалы бесятся, кричат,
    А раны все кровоточат.
    Мертвец как будто хмурит брови,
    Окрашенные струйкой крови.
    Сойти с ума недолго тут.
    Никак вассалы не поймут,
    Что происходит в этом зале.
    Переглянулись и сказали:
    «Когда убийца среди нас,
    Его, наверно, дьявол спас
    От нашей справедливой кары.
    Тут явно дьявольские чары!»
    И закричала госпожа,
    От гнева дикого дрожа,
    Рассудок в бешенстве теряя:
    «Как? Не нашли вы негодяя?
    Убийца! Трус! Презренный вор!
    Будь проклят он! Позор! Позор!
    Привык он действовать бесчестно.
    Известно было повсеместно,
    Что мой супруг непобедим.
    И кто бы мог сравниться с ним?
    Он был храбрец, он был красавец.
    Ты обокрал меня, мерзавец!
    Я не увижу никогда
    Того, кем я была горда,
    Того, кого я так любила.
    Какая только мразь убила
    Возлюбленного моего?
    Твое напрасно торжество,
    Ты нежить, погань, гад ползучий!
    Подумаешь, какой везучий!
    Ты призрак или дьявол сам,
    Твоя победа — стыд и срам,
    Ты трус без всяких оговорок!
    Эй, невидимка, призрак, морок!
    Сдается мне, что ты вблизи.
    Обманывай, крадись, грози!
    Тебя, мой враг, я проклинаю.
    Я не боюсь тебя, я знаю:
    Ты по своей натуре слаб.
    Ты жалкий трус, ты подлый раб,
    Ты притаился от испуга.
    Как? Моего сразив супруга,
    Явиться ты не смеешь мне?
    Ты, присягнувший сатане,
    Конечно, ты бесплотный морок!
    Того, кто был мне мил и дорог,
    Не победил бы человек.
    Ты наказания избег,
    Хранимый силой ненавистной,
    Ты мне противен днесь и присно!»

    Так проклинала госпожа
    Того, кто, жизнью дорожа,
    Почти что рядом с ней скрывался,
    Таился и не отзывался.
    Отчаяньем поражена,
    Совсем измучилась она,
    И в тягостной своей печали
    Вассалы верные устали
    Усердно шарить по углам,
    Перебирая всякий хлам.
    Исчез преступник. Вот обида!
    Но продолжалась панихида,
    И пел благочестивый хор.
    Уже выносят гроб во двор.
    За гробом челядь вереницей.
    Скорбит народ перед гробницей.
    Плач, причитания кругом.
    Тогда-то в горницу бегом
    Девица к рыцарю вбежала:
    «Мессир! Как я за вас дрожала!
    Боялась я, что вас найдут.
    Искали вас и там и тут,
    Как пес легавый — перепелку,
    Но, слава богу, все без толку!
    «Досталось мне,— Ивэйн в ответ,—
    Но только трусу страх во вред.
    Я потревожился немножко
    И все-таки хочу в окошко
    Или хоть в щелочку взглянуть,
    Каким последний будет путь
    Столь безупречного сеньора.
    Конечно, погребенье скоро!»
    Ивэйну не до похорон.
    К окну готов приникнуть он,
    Нисколько не боясь последствий,
    Пускай хоть сотни тысяч бедствий
    Неосторожному грозят
    За ненасытный этот взгляд:
    Привязан сердцем и очами
    Мессир Ивэйн к прекрасной даме,
    Навеки дивный образ в нем.
    И постоять перед окном
    Ему позволила девица.
    Ивэйн глядит не наглядится.
    Рыдая, дама говорит:
    «Прощайте, сударь! Путь открыт
    Вам, сударь, в горние селенья
    С господнего соизволенья.
    Пускай замолкнет клевета!
    Вы, господин мой, не чета
    Всем тем, кто в наше злое время
    Еще вдевает ногу в стремя.
    Вы, сударь, веку вопреки,
    Душою были широки,
    И основное ваше свойство —
    Неколебимое геройство.
    Кто мог бы с вами здесь дружить?
    Дай бог вам, сударь, вечно жить
    Среди святых, среди блаженных,
    Среди созданий совершенных!»
    Отчаяньем поражена
    Рыдает скорбная жена,
    Свой несравненный лик терзает,
    Себя жестоко истязает,
    Как будто горе все сильней.
    Ивэйн едва не вышел к ней.
    Благоразумная девица
    Ему велит остановиться
    И говорит: «Нет, рыцарь, нет!
    Вы позабыли мой совет!
    Куда вы? Стойте! Погодите!
    Отсюда вы не выходите!
    Извольте слушаться меня!
    На вас надежная броня.
    Невидимость — вот ваши латы.
    Бояться нечего расплаты,
    Судьба победу вам сулит,
    Надежда душу веселит.
    В союзе с мудростью отвага
    Восторжествует вам на благо.
    Хранимы вы самой судьбой.
    Следите только за собой,
    За языком своим следите!
    Не то себе вы повредите.
    По-моему, не так уж смел
    Тот, кто сдержаться не сумел,
    Кто, наделенный вздорным нравом,
    Пренебрегает смыслом здравым.
    Таит безумие храбрец
    И поступает, как мудрец.
    Безумию не поддавайтесь!
    Предусмотрительно скрывайтесь!
    Не заплатить бы головой
    Вам за проступок роковой!
    Свои порывы побеждайте,
    Мои советы соблюдайте!
    Соображайте сами впредь!
    За вами некогда смотреть
    Мне в этот час, когда придворный
    В своей печали непритворной
    Сеньора должен хоронить.
    Чтобы себя не уронить,
    Чтобы не вызвать подозренье,
    Я тороплюсь на погребенье».
    Ушла. Глядит Ивэйн в окно.
    Что хочешь делай, все равно
    Из рук навеки ускользает
    Все то, на что он притязает,—
    Вернее, мог бы притязать,—
    Дабы победу доказать,
    Одним свидетельством бесспорным
    Всем злопыхателям придворным
    Заткнув завистливые рты
    Во избежанъе клеветы.
    Куда теперь ему деваться?
    Кей снова будет издеваться.
    Ему прохода Кей не даст.
    Всегда на колкости горазд,
    Насмешник этот родовитый
    Язык имеет ядовитый,
    До глубины души доймет.
    Но как он сладок, новый мед,
    Еще неведомые соты,
    Неизреченные красоты
    Любви, которая царит
    В сердцах, где чудеса творит.
    Весь мир Любовь завоевала,
    Повсюду восторжествовала
    Она без боя и в бою,
    И в ненавистницу свою
    Ивайну суждено влюбиться,
    И сердцу без нее не биться,
    Хоть неизвестно госпоже,
    Что за покойника уже
    Она жестоко отомстила:
    Убийцу дерзкого прельстила.
    Смертельно ранит красота,
    И нет надежного щита
    От этой сладостной напасти.
    И жизнь и смерть не в нашей власти.
    Острее всякого клинка
    Любовь разит наверняка.
    Неизлечима эта рана.
    Болит сильнее, как ни странно,
    Она в присутствии врача,
    Кровь молодую горяча.
    Ужасней всякого гоненья
    Неизлечимые раненья.
    Ивэйн Любовью побежден,
    Страдать навеки осужден.
    Любовь могла бы, как известно,
    Обосноваться повсеместно.
    И как Любви не надоест
    Блуждать среди различных мест,
    Оказывая предпочтенье
    Обителям, где запустенье?
    Как бы не ведая стыда,
    Она вселяется туда,
    Уходит и спешит обратно
    Стократно и тысячекратно,
    Жилья не бросит своего.
    Такое это божество:
    И в запустенье обитает,
    Убожество предпочитает,
    Довольная своим гнездом,
    Как будто в наилучший дом
    Она торжественно вселилась
    И всей душой возвеселилась.
    С высот нисходит прямо в грязь
    Любовь, нисколько не стыдясь.
    Так что нельзя не изумиться:
    Любовь небесная срамится,
    Разбрызгивая здесь и там
    В зловонном прахе свой бальзам,
    Цветет на самом скверном месте,
    И ей позор милее чести.
    Ее стряпню изволь вкушать!
    И к желчи сахар подмешать
    Порою пробует и даже
    Подбавить меду к черной саже.
    Любовь преследует царей,
    Подвластен каждый рыцарь ей,
    Смиренно служат ей монахи,
    И перед нею дамы в страхе.
    Любовь за горло всех берет,
    И знает каждый наперед
    Псалтырь Любви, псалмы святые.
    Читайте буквы золотые!
    Мессир Ивэйн перед окном.
    Он помышляет об одном,
    В мечтах отрадных забываясь.
    Ивэйн глядит не отрываясь
    На несравненный этот лик.
    Прекрасней дама что ни миг,
    Идет печаль прекрасной даме.,
    Владеет красота сердцами,
    И можно только тосковать,
    Не смея даже уповать.
    Влюбленный думает, гадает
    И сам с собою рассуждает:
    «Нет, я, конечно, сумасброд,
    Во мне безумье верх берет.
    Опасней в мире нет недуга.
    Смертельно ранил я супруга
    И завладеть хочу вдовой.
    Вот замысел мой бредовой!
    Казнить она меня мечтает.
    Какую ненависть питает
    Она ко мне сегодня! Да,
    Однако женская вражда
    В один прекрасный день минует.
    Мою красавицу взволнует
    Иная пылкая мечта,
    У каждой дамы больше ста.
    Различных чувств одновременно.
    Меняются они мгновенно.
    Нельзя надежду мне терять,
    Фортуне лучше доверять.
    Не знаю, что со мной творится,
    Любви готов я покориться.
    Ослушник был бы заклеймен.
    До самого конца времен
    Все говорили бы: предатель!
    Так помоги же мне, создатель!
    Благословляю госпожу,
    Навеки ей принадлежу.
    Скорей бы мужа позабыла,
    Скорей бы только полюбила
    Лихого своего врага.
    О, как она мне дорога!
    И я врагом ее считаюсь?
    Оправдываться не пытаюсь.
    Ее супруг был мной сражен.
    Прекрасней нет на свете жен,
    Красавиц краше не бывает.
    Когда Любовь повелевает,
    Не подчиниться — стыд и срам.
    Мою любовь я не предам.
    Любви смиренно повинуясь,
    Я говорю, не обинуясь:
    Ей друга не найти верней.
    И пусть я ненавистен ей,
    На ненависть я отвечаю
    Одной любовью и не чаю
    Иной награды, лишь бы мне
    Служить пленительной жене.
    Зачем она себя терзает
    И как, безумная, дерзает
    Рвать золотистые власы,
    Подобной не щадя красы?
    Нет, не со мной она враждует.
    Она как будто негодует
    На собственную красоту.
    Ее счастливой предпочту
    Увидеть, если так прекрасна
    Она в тоске своей напрасной.
    Зачем она себя казнит
    И не щадит своих ланит,
    Желанных, сладостных и нежных,
    И персей этих белоснежных?
    Мою красавицу мне жаль.
    Конечно, никакой хрусталь
    С прозрачной кожей не сравнится.
    Натура — божья ученица.
    Однако что и говорить!
    Решив однажды сотворить
    Прекрасное такое тело,
    Натура бы не преуспела,
    Когда бы, тварь свою любя,
    Не превзошла сама себя.
    Бог сотворил своей рукою
    Мою владычицу такою,
    Чтобы Натуру поразить
    И сердце мне навек пронзить.
    Тут сомневаться неприлично.
    Не мог бы сам господь вторично
    Такое чудо сотворить.
    Нельзя шедевра повторить».
    Обряд кончается печальный,
    Народ уходит подначальный,
    Двор постепенно опустел.
    Когда бы только захотел
    Наш рыцарь славный на свободу,
    Его внезапному уходу
    Не мог бы недруг помешать.
    Ему бы впору поспешать,—
    Открыты двери и ворота.
    Совсем, однако, неохота
    Ивэйну замок покидать,
    Ивэйн предпочитает ждать.
    Когда девица возвратилась,
    Она как будто спохватилась:
    «Как, сударь, время провели?»
    «От всяких горестей вдали,
    Понравилось мне в этом зале».
    «Что, господин мой, вы сказали?
    Понравилось вам тосковать
    И жизнью вашей рисковать?
    Быть может, сударь, вам по нраву,
    Когда кровавую расправу
    Над вами учиняет враг?»
    «Нет, милая моя, не так.
    Отнюдь не смерть меня прельстила.
    Надежду жизнь мне возвестила,
    Как только смерти я избег.
    Не разонравится вовек
    То, что понравилось мне ныне».
    «Конечно, толку нет в унынье.
    Не так уж, сударь, я глупа
    И, слава богу, не слепа,—
    Ивэйну молвила девица.—
    Чему тут, сударь мой, дивиться!
    А впрочем, заболтались мы.
    Из вашей временной тюрьмы
    Вам выйти можно на свободу».
    «Там во дворе толпа народу,—
    Мессир Ивэйн сказал в ответ.—
    Спешить сегодня смысла нет.
    Еще погонятся за мною.
    Грех красться мне порой ночною!»
    Наш рыцарь в замке как в раю.
    Девица в горенку свою
    Ивэйна пригласила снова
    За неимением иного
    Приюта для таких гостей.
    Там в ожиданье новостей
    Остался рыцарь утомленный.
    Была достаточно смышленой
    Девица, чтобы в сей же час
    Уразуметь без липших фраз,
    Какая благостная сила
    Ивэйна в зале покорила,
    Преобразив его тюрьму,
    Когда грозила смерть ему.
    Девица шустрая, бывало,
    Советы госпоже давала.
    Не допустив ни тени лжи,
    Наперсницею госпожи
    Ее нередко называли.
    Молчать она могла едва ли,
    Когда для присных не секрет,
    Что госпоже печаль во вред.
    Девица наша не смутилась.
    Она к хозяйке обратилась:
    «Хочу, сударыня, спросить:
    Вы господина воскресить
    Своей надеетесь тоскою?»
    «Ах, что ты! Нет, но я не скрою:
    Сама хочу я умереть!»
    «Зачем, скажите?» — «Чтобы впредь
    Не разлучаться с ним!» — «О боже!
    Так сокрушаться вам негоже,
    Когда получше муженька
    Бог вам пошлет наверняка!»
    «Молчи! Не нужно мне другого!»
    «Я замолчать всегда готова.
    И почему не промолчать,
    Чтоб госпожу не огорчать.
    Я не пускаюсь в рассужденья,
    Но ваши, госпожа, владенья
    Какой воитель защитит?
    Пусть вам замужество претит,
    Пройдет еще одна седмица,
    И к замку войско устремится,
    По нашим рыская лесам.
    Король Артур прибудет сам
    В сопровожденье целой свиты.
    Источник требует защиты,
    Меж тем супруг скончался ваш.
    Высокородная Соваж
    В письме своем предупреждает,
    Что короля сопровождает
    Цвет рыцарства, тогда как нам
    В придачу к дедовским стенам
    Достались воины плохие.
    Все наши рыцари лихие
    Не стоят горничной одной,
    Когда грозит нам враг войной.
    Все наши рыцари исправны,
    Однако слишком благонравны
    И, что бы ни произошло,
    Сесть не осмелятся в седло,
    Предпочитая разбежаться,
    Когда приказано сражаться».
    Казалось бы, сомнений нет.
    Однако правильный совет
    Принять без всяких разговоров
    Не позволяет женский норов.
    Упрямством женщина грешит.
    Отвергнуть женщина спешит
    Все то, что втайне предпочла бы.
    Прекраснейшие дамы слабы.
    И закричала дама: «Прочь!
    Меня ты больше не морочь!
    Мне речь такая докучает!»
    «Ну, что ж,— девица отвечает,—
    Пожалуй, замолчать не грех,
    Раз вы, сударыня, из тех,
    Кого советы раздражают,
    Когда несчастья угрожают».
    Девицу дама прогнала,
    Однако быстро поняла,
    Что поступает безрассудно,
    Хотя признаться в этом трудно.
    Впредь нужно действовать мудрей.
    Узнать бы только поскорей,
    Кто этот рыцарь, столь достойный,
    Что не сравнится с ним покойный.
    Душою лишь бы не кривить
    И разговор возобновить.
    Терпенья, что ли, не хватило?
    Не выдержала, запретила,
    Вперед желая забежать,
    Она девице продолжать.
    Девица вскоре, слава богу,
    Пришла хозяйке на подмогу
    И продолжала разговор
    Как будто бы наперекор.
    «Хоть не к лицу мне забываться,
    По-моему, так убиваться —
    Пусть госпожа меня простит —
    Для знатной дамы просто стыд.
    И если рыцарь погибает,
    По-моему, не подобает
    Весь век скорбеть, весь век рыдать.
    С собою нужно совладать,
    О новом помышляя муже.
    Найдутся рыцари к тому же,
    Чья доблесть мертвого затмит.
    Напрасно вас печаль томит!»
    «Ты лжешь! Всему своя граница.
    Никто не мог бы с ним сравниться!
    И ты скажи попробуй мне,
    Кто с ним сегодня наравне!»
    «Молчать мне, правда, не годится.
    А вы не будете сердиться?»
    «Нет, говори, я не сержусь».
    «Для вас я, госпожа, тружусь.
    Свою служанку не хвалите!
    Вы только соблаговолите
    Стать вновь счастливой в добрый час,
    Облагодетельствовав нас.
    Могу продолжить без запинки.
    Два рыцаря на поединке.
    Кто лучше? Тот, кто побежден?
    По-моему, вознагражден
    Всегда бывает победитель,
    Хоть рядовой, хоть предводитель.
    А кто, по-вашему, в цене?»
    «Постой, постой, сдается мне,
    Меня ты заманила в сети».
    «Ведется так на белом свете.
    Извольте сами рассудить:
    Дано другому победить
    В сраженье вашего супруга.
    Пришлось в бою сеньору туго,
    И скрылся в замок наш сеньор.
    Напоминанье — не укор,
    И заводить не стоит спора.
    Отважней нашего сеньора
    Тот, кто сеньора победил».
    «Язык твой злой разбередил
    Мою мучительную рану.
    Нет, больше слушать я не стану;
    Ты хочешь боль мне причинить.
    Не смей покойника чернить,
    Иначе горько пожалеешь,
    Сама едва ли уцелеешь!»
    «Итак, по правде говоря,
    Я с вами рассуждала зря.
    Я госпоже не угодила,
    Хоть госпожу предупредила:
    Не сладко слушать будет ей.
    Конечно, впредь молчать умней».
    И поскорей — в свою светлицу,
    Где ждал мессир Ивэйн девицу.
    Девица гостю своему
    Немного скрасила тюрьму.
    Однако рыцарь наш томится,
    К своей возлюбленной стремится,
    Не знает пылкий наш герой,
    Как в первый раз и во второй
    Девица счастья попытала
    И за него похлопотала.
    Не может госпожа заснуть,
    И ночью глаз ей не сомкнуть.
    Ах, как ей нужен покровитель!
    Какой неведомый воитель
    Источник дивный защитит?
    Несчастье кто предотвратит,
    Когда несчастье угрожает?
    Она девицу обижает,
    На ней одной срывает зло,
    Когда на сердце тяжело
    И на душе не прояснилось,
    А все-таки не провинилась
    Девица перед госпожой.
    Должно быть, рыцарь тот чужой
    И впрямь герой — на то похоже.
    Девице госпожа дороже
    Любых проезжих молодцов.
    Совет хорош, в конце концов.
    С девицей нужно помириться,
    Когда девица — мастерица
    Советы мудрые давать.
    А как бы рыцаря признать —
    Нот, но на тайное свиданье —
    На суд, в котором оправданье
    Высоких доблестей таких
    В глазах завистливых людских.
    Отвагу каждый уважает.
    Перед собой воображает
    Она влюбленного врага,
    До невозможности строга.
    «Добиться правды постараюсь.
    Убийца ты?» — «Не отпираюсь.
    Да, ваш супруг был мной сражен».
    «Жестокостью вооружен,
    Ты мне желал тогда худого?»
    «Сударыня, даю вам слово,
    Скорее умер бы я сам!»
    «Благодаренье небесам!
    В тебе не вижу я злодея.
    Своим оружием владея,
    Ты мужа моего сразил,
    Который сам тебе грозил.
    Отвага, стало быть,— не злоба.
    И, очевидно, правы оба.
    И справедлив мой суд земной:
    Ты не виновен предо мной».
    Нередко в жизни так бывает:
    Огня никто не раздувает,
    Огонь, однако, не заснул
    И сам собою полыхнул.
    Неугомонная девица
    Теперь могла бы убедиться
    В конечном торжестве своем.
    Девица с госпожой вдвоем
    Наутро, как всегда, осталась
    И речь продолжить попыталась
    (Ей, говорливой, не впервой).
    И что ж? С повинной головой,
    Как проигравшая сраженье,
    В благоразумном униженье
    Предстала дама перед ней.
    Ей, госпоже, всего важней,
    Свое лелея упованье,
    Происхожденье и прозванье
    Чужого рыцаря узнать:
    «Извольте, милая, принять
    Почтительные извиненья.
    Я согрешила, без сомненья.
    Я как безумная была,
    Простительна моя хула.
    Я вам готова подчиниться,
    Навек я ваша ученица.
    Скажите: храбрый рыцарь тот
    От предков знатных род ведет?
    Тогда… Что делать, я согласна.
    И я сама ему подвластна,
    И вся моя земля со мной,
    Спасенная такой ценой,
    Чтобы меня благодарили
    И за глаза не говорили:
    «Убийцу мужа избрала!»
    «Благому господу хвала! —
    Девица даме отвечала.—
    Из всех, чей род берет начало
    От Авеля, он лучший!» — «Да?
    А как зовут его тогда?»
    «Ивэйном».— «Рыцарь безупречный!
    Никто не скажет: первый встречный!
    Мессир Ивэйн, слыхала я,
    Сын Уриена-короля?»
    «То, что вы слышали, не ложно».
    «Когда его увидеть можно?»
    «Дней через пять».— «Чрезмерный срок!
    И поспешить бы рыцарь мог,
    Когда за ним я посылаю.
    Ивэйна видеть я желаю
    Не позже завтрашнего дня».
    «Где, госпожа, найти коня,
    Который устали не знает,
    Небесных пташек обгоняет?
    А впрочем, есть один юнец.
    Он, быстроногий мой гонец,
    Готов помчаться что есть мочи,
    Чтобы добраться завтра к ночи
    До королевского двора…»
    «Ему отправиться пора
    И надлежит поторопиться!
    Ночами все равно не спится,
    Такая полная луна!
    Дорога при луне видна,
    А тот, кто силы напрягает,
    Все тяготы превозмогает.
    При помощи ночных светил
    Два дня в один бы превратил
    Гонец, уверенный в награде».
    «Не беспокойтесь, бога ради!
    Проворному бежать не лень.
    Я думаю, на третий день
    Предстанет рыцарь перед вами
    С почтительнейшими словами.
    Но прежде чем торжествовать,
    Вассалов следует созвать
    (По помешает свадьбе гласность).
    Какая нам грозит опасность,
    Скажите без обиняков,
    И убедитесь вы, каков
    Народец этот малодушный.
    Вассалы будут вам послушны.
    Не только сам король Артур —
    Любой придворный балагур
    Их всех пугает не на шутку.
    Скажите вы, что, вняв рассудку,
    Замужество вы предпочли
    Бесчестию своей земли.
    В подобном бракосочетанье —•
    Желанное предначертанье
    Судьбы, спасительной для них.
    Ваш непредвиденный жених
    Им даст возможность не сражаться.
    Им лишь бы только воздержаться
    От столкновений боевых,
    Оставшись как-нибудь в живых.
    Тот, кто своей боится тени,
    Падет пред вами на колени,
    Благословляя госпожу».
    «Я так же, как и вы, сужу,—
    Сказала дама,— я согласна.
    Вы рассуждаете прекрасно.
    Во избежанье тяжких бед
    Я принимаю ваш совет.
    Так что же вы? Поторопитесь!
    Пожалуйста, вы не скупитесь.
    Пусть будет ваш посланник скор!»
    На этом кончен разговор.
    Тогда девица притворилась,
    Что с посланным договорилась.
    Окончив срочные дела,
    Девица в горницу пошла.
    Она Ивэйна умывает,
    Причесывает, одевает.
    Идет ему багряный цвет.
    Наш рыцарь в мантию одет,
    И отороченная белкой,
    Ткань блещет редкостной отделкой.
    На мантии роскошной той
    Аграф сверкает золотой
    И драгоценные каменья.
    Благопристойность и уменье
    Такие чудеса творят.
    Отлично смотрится наряд.
    Ивэйну службу сослужила
    И сразу даме доложила:
    «Вернулся верный мой гонец».
    «Ах, слава богу! Наконец!
    Сам рыцарь явится когда же?»
    «Он здесь».— «Он здесь? Не надо стражи!
    Не говорите никому
    О том, что я его приму».
    Девица торжество скрывает
    И радость преодолевает.
    Девица гостю говорит,
    Что госпожой секрет раскрыт.
    «Все госпожа уразумела.
    Она кричит мне: как ты смела?
    Мессир! Она меня бранит,
    И упрекает, и винит.
    И ваше местопребыванье,
    И ваше славное прозванье
    Теперь известны госпоже,
    Что толку быть настороже!
    При этом дама заверяет,
    Что смертью вас не покарает.
    Должны предстать вы перед ней.
    Ведите же себя скромней!
    Войдите к ней вы без боязни.
    Мучительной не ждите казни,
    Хотя могу предположить:
    В плену придется нам пожить,
    К неволе долгой приучаясь,
    А главное, не отлучаясь
    Душой и телом никуда».
    Ответил рыцарь: «Не беда!
    Я не боюсь такого плена».
    «Я с вами буду неизменно.
    Скорее руку дайте мне!
    Поверьте, вы не в западне!
    Вам, сударь, плен такой по нраву,
    И заживете вы на славу.
    Нетрудно мне предугадать,
    Что не придется вам страдать».
    Девица утешать умела,
    Речистая в виду имела
    Отнюдь не просто плен — Любовь.
    Разумнице не прекословь!
    Любовь и плен друг с другом схожи:
    Скорбит влюбленный, пленный тоже.
    Тот, кто влюблен, всегда в плену.
    Такого плена не кляну,
    Неволя счастью не мешает.
    Меж тем девица поспешает,
    Ивэйна за руку держа.
    В своих покоях госпожа
    На пышном восседает ложе.
    И неприступнее и строже
    Красавица на первый взгляд,
    Когда приличия велят.
    Не говорит она ни слова,
    Величественна и сурова.
    Смельчак не то что покорен,
    Решил он: «Я приговорен!»
    Он с места сдвинуться не смеет,
    Язык от ужаса немеет.
    Девица молвила тогда:
    «Достойна вечного стыда
    Служанка, если в гости к даме
    Ведет она (судите сами!)
    Того, кто смотрит чудаком
    И не владеет языком,
    Кто даже рта пе раскрывает
    И поклониться забывает
    В смущенье, мыслей не собрав.—
    Ивэйна тянет за рукав.—
    Смелее подойдите к даме!
    Вас, рыцарь (это между нами),
    Никто не хочет укусить.
    Прощенья нужно вам просить,
    Пониже, сударь, поклонитесь,
    Пред госпожою повинитесь,
    Пал Эскладос, ее супруг.
    Убийство — дело ваших рук».
    И, словно каясь в преступленье,
    Упал наш рыцарь на колени:
    «Пускай надеяться грешно,
    Сударыня, я все равно
    С решеньем вашим примиряюсь
    И вам с восторгом покоряюсь».
    «А вдруг я вас велю казнить?»
    «И это должен я ценить.
    Я все равно доволен буду».
    «Как верить мне такому чуду,
    Когда без боя, сударь, мне
    Вы покоряетесь вполне,
    Хоть вас никто не принуждает?»
    «И самых сильных побеждает
    Та сила, что владеет мной
    И мне велит любой ценой,
    Когда возможно искупленье
    (Такая мысль — не оскорбление),
    Утрату вашу возместить,
    Чтоб вы могли меня простить».
    «Как вы сказали? Искупленье?
    Вы сознаетесь в преступленье?
    Супруга моего убить —
    Не преступленье, может быть?»
    «Так с вашего соизволенья
    Самозащита — преступленье?
    По-вашему, преступник тот,
    Кто недругам отпор дает?
    Когда бы я не защищался,
    Я сам бы с жизнью распрощался».
    «Вы, сударь, правы! Решено!
    Казнить вас было бы грешно.
    Но только я бы вас просила
    Сказать, откуда эта сила,
    Которая велела вам,
    По вашим собственным словам,
    Моим желаньям подчиняться.
    Садитесь! Хватит извиняться!
    Я вас прощаю… Впрочем, нет!
    Сперва извольте дать ответ!»
    «Не скрою, сердце мне велело,
    Как только вами заболело,
    Подобных не предвидя мук».
    «А сердцу кто велел, мой друг?»
    «Мои глаза!» — «Они болели?»
    «Нет, просто не преодолели
    Той красоты, что так чиста».
    «А что велела красота?»
    «Мне красота любить велела».
    «Кого же?» — «Вас!» — «Ах, вот в чем дело!
    Любить меня! А как?» — «Да так,
    Что мне других не нужно благ.
    Не может сердце излечиться,
    Не в силах с вами разлучиться,
    Приверженное вам одной.
    Навек вы завладели мной.
    Меня доверием почтите!
    Хотите, буду жить, хотите,
    Умру, как жил, умру, любя.
    Люблю вас больше, чем себя!»
    «Я верю, сударь, но, простите,
    Источник мой вы защитите?»
    «От всех воителей земли!»
    «К согласью, значит, мы пришли».
    А в зале между тем бароны
    Надежной просят обороны,
    Своим покоем дорожа.
    Проговорила госпожа:
    «Там, в зале, видеть вас желают.
    Меня вассалы умоляю
    Скорее замуж выходить,
    Беде дорогу преградить.
    Я поневоле соглашаюсь.
    Нет, отказать я не решаюсь
    Герою, сыну короля.
    Ивэйна знает вся земля».
    Девица молча торжествует.
    Достойных слов не существует.
    Не знаю, как повествовать!
    Мог рыцарь сам торжествовать.
    Ивэйн в блаженстве утопает.
    Он с госпожою в зал вступает.
    Там в ожиданье госпожи
    Бароны, рыцари, пажи.
    Своей наружностью счастливой,
    Своей осанкой горделивой
    Наш рыцарь всех приворожил
    И всех к себе расположил.
    Почтительно вассалы встали
    И торопливо зашептали:
    «По всем статьям достойный муж!
    Изъян попробуй обнаружь!
    Вот это дама! Скажем смело,
    Найти защитника сумела.
    Кому претит подобный брак,
    Тот государству лютый враг.
    И римская императрица
    Такому гостю покорится.
    Не будем даму огорчать.
    Их можно было бы венчать
    Хоть нынче, рассуждая здраво».
    Садится дама величаво.
    Почел бы рыцарь наш за честь
    У ног ее смиренно сесть.
    Но госпожа не позволяет,
    Сесть рядом с нею заставляет.
    Когда замолк обширный зал,
    Вассалам сенешаль сказал:
    «Король идет на нас войною,
    И этой новостью дурною
    Делюсь я с вами, господа.
    Вот-вот нагрянет он сюда,
    Наш край родной опустошая
    И самых смелых устрашая.
    Защитник нам необходим,
    Иначе мы не устоим.
    Шесть лет не знали мы печали,
    Шесть лет назад перевенчали
    Сеньора с нашей госпожой.
    Всегда выигрывал он бой
    И не боялся нападенья.
    И что ж! Теперь его владенье —
    Тот крохотный клочок земли,
    Где мы сеньора погребли.
    Сражаться даме не пристало.
    Кровопролитный блеск металла
    Не для прекрасных женских рук.
    Хороший нужен ей супруг,
    И возместятся все потери.
    Лет шестьдесят, по крайней мере,
    Такой обычай здесь царил,
    И нас пришелец не корил».
    «Спасите»,— дружно все взмолились
    И в ноги даме повалились.
    Вздохнув, красавица сдалась.
    Подождала и дождалась.
    Она бы вышла замуж, впрочем
    (Мы вас нимало не морочим),
    И всем советам вопреки.
    «Вот кто просил моей руки,—
    Сказала дама,— рыцарь славный,
    В любом сраженье воин главный.
    Желает рыцарь мне служить,
    И следует нам дорожить
    Великодушным предложеньем,
    Особенно перед сраженьем.
    Он был мне прежде незнаком.
    О смелом рыцаре таком
    Я только слышала, не скрою
    Нет, не вредит молва герою,
    И за глаза его хваля.
    Сын Уриена-короля,
    Ивэйн отважный перед вами.
    Теперь вы посудите сами,
    Насколько знатен мой жених,
    Но только женихов иных
    Всех без изъятья презираю,
    Из всех Ивэйна выбираю».
    В ответ вассалы говорят:
    «Благому делу каждый рад!
    Сегодня лучше повенчаться,
    Пора венчанию начаться.
    Грех потерять единый час,
    Поторопитесь ради нас!»
    И снова дама притворилась,
    Что поневоле покорилась
    Советам, просьбам и мольбам.
    Я думаю, понятно вам:
    Когда Любовь поторопила,
    Покорно дама уступила
    Самой Любви, не людям, нет,
    Хоть настоятельный совет
    И просьбы всей придворной знати
    Пришлись, конечно, тоже кстати.
    Известно было с давних пор:
    Чтобы скакать во весь опор,
    Нередко требуются шпоры.
    Подхлестывают уговоры.
    Итак, разумный сделан шаг.
    Вступила дама в новый брак
    С благословенья капеллана.
    Ей ложе брачное желанно.
    Мессир Ивэйн — теперь супруг
    Самой Лодины де Ландюк,
    Той гордой дамы, чей родитель,
    Когда-то славный предводитель,
    Великий герцог Лодюнет
    В поэмах и в стихах воспет.
    На свадьбу прибыли прелаты.
    Не только здешние аббаты,
    Сюда со всех концов страны
    Епископы приглашены.
    Ивэйна люди прославляют,
    Сеньором новым объявляют.
    Тот, кто Ивэйном был сражен,
    Уже в забвенье погружен.
    На свадьбу мертвые не вхожи,
    И победитель делит ложе
    С благоразумною вдовой.
    Милее мертвого живой.
    Ночь миновала. Рассветает.
    Наутро в замок долетает
    Не слишком радостная весть.
    В лесной глуши гостей не счесть.
    Над родником король со свитой,
    С ним Кей, насмешник ядовитый,
    Готовый сбить с придворных спесь.
    Двор королевский тоже здесь.
    Промолвил Кей: «Куда девался
    И вэйн, который вызывался
    Источник первым навестить
    И за кузена отомстить?
    Известно всем, что страх неведом
    Тому, кто выпьет за обедом.
    Наш рыцарь выпил, закусил
    И, как ведется, зафорсил.
    Ивэйну показаться стыдно,
    Вот почему его не видно.
    Ивэйн в припадке хвастовства,
    Конечно, жаждал торжества,
    Однако преуспел едва ли,
    Другие восторжествовали.
    Кто храбрым сам себя назвал,
    Тот незадачливый бахвал.
    Других считая дураками,
    Бахвалы треплют языками,
    О подвигах своих кричат,
    Тогда как храбрые молчат,
    Тем, кто в сраженьях побеждает,
    Хвала людская досаждает.
    Зато бахвал готов приврать,
    Чтобы в героя поиграть.
    Герольды смелых прославляли
    И без вниманья оставляют,
    Как никудышную труху,
    Бахвалов, преданных греху».
    Гавэйн друзей не забывает,
    Он сенешаля прерывает:
    «Вы остроумны, как всегда.
    Не ведаете вы стыда.
    Однако, сударь, извините!
    Зачем вы рыцаря черните,
    Который неизвестно где?
    Быть может, он теперь в беде!»
    «Нет, сударь, вас я уверяю:
    Впустую слов я не теряю,
    А то бы я весь век молчал»,—
    Насмешник дерзкий отвечал.
    Король при этом не зевает,
    Водой студеной обливает
    Чудесный камень под сосной.
    И сразу же в глуши лесной
    Дождь, град и снег одновременно,
    И появляется мгновенно
    Могучий рыцарь на коне,
    Готовый к яростной войне.
    С врагом сразиться Кей желает.
    Король охотно позволяет
    И говорит ему в ответ:
    «Немыслим был бы мой запрет!»
    Намереваясь отличиться,
    В седле заранее кичится
    Кей, столь воинственный на вид.
    При нем копье, и меч, и щит.
    Кровь перед битвою взыграла.
    Когда бы только в щель забрала
    Кей мог противника узнать,
    Он был бы счастлив доконать
    Ивэйна в этом столкновенье.
    Бой закипел в одно мгновенье.
    Как рыцарский велит закон,
    Берут противники разгон,
    Чтобы не тратить время даром
    И все решить одним ударом.
    Когда столкнулся копь с конем,
    Нанес Ивэйн удар копьем.
    Кей в воздухе перевернулся
    И, полумертвый, растянулся.
    Ивэйн берет себе коня.
    Обычай рыцарский храня,
    Лежачего не добивает
    И не корит — увещевает
    «Скажу я первый: поделом!
    При вашем, сударь, нраве злом
    Вы всех бессовестно чернили.
    Урон себе вы причинили.
    Надеюсь, нынешний урок
    Вам образумиться помог».
    Ведя спокойно за собою
    Коня, захваченного с бою,
    Ивэйн промолвил королю:
    «Я, государь, коня хвалю,
    Однако вы коня возьмите,
    Свое добро назад примите!»
    «А как вас, рыцарь, величать?»
    «Я не посмею промолчать.
    Как подобает, вам отвечу,
    Благословляя нашу встречу».
    Мессир Ивэйн себя назвал
    И вновь сердца завоевал.
    Кей над придворными глумился
    И сам сегодня осрамился.
    Ивэйн разделал в пух и прах
    Того, кто всем внушает страх.
    Кей-сенешаль один тоскует,
    Весь королевский двор ликует.
    Мессир Гавэйн счастливей всех.
    Гавэйна радует успех,
    Которого Ивэйн добился.
    Ивэйн Гавэйну полюбился.
    Известно всем давным-давно:
    Ивэйн с Гавэйном заодно.
    Наш рыцарь сроду не был скрытным.
    Поведал рыцарь любопытным
    О том, как в битве победил,
    О том, как в замок угодил,
    Как помогла ему девица
    (Весь королевский двор дивится),
    Как в замке с некоторых пор
    Он повелитель, он сеньор,
    Плоды сладчайшие вкушает,
    И в заключенье приглашает
    Он государя погостить,
    Поскольку можно разместить
    Всех рыцарей и всех придворных
    В покоях светлых и просторных.
    Король Артур отнюдь не прочь.
    Не только нынешнюю ночь
    Он в замке проведет охотно,
    В гостях пируя беззаботно.
    Неделю можно погостить.
    Ивэйн супругу известить
    Заблаговременно желает,
    Сокольничего посылает
    Он прямо в замок, чтобы там
    Обрадовались новостям.
    Ивэйном госпожа гордилась,
    Счастливая, распорядилась
    Гостей торжественно встречать,
    Монарха в замке привечать.

    Встречали короля Бретани
    Благонадежные дворяне,
    И на испанских скакунах
    Бароны, стоя в стременах,
    С почетом короля встречали.
    Вассалы радостно кричали:
    «Добро пожаловать, король!
    Тебя приветствовать позволь!
    Гостям желанным честь и слава!
    Народ повсюду, слева, справа,
    Народ шумит, народ кричит,
    Навстречу музыка звучит.
    Дорога застлана шелками,
    Как будто небо облаками,
    И под копытами ковры,
    И, защищая от жары,
    Висят повсюду покрывала.
    Подобных празднеств но бывало.
    Когда, прогнав заботу вон,
    Певучий колокольный звон
    Все закоулки оглашает,
    Он гром небесный заглушает,
    Пускаются девицы в пляс.
    Какое пиршество для глаз!
    Кругом веселые погудки,
    Литавры, барабаны, дудки,
    Прыжки забавников-шутов.
    Возликовать весь мир готов,
    Сияют радостные лица.
    Одета дама, как царица.
    Нарядов не сыскать пышней.
    Сегодня мантия на ней,
    Мех драгоценный горностая.
    Венец, рубинами блистая,
    Красуется на белом лбу.
    Благословить могли судьбу
    Все те, кто даму видел ныне.
    Она прекраснее богини.
    Когда приблизился король,
    Свою ответственную роль
    Сыграть красавица старалась,
    Гостеприимно собиралась
    Монарху стремя подержать.
    Услуг подобных избежать
    Король галантный не преминул,
    Поспешно сам седло покинул.
    Сказала дама: «Государь —
    Здесь гость желанный, как и встарь.
    Наш замок удостойте чести
    Вы, государь, и с вами вместе
    Мессир Гавэйн, племянник ваш,
    Владений ваших верный страж».
    Красавице король ответил:
    «Да будет неизменно светел
    Ваш, госпожа, прекрасный лик,
    Чей свет я только что постиг.
    Дай бог, чтобы осталось цело
    Прекрасное такое тело».
    Он праздника не омрачил,
    В объятья даму заключил
    По предписаньям этикета,
    И дама оценила это.
    И продолжались торжества.
    Что делать! Все мои слова
    В подобных случаях бледнеют
    И, недостойные, тускнеют.
    Повествованье жаль бросать.
    Я постараюсь описать
    Благоразумным в назиданье
    Не просто встречу,— нет, свиданье
    (Все краски в мире мне нужны),—
    Свиданье солнца и луны.
    Повествованью не прерваться.
    Достоин солнцем называться
    Тот, кто над рыцарством царит,
    Чистейшим пламенем горит.
    Я продолжаю, как умею.
    Гавэйна я в виду имею.
    Он солнцем рыцарству светил,
    Все добродетели вместил.
    Всю землю солнце освещает,
    Святую правду возвещает.
    И полуночница лупа
    От солнца по удалена.
    Однажды солнцем восхитилась
    И тем же скотом засветилась,
    Согрелась, если не зажглась.
    Луна Люнеттою звалась.
    Красивая девица эта,
    Темноволосая Люнетта,
    Была любезна и умна,
    И без труда к себе она
    Гавэйна вмиг расположила.
    Гавэйна с ней судьба сдружила.
    И, но сводя с девицы глаз,
    Он выслушал ее рассказ,
    Правдивый с самого начала.
    Разумница не умолчала
    О том, как с помощью кольца
    Отчаянного храбреца
    От лютой гибели спасала.
    Все достоверно описала:
    И как задумала, и как
    Ускорила счастливый брак,
    Значенья не придав помехам.
    Гавэйн смеялся громким смехом.
    Ему понравился рассказ.
    «На все готов я ради нас,—
    Он молвил,— если вы не против,
    Гавэйна к службе приохотив,
    Считайте рыцарем своим
    Того, кто был непобедим,
    Как я считаю вас моею.
    Помыслить о других не смею».
    Разумница благодарит.
    «Спасибо, сударь»,— говорит.
    Одну из всех избрать не просто,
    Когда прелестниц девяносто.
    Ничуть не меньше было там
    Предупредительнейших дам
    Знатнейшего происхожденья,
    И все сулили наслажденье.
    Одну Гавэйн своей назвал,
    Гавэйн других не целовал.
    Он всем одну предпочитает
    И с нею время коротает,
    Покуда в замке пир горой
    И в первый день, и во второй.
    Уже кончается седмица,
    Но разве можно утомиться,
    Когда нельзя не пировать?
    Сумела всех очаровать
    Очаровательная дама,
    Хотя сказать я должен прямо:
    Напрасно в них кипела кровь.
    Любезность — это не любовь.
    Однако время распрощаться
    И восвояси возвращаться.
    В гостях годами не живут.
    Король и рыцари зовут
    С собой Ивэйна в путь обратный,
    Его прельщая жизнью ратной.
    «Неужто, сударь, вы из тех,
    Кто слишком падок до утех,—
    Гавэйн промолвил,— кто женился
    И раздобрел и облепился?
    И вы — супруг, и вы — сеньор!
    Не что иное, как позор
    В покое брачном затвориться!
    Сама небесная царица
    Подобных рыцарей стыдит.
    Блаженство, сударь, вам вредит.
    Вам рыцарствовать недосужно?
    Нет, совершенствоваться нужно,
    Красавицу завоевав.
    Скажите, разве я не прав?
    На помощь разум призовите
    И недоуздок ваш порвите!
    Проститься лучше вам с женой
    И снова странствовать со мной.
    Свою же славу защищайте!
    Турниры, друг мой, посещайте!
    Силен в науке боевой
    Тот, кто рискует головой.
    Слывет изнеженность виною.
    Вам надлежит любой ценою
    Себя в турнирах закалить,
    Чтоб слишком нежным не прослыть.
    Былую приумножьте славу!
    Затеем бранную забаву,
    Потешим смелые сердца!
    Останьтесь нашим до конца!
    Извольте внять предупрежденью:
    Вредит привычка наслажденью.
    Мой друг, в придачу к торжествам
    Разлука — вот что нужно вам.
    Подобный опыт пригодится,
    Чтобы полнее насладиться.
    Рассудок здравый говорит:
    Тем жарче дерево горит,
    Чем долее не разгоралось
    И сохранить себя старалось.
    Гораздо жарче будет впредь
    Любовь законная гореть,
    Когда разумный срок промчится.
    Советую вам разлучиться!
    Друг-рыцарь! Я не стану лгать:
    Любовь свою превозмогать,
    Как вам, пришлось бы мне с тоскою,
    Когда красавицей такою
    Мне довелось бы обладать.
    Красавиц трудно покидать.
    Господь — свидетель! Может статься,
    В безумье легче мне скитаться.
    Но лучше рыцарь-сумасброд,
    Чем проповедник жалкий тот,
    Который сразу нарушает
    Все то, что сам провозглашает».
    Гавэйн Ивэйна пристыдил
    И наконец-то победил.
    Готов наш рыцарь согласиться.
    Он только хочет отпроситься
    Перед отъездом у жены,
    Как поступать мужья должны.
    Волнение превозмогая,
    Ивэйн промолвил:
    «Дорогая! Вы — жизнь моя, моя душа.
    Ни в чем пред вами не греша,
    Рискуя честью поплатиться,
    Я вынужден к вам обратиться!»
    «Извольте, сударь, продолжать!
    Не смею вам я возражать,
    Похвальны ваши устремленья».
    И просит рыцарь позволенья
    Уехать на короткий срок,
    Тогда бы доказать он мог
    На всяком рыцарском турнире,
    Кто самый лучший рыцарь в мире.
    Честь нужно рыцарю хранить.
    Иначе неженкой дразнить
    Начнут счастливого супруга,
    Как жертву вечного досуга.
    Сказала дама: «Так и быть!
    Но вас могу я разлюбить.
    Когда вы в срок не возвратитесь,
    Навек со мной вы распроститесь.
    Вы поняли меня? Так вот:
    В распоряженье вашем год.
    Во избежание обмана
    Ко дню Святого Иоанна
    Седмицу присовокупим
    И клятвой договор скрепим.
    Год проведу я в ожиданье.
    Однако, сударь, опозданье
    (Я говорю в последний раз)
    Моей любви лишает вас».
    Ивэйна скорбь одолевает.
    Наш рыцарь слезы проливает.
    Вздыхает он: «Ужасный срок!
    Как жаль, что я не голубок.
    Я прилетал бы то и дело,
    Тогда бы сердце не болело.
    Нельзя мне в небесах летать,
    О крыльях можно лишь мечтать.
    Извилисты пути мирские.
    Бог весть, опасности какие
    В дороге могут угрожать.
    Скитальца могут задержать
    Болезнь, ранение, леченье,
    Безжалостное заключенье
    В жестоком вражеском плену.
    К вам в сердце я не загляну,
    Но где же наше состраданье?
    И это — просто опозданье?»
    Сказала дама: «В добрый час!
    Могу заверить, сударь, вас:
    Невзгоды бог предотвращает.
    Влюбленных, тех, кто обещает
    И обещание хранит,
    В дороге бог оборонит.
    Свои сомнения уймите!
    Кольцо мое с собой возьмите!’
    Но забывайте обо мне
    И победите на войне!
    Кто не забыл своей супруги,
    Тот не нуждается в кольчуге.
    Кто дышит верностью одной,
    Тот сам железный, сам стальной.
    Какой там плен, какая рана!
    Любовь — надежная охрана!»
    Ивэйн в слезах простился с ней.
    Пора садиться на коней.
    Попробуйте не разрыдаться!
    Но может больше дожидаться
    Столь снисходительный король.
    Рассказ мне причиняет боль,
    Как будто сам я, повествуя,
    Вкушаю горечь поцелуя,
    Когда к непрошеным слезам
    Примешан гибельный бальзам.
    Копыта конские стучали.

    Ивэйн в тоске, Иэйн в печали.
    Год безотрадный впереди.
    Какая пустота в груди!
    Отправилось в дорогу тело,
    А сердце в путь не захотело.
    Не избежавшее тенет,
    К другому сердцу сердце льнет.
    Все это любящим знакомо.
    Ивэйн оставил сердце дома.
    Своих тенет оно не рвет,
    И тело кое-как живет,
    Пока душою обладает,
    Томится, бедствует, страдает.
    Кого угодно удивит
    Невероятный этот вид:
    Без сердца двигается тело.
    Несчастное осиротело.
    Не повинуется уму,
    Влечется к сердцу своему,
    Блуждает, бренное, в надежде
    Соединиться с ним, как прежде.
    Разлука сердце бередит,
    На свет отчаянье родит.
    Отчаянье беду пророчит,
    Сбивает с толку и морочит
    На перепутиях дорог,
    И позабыт предельный срок.
    Пропущен срок, и нет возврата:
    Непоправимая утрата!
    Я полагаю, дело в том,
    Что, странствуя своим путем,
    На бой отважных вызывая
    И состязанья затевая,
    Гавэйн Ивэйна развлекал
    И никуда не отпускал.
    На всех турнирах побеждая,
    Свою отвагу подтверждая,
    Ивэйн сподобился похвал.
    Год незаметно миновал,
    Прошло гораздо больше года.
    Когда бы мысль такого рода
    Ивэйну в голову пришла!
    Нет! Закусил он удила.
    Роскошный август наступает,
    Весельем душу подкупает.
    Назначен праздник при дворе.
    Пируют рыцари в шатре.
    Король Артур пирует с ними,
    Как будто с братьями родными.
    Ивэйн со всеми пировал,
    От рыцарей не отставал.
    Внезапно память в нем проснулась,
    Воспоминанье шевельнулось.
    Свою провинность осознал,
    Чуть было вслух не застонал.
    Преступнику нет оправданья.
    Он подавлял с трудом рыданья,
    Он слезы сдерживал с трудом,
    Охвачен скорбью и стыдом.
    Безумьем горе угрожает.
    Как вдруг девица приезжает
    На иноходце вороном,
    Казалось, ночь настала днем.
    Дорога всаднице открыта.
    Угрюмо цокают копыта,
    Как будто в небо слышен гром.
    Зловещий конь перед шатром.
    Девица, сбросив плащ дорожный,
    Вошла походкой осторожной.
    О снисхождении моля,
    Приветствовала короля,
    Гавэйна храброго почтила.
    Погрешностей не допустила
    Красноречивая ни в чем
    (Успех девице предречем).
    Приказ девица исполняет,
    Ивэйна громко обвиняет,
    Бессовестного хитреца,
    Неисправимого лжеца.
    «Над госпожою надругался!
    Любви законной домогался —
    И поступил, как низкий вор.
    Кто скажет: это оговор?
    Проступков не бывает гаже.
    Мессир Ивэйн виновен в краже.
    Изменник чувствами играл
    И сердце госпожи украл.
    А тот, кто любит, не ворует.
    Сама Любовь ему дарует
    То, что презренный вор крадет.
    За любящим не пропадет
    То, что любимая вверяет.
    Нет, любящий не потеряет
    В дороге сердце госпожи,
    Пересекая рубежи.
    Изменник сердце похищает,
    Он лицемерит, совращает.
    Преступный пыл, дурная страсть
    Сердца доверчивые красть.
    Мессир Ивэйн виновен в этом,
    Он вопреки своим обетам
    Жестоко даму оскорбил,
    Похитил сердце и разбил.
    Изменник низкий не запнется,
    Он в чем угодно поклянется.
    Мессир Ивэйн сказал: «Клянусь,
    Что ровно через год вернусь».
    И забывает, как ни странно,
    Он день Святого Иоанна.
    Забыл? Нет, просто обманул,
    На госпожу рукой махнул.
    Она его не забывает,
    Ночами слезы проливает,
    В своей светлице заперлась,
    Возлюбленного заждалась,
    Молитвы про себя шептала,
    Как в заточении считала
    Такие медленные дни.
    Вот что Любовью искони
    На белом свете называют.
    Любовь свою не забывают.
    Ивэйн! Любовь ты осквернил,
    Своим обетам изменил!
    Измену дама не прощает,
    Тебе вернуться запрещает,
    Тебя, зловредного лжеца,
    Лишает своего кольца
    В ответ на эти оскорбленья.
    Отдай кольцо без промедленья!»
    Не в силах рыцарь отвечать.
    Легко безмолвных обличать.
    Разоблачила, уличила
    И обвиненье заключила,
    Сорвав кольцо с его перста.
    А тот, в ком совесть нечиста,
    Оправдываться не пытался,
    С кольцом безропотно расстался,
    Чтобы в безмолвии страдать.
    Девица божью благодать,
    Прощаясь, громко призывает
    На тех, кто в боге пребывает.
    Лишь тот, кто был разоблачен,
    От бога как бы отлучен.
    Кто оскорбил свою святыню,
    Тот хочет убежать в пустыню,
    Безлюдным вверившись местам,
    Чтобы найти забвенье там.
    Несчастный думает: «Исчезну!»
    Навеки сгинуть, кануть в бездну,
    Когда нельзя себе простить
    И невозможно отомстить.
    Однако верные бароны
    Ему потворствовать не склонны.
    Хотят Ивэйна сторожить,
    Чтобы не вздумал наложить
    Он руки на себя в печали.
    Покуда стражу назначали,
    Мессир Ивэйн рванулся прочь.
    Не в силах горя превозмочь,
    Бежал наш рыцарь без оглядки.
    Остались позади палатки.
    В нем вихрь жестокий бушевал.
    Одежду рыцарь в клочья рвал.
    Ткань дорогую раздирает,
    Рассудок на бегу теряет.
    Бежит в безумии бегом.
    Поля пустынные кругом,
    Кругом неведомая местность.
    Баронов мучит неизвестность.
    Ивэйна нужно разыскать,
    Стеречь и впредь не отпускать,—
    В такой тоске скитаться вредно.
    Мессир Ивэйн пропал бесследно.
    Искали в замках и в садах,
    В селениях и в городах.
    В пути судили да рядили,
    Искали и не находили.
    Ивэйна нет! Пропал, исчез!
    Наш рыцарь углубился в лес.
    Выздоровления не чает.
    Как вдруг лесничего встречает,
    И у лесничего из рук
    Безумец вырывает лук.
    Дичину в дебрях он стреляет
    И голод мясом утоляет.
    Среди пустынных этих мест
    Ивэйн сырое мясо ест.
    В лесах безумец наш дичает.
    Однажды скит он замечает.
    В скиту отшельник обитал.
    Ивэйн врасплох его застал:
    Пни корчевал пустынножитель.
    Он спрятался в свою обитель,
    Молитву на бегу творя,
    Едва приметил дикаря.
    Закрыл пустынник дверь со стуком;
    Однако сразу хлеба с луком
    Просунул в тесное окно.
    Голодных не кормить грешно.
    И хлеб и лук дикарь хватает.
    Жует он, чавкает, глотает.
    Он ел впервые хлеб такой.
    Дешевой черною мукой
    Пустынник добрый пробавлялся,
    Зеленым луком разговлялся.
    Дикарь дожевывает хлеб,
    Не так он вроде бы свиреп.
    Наевшись, мирно удалился.
    Отшельник богу помолился,
    Чтобы помог он дикарю.
    (Отшельника я не корю.
    Он поступил, как подобает.)
    Безумец наш не погибает.
    Теперь, сразив стрелою лань,
    Отшельнику несет он дань,
    Приносит ланей и оленей.
    Без всяких специй и солений
    Отшельник приготовит их,
    Жаркого хватит на двоих,
    И кое-что осталось даже:
    Годятся шкуры для продажи.
    Пустынник ел в глуши лесной
    Ячменный хлеб и хлеб ржаной.
    В лесах не требуются дрожжи,
    Заквашивать себе дороже.
    Безумцу нравится еда,
    И хлеб, и мясо, и вода,
    Вода живая ключевая.
    Лежал он, в дебрях почивая,
    Не внемля тихим голосам.
    В то время дама по лесам
    С двумя девицами гуляла.
    Одна девица пожелала
    На полоумного взглянуть,
    Который вздумал тут заснуть.
    Седло девица покидает
    И в изумленье наблюдает:
    Безумец нагишом лежит,
    От холода во сне дрожит.
    Пропали разом все приметы
    Поскольку человек раздетый.
    Нет, но в убожестве таком
    Девице рыцарь был знаком.
    Роскошно рыцарь одевался,
    Когда Ивэйном прозывался.
    Теперь он голый… Стыд и срам!
    Однако вот знакомый шрам —
    Неизгладимый след раненья.
    Ивэйн пред нею, нет сомненья!
    Но что такое с ним стряслось,
    Ей выяснить не удалось.
    Испуганно перекрестилась,
    Поспешно к даме возвратилась
    И рассказала, лея в слезах,
    Что в этих девственных лесах
    Ивэйн раздетый, безоружный
    И не иначе как недужный,
    Свалившись, погрузился в сон.
    От госпожи де Нуриссон
    (Так эта дама прозывалась)
    Ее девица добивалась,
    Чтоб госпожа дала приказ
    Помочь Ивейну в сей же час:
    «Сударыня, вы замечали:
    Мы все безумствуем в печали.
    Отчаянье — такая тьма,
    Что сходит человек с ума.
    Мессир Ивэйн, конечно, в горе.
    Оно причина этой хвори.
    Ивэйна следует лечить
    Вас, госпожа, не мне учить,
    Но правды нечего стыдиться:
    Нам с вами рыцарь пригодится».
    Сказала дама: «Скорбь и гнев
    В душе его преодолев,
    Поможет рыцарю леченье.
    Целительное облегченье!
    Ивэйну я лекарство дам.
    Мне подарила свой бальзам
    Ведунья мудрая Моргана.
    От непроглядного тумана
    Он душу грешную спасет,
    Ивэйну счастье принесет».
    Скорее в замок поскакали,
    Заветный ларчик отыскали.
    Бальзам таинственный хорош.
    Виски болящему натрешь —
    И полумертвый воскресает.
    От меланхолии спасает
    Сей чудодейственный бальзам,
    О чем спешу поведать вам.
    Не хвастая благодеяньем,
    Необходимым одеяньем
    Решили рыцаря снабдить.
    Неловко голому ходить.
    Король бы мог носить с успехом
    Дорожный плащ, подбитый мехом,
    Камзол, рубашку и штаны,
    Сапожкам новым нет цены,
    И быстроногий конь в придачу,—
    Слов понапрасну я не трачу.
    Безумный рыцарь крепко спит,
    Не слышит кованых копыт.
    И на прогалине укромной,
    Где возвышался дуб огромный,
    Девица спрятала коней.
    Бальзам целительный при ней.
    Над рыцарем она склонилась
    И натереть не поленилась
    Ивэйна с головы до ног,
    Чтобы скорей бальзам помог.
    Пред госпожою согрешила,
    До дна ларец опустошила —
    Авось не выдаст лес густой.
    Бальзама нет. Ларец пустой.
    И поспешила удалиться.
    Пора больному исцелиться,
    Слепое бешенство прошло,
    И снова на душе светло.
    Наш рыцарь славный пробудился,
    Опомнился и застыдился,
    У видов, что совсем раздет,
    Однако мешкать смысла нет.
    Наряд Ивэйну пригодился.
    Оделся рыцарь, нарядился
    И, не подумав отдохнуть,
    Заторопился в дальний путь.
    Наш рыцарь ехал в размышленье,
    Как вдруг раздался в отдаленье
    Не то чтобы звериный рык —
    Отчаянный протяжный крик.
    Кустарник дикий, глушь лесная,
    В дремучих дебрях тень сплошная,
    Нахмуренные дерева.
    И заприметил рыцарь льва,
    Когда кустарник расступился.
    Громадный лютый змей вцепился
    В хвост бедному царю зверей.
    Огнем дышал при этом змей.
    Мессир Ивэйн остановился
    И, приглядевшись, удивился.
    Чью сторону в бою принять?
    Придется на себя пенять,
    Ошибку допустив случайно.
    Уж очень все необычайно!
    В смертельной схватке лев и змей.
    Попробуй-ка уразумей,
    Кто помощи твоей достоин,
    Когда ты сам примерный воин.
    Рассудок здравый говорит:
    Преступен тот, кто ядовит.
    Перечить разуму не смея,
    Ивэйп решил прикончить змея.
    Ивэйн выхватывает меч.
    Огнем лицо ему обжечь
    Змей разъяренный попытался.
    Ивэйн, однако, цел остался.
    Ивэйна щит предохранил.
    Расправу рыцарь учинил
    Над ядовитым этим змеем,
    Как над безжалостным злодеем.
    Ивэйну пламя нипочем.
    Он гадину рассек мечом,
    Он змея разрубил на части,
    Из этой кровожадной пасти
    Не вырвав львиного хвоста.
    Была задача не проста.
    Решить задачу подобает.
    Искусно рыцарь отрубает
    Зажатый кончик, чтобы лев
    Освободился, уцелев.
    Должно быть, хищник в раздраженье
    И нужно с ним вступить в сраженье.
    Но нет! Колени лев согнул,
    В слезах, признательный, вздохнул.
    И рыцарь добрый догадался,
    Что лев навек ему предался
    И этот благородный зверь
    Принадлежит ему теперь.
    Мгновенья рыцарь не теряет,
    Свой меч прилежно вытирает.
    Он яд змеиный смыл с меча,
    Сталь драгоценную леча.
    Дорогу лев не преграждает,
    Ивэйна лев сопровождает
    Путем неведомым лесным.
    Отныне лев повсюду с ним,
    С ним вместе днюет и ночует,
    Издалека дичину чует,
    Усердный рыскает в лесу,
    Подобно преданному псу.
    Когда косулю загрызает,
    Свою добычу не терзает,
    Напьется крови и скорей,
    Неукротимый царь зверей,
    Обременив добычей спину,
    Несет косулю господину.
    Не жарят мясо без огня.
    Ивэйн при помощи кремня —
    Сухой валежник зажигает.
    Разделать тушу помогает
    Умелый свежевальщик лев,
    Смиряя свой голодный зев.
    Со зверем кровожадным дружен,
    Ивэйн себе готовит ужин,
    На вертел мясо нанизал.
    И прикоснуться не дерзал
    Благонадежный лев к дичине,
    Я думаю, по той причине,
    Что господина слишком чтил.
    Лев ни куска не проглотил,—
    Покуда рыцарь наедался,
    Лев терпеливо дожидался.
    Жаркое нечем посолить,
    И даже не во что налить
    Вина, хотя среди пустыни
    Вина, конечно, нет в помине.
    Я речь мою к тому веду,
    Что принимался за еду
    Лев лишь тогда, когда, бывало,
    Наестся рыцарь до отвала.
    Усталый рыцарь крепко спит,
    Подушку заменяет щит.
    Лев на часах не утомился,
    Покуда конь травой кормился,
    Хоть на кормах подобных впредь
    Едва ли можно разжиреть
    В глухих лесах без всякой цели
    Они блуждали две педели.
    И что же? Перед родником,
    Который так ему знаком,
    Случайно рыцарь оказался.
    Какими думами терзался
    Он под высокою сосной
    Перед часовенкой лесной!
    Чуть было вновь не помешался.
    Он сетовал, он сокрушался,
    Себя, несчастный, укорял,
    В слезах сознанье потерял,
    И наземь замертво свалился
    Тот, кто недавно исцелился.
    Как будто чтобы рядом лечь,
    Сверкнул на солнце острый меч,
    Внезапно выскользнув из ножен,
    Куда небрежно был он вложен.
    В кольчугу меч попал концом,
    Разъединив кольцо с кольцом,
    Ивэйну поцарапал шею
    Он сталью хладною своею.
    Ивэйну в тело сталь впилась,
    И кровь на землю полилась.
    Хотя не пахнет мертвечиной,
    Сочтя беспамятство кончиной,
    Лев стонет, охает, ревет,
    Когтями, безутешный, рвет
    Свою же собственную гриву,
    Подвластен скорбному порыву
    Он жаждет смерти сгоряча.
    Зубами лезвие меча
    Из раны быстро извлекает
    И рукоять меча втыкает
    Он в щель древесного ствола,
    Чтобы сорваться не могла,
    Когда пронзит жестокой сталью
    Он грудь себе, томим печалью.
    Как дикий вепрь перед копьем,
    Лев перед самым острием
    На меч неистово рванулся,
    Но в этот миг Ивэйн очнулся,
    И лев на меч не набежал,
    Свой бег безумный задержал.
    Очнувшись, рыцарь наш вздыхает.
    Пожар в душе не утихает.
    Не может он себе простить,
    Как мог он время пропустить,
    Назначенное госпожою,
    Сбит с толку прихотью чужою.
    Надежду кто ему вернет?
    Мессир Ивэйн себя клянет:
    «Загублена моя отрада.
    Убить себя теперь мне надо.
    Не стоит жизнью дорожить,
    Когда на свете нечем жить.
    Темницу бренную разрушу,
    На волю выпуская душу.
    Когда страдать обречено
    С душою тело заодно,
    Душа болит, и телу больно,
    Расстаться лучше добровольно —
    Быть может, порознь боль пройдет.
    Нетерпеливо смерти ждет
    Тот, кто сокровища лишился.
    Покончить жизнь я не решился
    Самоубийством до сих пор,
    Хотя такая жизнь — позор!
    Я должен был бы, безусловно,
    Себя возненавидеть кровно.
    Ведь это по моей вине
    Любовь моя враждебна мне.
    На льва душа моя сошлется:
    Мой лев пытался заколоться,
    Решив, что смерть моя пришла.
    Я сам себе желаю зла,—
    Я был счастливее счастливых,
    Был горделивей горделивых,
    И я себя не покарал,
    Когда, безумец, обокрал
    Я сам себя, навек теряя
    Все радости земного рая!»
    Вздыхал он, сетовал, стонал,
    Себя, рыдая, проклинал,
    Как будто был он всех виновней.
    Не ведал рыцарь, что в часовне
    Несчастная заключена,
    Не знал, что с трещиной стена.
    Внезапно голос вопрошает:
    «Кто это бога искушает?»
    «А вы-то кто?» — Ивэйн спросил.
    «Рассказывать не хватит сил.
    Вы видите: я в заключенье.
    Всех мук страшней мое мученье».
    «Молчи! — мессир Ивэйн вскричал.
    Придурковатых я встречал,
    Но ты, видать, совсем шальная.
    Мучений подлинных не зная,
    Блаженство мукою зовешь.
    В благополучии живешь
    Ты по сравнению со мною.
    Кто знался с радостью одною,
    Тот горя нe перенесет.
    От горя сила не спасет.
    И ты сама понять могла бы:
    Всю жизнь свою плетется слабый,
    Груз по привычке волоча,
    Который сломит силача».
    «Вы правы, сударь, я не спорю.
    Однако подлинному горю
    Ваш скорбный опыт — не чета.
    Я здесь в часовне заперта,
    А вы, мессир, куда угодно
    Поехать можете свободно,
    Тогда как я заключена
    И умереть обречена».
    «Но за какие преступленья?»
    «Ах, сударь, нет мне избавленья!
    Я, не повинная ни в чем,
    Предстану перед палачом.
    Меня в измене обвинили,
    Оклеветали, очернили,
    Назначили на завтра суд,
    И приговор произнесут,
    И по законоположению
    К повешенъю или к сожженью
    Они меня приговорят.
    Найду защитника навряд».
    «Конечно, мне гораздо хуже,—
    Ивэйн откликнулся снаружи,—
    Вас первый встречный защитит
    И вам свободу возвратит».
    «Нет, господин мой, только двое,
    И то, когда бы за живое
    Моя судьба задела их,
    Могли бы супротив троих
    Сразиться — каждый в одиночку».
    «Тут лучше бы платить в рассрочку.
    Неужто трое против вас?»
    «Три обвинителя зараз».
    «Не так уж это мало — трое.
    А как зовутся те герои?
    И где найдете вы таких?
    Кто в мире супротив троих,
    Отважный, выступить решится?»
    «Подобных схваток не страшится
    Достойнейший мессир Гавэйн
    И доблестный мессир Ивэйн,
    Из-за которого страдаю
    И смерти завтра ожидаю».
    «Из-за кого? Что слышу я?»
    «Сын Уриена-короля
    Всему причиною невольной».
    «Зачем же этот путь окольный?
    Вы не умрете без меня,
    В своей погибели виня
    Ивэйна бедного, который
    Пустые эти разговоры
    По неразумию ведет,
    Тогда как вас погибель ждет,
    Ведь это вы меня спасали
    В прекрасном зале, в страшном зале,
    Когда я голову терял,
    Когда себе не доверял.
    Без вас я спасся бы едва ли,
    Меня бы там четвертовали.
    И вас хотят они казнить?
    И вас в измене обвинить
    Клятвопреступники дерзнули?
    На добродетель посягнули?»
    «Мессир, не стану я скрывать:
    Приходится мне горевать
    Из-за того, что выручала
    Я, сударь, вас, когда сначала
    Намеревались вас казнить.
    Вас я надумала женить
    На госпоже, но бог — свидетель,
    На вашу глядя добродетель,
    Я думала, что госпожу
    Подобным браком одолжу.
    Вы вскоре странствовать пустились,
    Обратно в срок не возвратились,
    Отсутствовали через год.
    Пошли тогда наветы в ход.
    Я постепенно убедилась,
    Что дама на меня сердилась,
    Как будто бы моя вина
    В том, что она оскорблена.
    А тут интриги, сплетни, козни.
    Добиться между ними розни
    Коварный сенешаль мечтал,
    И подходящий миг настал.
    Бесстыдных совесть не стесняет.
    Меня в измене обвиняет
    При всех лукавый клеветник
    И заявляет, что проник
    Он, бдительный и неподкупный,
    В наш с вами замысел преступный,
    Как будто вам я предалась,
    От нашей дамы отреклась.
    Как можете вы догадаться,
    Довольно трудно оправдаться,
    Когда судья несправедлив.
    И закричала я, вспылив:
    «Всех мой защитник побеждает,
    Один с троими совладает».
    Мой ненавистник не дремал,
    На слове враг меня поймал,
    Хоть подобает отказаться
    В бою неравном состязаться
    С одним воителем втроем.
    Настаивая на своем,
    Меня порочат, оскорбляют
    И, наконец, предоставляют
    Отсрочку мне на сорок дней.
    Оправдываться все трудней.
    О вас я, сударь, тосковала,
    И при дворе я побывала.
    Как мне найти дорогу к вам,
    Никто сказать не мог мне там
    И мне помочь не торопился».
    «Как! Неужели не вступился
    Гавэйн достойнейший за вас
    И неповинную не спас?»
    «Об этом я сама мечтала,
    Гавэйна там я не застала.
    Державу обесчестил вор:
    Однажды королевский двор
    Какой-то рыцарь посещает
    И королеву похищает,
    Куда-то скрылся лиходей.
    Замешан в этом деле Кей.
    Король в безумном огорченье
    Дает Гавэйну порученье
    Похищенную разыскать
    (Отважному не привыкать
    К наитягчайшим испытаньям
    И продолжительным скитаньям).
    Перед кончиною не лгут,
    Меня, злосчастную, сожгут
    За то, что вам я помогала
    И ради вас пренебрегала
    Благополучием своим».
    Такой исход недопустим! —
    Воскликнул рыцарь.— Боже правый!
    И совесть, и рассудок здравый
    На вашей будут стороне.
    За вас приличествует мне.
    Душой и телом поручиться.
    Худого с вами не случится,
    Покуда ваш защитник жив.
    Упреки ваши заслужив,
    Свою провинность искупаю,
    За вас в неравный бой вступаю.
    Не смея думать об ином,
    Прошу я только об одном:
    Кто я такой, не открывайте,
    По имени не называйте
    Ни в коем случае меня,
    Инкогнито мое храня».
    Ответила девица: «Что вы!
    Вы защищать меня готовы,
    А я за вас не постою?
    Не беспокойтесь: утаю
    Я ваше имя, умирая;
    И завтра, зажило сгорая,
    Не выдам вас я палачу
    И напоследок промолчу.
    У вас я не прошу защиты,
    И так мы, сударь, с вами квиты,
    Когда вы рады жизнь отдать,
    Чтобы за вас не пострадать
    Одной несчастной заключенной.
    Мне, на погибель обреченной,
    Погибель ваша не нужна.
    Когда погибнуть я должна,
    Вам, сударь, вовсе нет причины
    Искать безвременной кончины».
    Ответил рыцарь: «Полно вам!
    Позор, проклятье, стыд и срам
    Тому, кто друга покидает,
    Когда в неволе друг страдает
    И на погибель обречен.
    Судьбою вашей удручен,
    Я помогу вам, так и знайте!
    Нет, вы меня не прогоняйте!
    Оставить вас я не могу,
    Когда пред вами я в долгу.
    В бою погибнуть благородней,
    А впрочем, с помощью господней,
    Урон троим я нанесу.
    Придется ночевать в лесу:
    Мне больше негде приютиться,
    Когда полночный мрак сгустится».
    «Прощайте, сударь! Добрый путь!
    Дай бог вам, сударь, отдохнуть,
    Достигнув дружеского крова,
    Когда судьба не так сурова».

    Ивэйн пришпоривал коня
    И в первой половине дня
    К часовне все же возвратился,
    Душою рыцарь возмутился,
    В негодовании смотрел:
    Костер губительный горел.
    Девицу накрепко связали,
    Как будто вправду доказали
    Ее смертельную вину,
    Рубашку белую одну
    С безжалостным пренебреженьем
    Оставив ей перед сожженьем.
    Наш славный рыцарь оскорблен
    (Умом и чувством обделен
    Тот, кто сегодня провинился,
    Когда в рассказе усомнился).
    Мессир Ивэйн уверен в том,
    Что победит в бою святом.
    Господь виновных осуждает,
    Невинного не покидает.
    Ивэйна лев сопровождал.
    Нет, рыцарю не досаждал
    Сподвижник этот благородный,
    Оруженосец превосходный.
    Ивэйн во весь опор скакал,
    Конем своим зевак толкал.
    Кричит он: «Стойте, погодите!
    Безвинную освободите!
    Прочь, подлецы! Злодеи, прочь!
    В костер не дам ее волочь!»
    И расступаются в испуге
    Безукоризненные слуги.
    Народ покорно присмирел,
    И рыцарь снова лицезрел
    Красавицу, черты которой
    Среди вселенского простора
    В разлуке сердцем созерцал.
    Нет, этот светоч не мерцал,
    Сиял он, смертных ослепляя,
    Такое пламя в грудь вселяя,
    Что сердце чуть не сорвалось,
    Обуздывать его пришлось
    Наикрепчайшею уздою,
    Как скакуна перед ездою.
    Затих всеобщий шум и гам,
    Лишь слышен плач придворных дам.
    Люнетте дамы сострадали,
    Вздыхали, плакали, рыдали:
    «Ах, позабыл нас, видно, бог.
    Застигла нас беда врасплох.
    Судьбу в слезах мы укоряем:
    Подругу лучшую теряем,
    Люнетта помогала вам,
    Не забывала бедных дам,
    Родных сиротам заменяла
    И госпоже напоминала
    С такою милой добротой:
    Пошлите бедной даме той
    Накидку беличьего меха.
    Богатству щедрость — не помеха
    Попробуй платья поищи!
    Где мы возьмем себе плащи,
    Где мы себе достанем юбки
    Без нашей ласковой голубки?
    Понять могла она одна,
    Как жизнь придворная трудна.
    В ответ на слезное прошенье
    Теперь услышим поношенье,
    О ней, заботливой, скорбя.
    Сегодня каждый за себя,
    Никто другим не порадеет,
    Когда богатством завладеет».
    Мог рыцарь убедиться сам,
    Внимая скорбным голосам
    Девицу искренне жалели.
    Хотя законы не велели
    Приговоренную жалеть,
    Печали не преодолеть.
    Но толку нет в слезах и пенях.
    Уже девица на коленях
    В своих покаялась грехах,
    Превозмогла смертельный страх.
    Как вдруг защитник появился.
    Он перед ней остановился
    И произнес: «Девица! Где
    Тот, кто в своей слепой вражде
    Вас всенародно обвиняет?
    Пусть на себя теперь пеняет!
    Когда от всех своих клевет,
    Опровергая свой навет,
    Он в сей же час не отречется,
    В сраженье кривда пресечется».
    Девица только в этот миг
    Могла увидеть, что возник
    Пред ней защитник долгожданный,
    Как бы самим всевышним данный.
    «Мессир! — девица говорит.—
    Вы видите, костер горит,
    И если бы вы запоздали,
    Злодеи бы не подождали,
    Уже была бы я золой.
    Солгал мой обвинитель злой,
    Меня вы, сударь, защитите
    И мне свободу возвратите!»
    Лишь сенешаль невозмутим.
    Два брата в седлах рядом с ним.
    И сенешаль промолвил грозно:
    «Теперь оправдываться поздно,
    Не на словах опровергать,—
    Таковских надобно сжигать.
    Оставь ты нас, глупец, в покое!
    Смотри, перед тобою трое.
    Сдается мне, ты слишком смел.
    Проваливай, покуда цел!»
    «Пускай спасается трусливый,—
    Ивэйн ответил,— тон хвастливый —
    Скорее свойство клеветы,
    Чем верный признак правоты.
    Я никого не оскорбляю,
    Лишь всенародно объявляю:
    Девице верю я вполне.
    Дала девица клятву мне,
    Что верность госпоже хранила,
    Не только ей не изменила,—
    Не помышляла изменить.
    Безвинную грешно винить.
    Тот, кто девицу обвиняет,
    Себя в моих глазах роняет.
    Втроем напрасно мне грозят.
    Взять обвинения назад
    Я предлагаю сенешалю,
    Своих противников не жалю
    В словесных стычках языком.
    Нет, мне язык мечей знаком.
    Меня сраженье не пугает.
    Бог в битве честным помогает,
    Я верю, что в союзе с ним
    Не уступлю в бою троим».
    Тут сенешаль провозглашает,
    Что лев сражению мешает.
    Убрать, мол, подобает льва.
    Один защитник, а не два.
    С одним должны сразиться трое.
    Как быть! Условие такое —
    И нечего терять слова.
    Ивэйн ответствовал, что льва
    В сражение не вовлекает,
    Хотя при этом допускает,
    Что лев ничуть не согрешит,
    Когда вмешаться сам решит.
    Перечит сенешаль: «С тобою
    Готовы мы сегодня к бою,
    С тобою, только не со львом,
    На этом лучше спор прервем.
    Зачем напрасно раздражаться,
    Когда не хочешь ты сражаться?
    В огонь изменнице пора.
    Быть может, в пламени костра
    Не наказанье — искупленье
    Неслыханного преступленья».
    Ответил рыцарь: «Нет, постой!
    Меня подвигнул дух святой
    На эту битву, и сегодня
    Со мною благодать господня».
    На льва мессир Ивэйн взглянул,
    И лев перечить не дерзнул.
    Он, выполняя повеленье,
    Ложится, смирный, в отдаленье.
    И сенешаль, повеселев,
    Поскольку выбыл страшный лев,
    Немедля к братьям обернулся.
    Он с братьями перемигнулся,
    И каждый со своим копьем
    На поединок, но втроем,
    Воинственные, устремились.
    Их копья вмиг переломились,
    Отведав доброго щита.
    (В неправом деле все — тщета.)
    Копье в руках Ивэйна цело,
    Надежный щит — святое дело.
    У нападающих зато
    Щиты как будто решето.
    Назад наш рыцарь отъезжает
    И сенешаля поражает
    С разгону так, что не в седле —
    На неприветливой земле
    Противник жалкий без движенья,
    Но продолжается сраженье.
    Сверкнули длинные мечи,
    Кровопролитные лучи.
    Хотя грозят Ивэйну двое,
    Не с ними счастье боевое.
    Ивэйн отпор обоим дал,
    Он в этой битве побеждал.
    Тут сенешаль пошевельнулся,
    Опамятовался, очнулся,
    Вот-вот он сможет сесть в седло.
    Дурному рыцарю везло,
    Упал он, чтобы сил набраться.
    Вновь сенешаль способен драться.
    Наш рыцарь, не в пример другим,
    В бою давал отпор троим
    И в этой битве утомился.
    Тогда-то с ревом устремился
    К нему на помощь верный лев,
    Сомнения преодолев.
    Решимость бог ему внушает,
    И лев запреты нарушает.
    Должно быть, внял всевышний сам
    Молению придворных дам.
    В своей тревоге безоружной
    Молились дамы богу дружно,
    Чтобы приезжий победил
    И, победив, освободил
    Чистосердечную девицу,
    Обиженную голубицу.
    Лев жажду мести утолил,
    Он сенешаля повалил.
    В когтях кольчуга, как солома
    В тяжелых лапах бурелома.
    Нисколько не боясь меча,
    Добрался мигом до плеча.
    Ломая кости, в мякоть бока
    Он когти запустил глубоко.
    Не дав покаяться в грехах,
    Когтями рылся в потрохах,
    Кишки наружу выпускает.
    Стеная, кровью истекает
    В кровавой луже сенешаль.
    Такие когти — словно сталь.
    Клыки безжалостные скаля,
    Напал на братьев сенешаля,
    В сражении рассвирепев,
    Неукротимый воин лев.
    Досталось от него обоим,
    Обоих бьет он смертным боем.
    И всем запретам вопреки
    Скрежещут львиные клыки
    И в предвкушении расплаты
    Насквозь прокусывают латы.
    Но далеко до торжества:
    Мечами братья ранят льва.
    Мессир Ивэйн заметил это
    И в ярости невзвидел света,
    Такой обиды не стерпел.
    Он сам, как лев, рассвирепел.
    Свои раненья забывает,
    Противников одолевает,
    Обоих недругов теснит,
    Клятвопреступников казнит.
    В смертельном страхе задрожали,
    Мечей в руках не удержали,
    Доспехи все повреждены.
    Несчастные принуждены
    Чужому рыцарю сдаваться
    И побежденными назваться.
    Не стонет лев и не рычит,
    Израненный кровоточит,
    Вот-вот, пожалуй, околеет.
    Ивэйн сподвижника жалеет,
    Льву помощь хочет оказать
    Он, прежде чем перевязать
    Свои бессчетные раненья.
    Теперь отпали обвиненья,
    Девица освобождена,
    Прощеньем вознаграждена.
    Ее враги в огне сгорают,
    Позорной смертью умирают,
    Самих себя приговорив.
    Закон старинный справедлив.
    Девицу дама ублажает,
    К себе, как прежде, приближает.
    Вслух сенешаля все клянут,
    К сеньору доблестному льнут,
    От раболепства изнывая,
    Сеньора в нем не узнавая.
    Ивэйна не узнала та,
    Чья царственная красота
    Душою рыцаря владела.
    Напрасно на него глядела
    Пленительная госпожа.
    Себя с достоинством держа,
    Ивэйна в замок приглашает.
    Прислуга льву не помешает.
    Удобней в замке ночевать,
    Раненья нужно врачевать.
    Мессир Ивэйн тоской терзался,
    Однако твердо отказался:
    «Нет, госпожа! Далек мой путь,
    И я не смею отдохнуть,
    Виною собственной смущенный,
    Моею дамой не прощенный».
    «Такого рыцаря прогнать!
    Насколько я могу понять,
    Должно быть, сударь, ваша дама
    Непозволительно упряма».
    «Я все готов преодолеть.
    Угодно госпоже велеть,
    И рыцарь должен подчиниться.
    Могу, однако, повиниться
    Я в прегрешениях своих
    Лишь тем, кто, кроме нас двоих,
    Мои грехи сегодня знает
    И в них скитальца обвиняет».
    «Такие люди есть?» — «Увы!»
    «Скажите, как зоветесь вы,
    И вам я все долги прощаю,
    Свободу вам я возвращаю!»
    «О нет! Навеки я в долгу.
    Поверьте, вам я не солгу,
    Не хватит жизни для расплаты.
    Мои пороки виноваты
    В моем проступке роковом.
    Зовусь я «Рыцарем со львом».
    В моем земном существованье
    Такое принял я прозванье».
    «О вас, однако же, сеньор,
    Я не слыхала до сих пор».
    «Сударыня, скажу вам честно:
    Мое прозвание безвестно».
    «И вас мне, сударь, отпустить?
    Нет, я прошу вас погостить».
    «Сударыня, мой долг — скитаться,
    Я с вами вынужден расстаться».
    «Дай бог вам, сударь, обрести
    Такое счастие в пути,
    Чтоб ваше сердце встрепенулось,
    Печаль блаженством обернулась!»
    «Сударыня, услышь вас бог!» —
    Он подавил глубокий вздох
    И про себя добавил: «Мнится,
    В заветном ларчике хранится
    Мое блаженство про запас
    И ключ, сударыня, при вас».
    Ивэйн печальный уезжает.
    Люнетта друга провожает.
    И впредь Ивэйн просил скрывать,
    Кто вздумал жизнью рисковать,
    Спасая узницу от смерти.
    «Свои сомнения умерьте,—
    Люнетта молвила ему,—
    Я все, что можно, предприму
    И перед госпожой не струшу,
    И вашей тайны не нарушу».
    Поддержку рыцарю сулит,
    Отчаиваться не велит,
    И не советует казниться,
    И обещает не лениться,
    Миг подходящий улучить
    И сердце госпожи смягчить,
    Ивэйн благодарит Люнетту,
    Однако скверную примету
    Он видит в том, что верный лев,
    От ран глубоких ослабев,
    Передвигаться не способен
    И мертвецу почти подобен.
    Израненный, совсем он плох.
    Вполне годятся мягкий мох
    И папоротник для подстилки.
    Щит превращается в носилки.
    Сам двигаясь едва-едва,
    Усталый рыцарь тащит льва.
    Весьма тяжелая работа!
    Вдруг перед рыцарем ворота.
    Стучится в них Ивэйн с трудом.
    В лесу глухом отличный дом.
    Вмиг появляется привратник,
    По всем приметам бывший ратник.
    Ворота настежь распахнул,
    Чтобы скиталец отдохнул.
    Мессир Ивэйн радушно встречен:
    «Ночлег вам, сударь, обеспечен,
    Сеньор такому гостю рад,
    Отпустит завтра вас навряд».
    Ивэйн сказал: «Я в затрудненье,
    Усталость хуже, чем раненье.
    Вы видите, я нездоров,
    И мне, конечно, нужен кров».
    Ивэйна слуги окружают,
    Коня в конюшню провожают,
    Овса ему не пожалев.
    На мягком ложе верный лев
    Покоится в тепле и холе,
    Устав от нестерпимой боли.
    Ивэйну помогли совлечь
    С натруженных, усталых плеч
    Его доспехи боевые.
    Наш рыцарь славный здесь впервые,
    Но принят он, как близкий друг,
    И, поторапливая слуг,
    Сеньор Ивэйна привечает,
    Как будто в нем души не чает,
    Обоих раненых целит,
    Двум дочерям своим велит
    Он безо всякого коварства
    Готовить разные лекарства.
    Как самым лучшим лекарям,
    Ивэйна вверил дочерям,
    Которые не оплошали:
    Бальзамы редкие смешали.
    От этих редкостных даров
    Ивэйн здоров, и лев здоров.
    Сил набирались понемногу
    И вновь отправились в дорогу,
    Враждебных не страшась угроз.
    Тут господин де Шипороз
    Сам оказался жертвой хвори.
    Он заболел и умер вскоре.
    Покойника не исцелить.
    Наследство надобно делить.
    Бог щедрым воздает сторицей,
    Однако с младшею сестрицей
    Не хочет старшая сестра
    Делить отцовского добра.
    Ни на кого не поглядела
    И всем именьсм завладела.
    Спешит меньшая ко двору,
    Чтобы на старшую сестру
    Пожаловаться государю.
    Мол, в грязь лицом я не ударю,
    Не уступлю, пока живи,
    И докажу свои права.
    Сестрица старшая смекнула:
    Недаром пташка упорхнула,
    Судиться вздумала, видать.
    Какой же смысл сидеть и ждать?
    Делить отцовское именье?
    Какое недоразуменье!
    Принарядилась поутру
    И поспешила ко двору,
    Обогнала свою сестрицу,
    Явилась первая в столицу
    И, вняв столичным новостям,
    Гавэйна доблестного там
    Расчетливо облюбовала,
    В защитники завербовала.
    Однако было решено:
    Не может быть разглашено
    Его согласие девицей.
    Защитник, выбранный истицей,
    Заранее не должен знать,
    С кем вздумал он себя равнять.
    Спокойна старшая сестрица.
    Вот появляется истица,
    Короткий красный плащ на ней,
    Найди попробуй ткань ценней!
    Плащ горностаем оторочен.
    (В подробностях рассказ мой точен.
    Как раз тогда в свою страну,
    Пробыв немало дней в плену,
    Смогла вернуться королева.
    Приехала в столицу дева,
    Когда вернулся Ланселот,
    Изведав множество невзгод,
    Герой, томившийся дотоле
    В позорной тягостной неволе.
    Всех новостей не перечесть.
    Столицу облетела весть
    О том, что злого великана
    Смельчак безвестный, как ни странно,
    В единоборстве победил
    И пленников освободил.
    Родню Гавэйна спас воитель,
    А после боя победитель
    Назвался Рыцарем со львом.
    (И мы героя так зовем.)
    В своих врагов он страх вселяет,
    Привет Гавэйну посылает,
    Хотя Гавэйну незнаком
    В столпотворении мирском
    Решила бедная истица
    К тому Гавэйну обратиться,
    Который слабых защищал
    И справедливых восхищал.
    Гавэйн ответил ей: «Простите!
    Меня коварным не сочтите!
    Хоть вам я не желаю зла,
    Другие ждут меня дела».
    К монарху дева обратилась,
    Когда с Гавэйном распростилась:
    «Король! Я требую суда!
    Поторопилась я сюда
    Искать хотя бы наставленья.
    Не в силах скрыть я удивленья:
    Никто не внял моей мольбе,
    И обращаюсь я к тебе.
    Я никогда бы не скупилась,
    Наследством я бы поступилась,
    Сестрицу старшую любя,
    Но если каждый за себя
    И в ход пошли дурные средства,
    Я тоже требую наследства».
    Король не думал возражать:
    «Согласен вас я поддержать,
    Прошения не отвергаю,
    Сестрице вашей предлагаю
    Наследство с вами разделить».
    Нет! Алчности не утолить,
    И распре суждено продлиться.
    Не хочет старшая делиться.
    (Весь город может подтвердить:
    Нельзя Гавейна победить.)
    «Нет, государь, я не согласна,
    Лишь мне земля моя подвластна,-
    Перечит старшая сестра.—
    Ни перелеска, ни бугра,
    Ни хуторочка, ни посада,
    Куда там! Выгона для стада
    Моей сестрице не отдам.
    Пускай немедля скажет нам,
    Кто защищать ее согласен,
    Иначе долгий спор напрасен».
    Король упрямицу прервал
    И две седмицы даровал
    Меньшой сестрице, чтоб меньшая,
    Судьбы своей не искушая,
    С господней помощью в пути
    Защитника могла найти.
    И старшая не возражает:
    «Тот, кто монарха уважает,
    Готов законы выполнять.
    Решений ваших отклонять
    Я, государь мой, не решаюсь,
    Непослушанием гнушаюсь».
    Сестрице младшей в путь пора.
    Спешила младшая сестра
    С монархом добрым распроститься.
    Боялась дева загоститься,
    В пути безрадостном своем
    Искала Рыцаря со львом.
    От бедствий рыцарь избавляет,
    Гонимого не оставляет.
    Девица странствует одна.
    Она в дороге допоздна,
    В местах различных побывала,
    Нигде она не заставала,
    К несчастью, Рыцаря со львом,
    Лишь ходит слух о таковом.
    Девица наша прихворнула,
    Когда к знакомым заглянула.
    В постели надобно лежать,
    Когда нельзя не продолжать
    Все время розыски героя.
    Девице бедной нет покоя,
    Томится ночи напролет.
    В отчаянье больная шлет
    На поиски свою подругу,
    Объехать нужно всю округу.
    Подруга, выехав чуть свет,
    Напала за полночь на след.
    И по дорогам и по тропам

    Скакала всадница галопом.
    Скакун измученный в пыли.
    Как вдруг увидела вдали
    Она того, кого искала.
    Издалека не окликала
    Девица Рыцаря со львом,
    Себе, однако, с торжеством
    На всем скаку она сказала:
    «Я не напрасно истязала
    Коня усталого в пути —
    Достигла цели я почти.
    Он предо мною, слава богу,
    Тот, о котором всю дорогу
    Могла я разве что мечтать.
    Теперь бы только не отстать».
    Конь пену хлопьями роняет.
    С трудом великим догоняет
    Девица Рыцаря со львом,
    Который нам давно знаком.
    Девицу рыцарь замечает,
    Он ей любезно отвечает:
    «Привет, прекрасная, привет!
    Храни вас бог от всяких бед!»
    «Я, сударь, к вам в беде взываю,
    На вас я, сударь, уповаю.—
    Девица едет рядом с ним.—
    Все те, кто беден, кто гоним,
    К вам чувства нежные питают,
    Защитником своим считают
    Вас, рыцарь, потому что вы
    Сегодня баловень молвы.
    Вы, сударь, слабым помогали
    И постоянно подвергали
    Себя опасностям, когда
    Грозила слабому беда.
    Я, сударь, вас найти мечтала,
    В дороге, сударь, я устала,
    В различных я была местах.
    Прозванье ваше на устах
    У встречных и у поперечных,
    У бессердечных и беспечных —
    О вас толкует целый свет,
    Подобных вам героев пет.
    Наперекор лихой судьбине,
    Среди пустыни на чужбине
    Не покидала я седла
    И все же, сударь, вас нашла.
    Несчастия не допустите!
    Мою подругу защитите!
    Девицу нужно защитить,
    Когда наследство захватить
    Решила старшая сестрица.
    Вообразите, что творится!
    Корыстным совесть не указ.
    Моя подруга просит вас
    За правое вступиться дело,
    Добиться честного раздела.
    Разыскивала вас она,
    Теперь она совсем больна,
    Лежит недужная в постели.
    Любезный рыцарь! Неужели
    Мы с вами деву предадим?
    Защитник ей необходим!»
    Ответил рыцарь: «Несомненно!
    Настолько правда драгоценна,
    Что вам я счастлив обещать
    Подругу вашу защищать.
    Я сил своих не пожалею,
    Всех супостатов одолею,
    Когда поможет мне господь
    Несправедливость побороть».
    Скакали рядом, совещались,
    А тени между тем сгущались.
    Пустынен лес, безлюден, дик.
    Внезапно в сумраке возник
    Пред ними замок Злоключенья.
    Исполнены ожесточенья,
    Ивэйну стражники кричат:
    «Эй, поворачивай назад!»
    Предупреждают хриплым хором:
    «Таких гостей клеймят позором
    И заколачивают в гроб.
    Поклясться может в этом поп!»
    «И вам не стыдно, подлым хамам?
    Ивэйн в ответ.— Подобным гамом
    Привыкли вы гостей встречать?
    Не смейте на меня кричать!»
    «Вы сами, сударь, не бранитесь!
    Подняться к нам не поленитесь,
    И вам подробно разъяснят,
    Зачем приезжего чернят».
    К воротам рыцарь устремился
    И поневоле изумился.
    Вновь горло стражники дерут,
    Как бесноватые, орут:
    «Хо-хо! Куда ты прешь, несчастный?
    Сужден тебе конец ужасный,
    Неописуемый конец.
    С позором сгинешь ты, глупец!»
    Сказал Ивэйн: «Вы взбеленились?
    Так люди сроду не бранились.
    Зачем ругаться и кричать?
    Зачем приезжим докучать?
    С какой вы стати мне дерзите?
    Какими карами грозите?
    Гостей бессмысленно кляня,
    Чего вы ждете от меня?»
    Сказала дама пожилая,
    Приезжему добра желая:
    «Любезный друг! Ты не сердись!
    Подумать лучше потрудись!
    Тебе не просто досаждают:
    Разумного предупреждают,
    Чтобы не вздумал человек
    Сюда проситься на ночлег.
    Они приезжего ругают,
    Неосторожного пугают,
    Отпугивают горемык,
    Сказать не смея напрямик,
    Что смертные сюда не вхожи
    И в замке ночевать негоже.
    Сам догадайся — почему.
    Чего ты хочешь, не пойму.
    Конечно, можешь ты свободно
    Войти, когда тебе угодно,
    Однако лучше уезжай!
    Нет, рыцарь, ты не возражай!»
    Мессир Ивэйи ответил даме:
    «Сударыня, не спорю с вами,
    Однако время отдохнуть.
    Готов я в сторону свернуть,
    Скажите только мне — в какую».
    «С тобой напрасно я толкую,
    Коль разуменьем ты юнец,
    Ночуй, где хочешь, наконец.
    Входи сюда без позволенья,
    Готовый слушать оскорбленья
    Должна тебя предупредить:
    От них гостей не оградить».
    Ивэйн ответствовал: «Признайся,
    Привык я сердцу подчиняться,
    А сердце мне войти велит.
    Напрасно чернь меня хулит».
    Ивэйна лев сопровождает,
    Он рыцаря не покидает.
    Девица тоже вместе с ним.
    «Ужо тебя мы угостим,—
    Как пес цепной, привратник лает.—
    Кто в замок наш войти желает,
    Тот слепотою поражен.
    Что ж, сударь, лезьте на рожон!»
    Привратник в замок приглашает,
    А сам приличья нарушает,
    Стараясь гостю нагрубить,
    Ивэйна хочет оскорбить.
    Ивэйн скрывает возмущенье.
    Наш рыцарь в странном помещенье.
    Зал? Впрочем, нет, скорей загон.
    Ограда с четырех сторон
    Из кольев длинных, заостренных:
    Застенок для приговоренных.
    В том помещенье триста дев,
    Искусством редким овладев,
    Без устали прилежно ткали,
    И ткани золотом сверкали.
    Работа, видно, не легка.
    Переливаются шелка.
    Однако бедные ткачихи
    На вид совсем не щеголихи.
    На них самих плохая ткань:
    Обноски, нет, лохмотья, рвань.
    Обнажены худые груди.
    Предрасположены к простуде
    Девицы в рубищах своих.
    Ивэйну стыдно за ткачих.
    Одеты в грязные рубашки,
    Сидят и плачут замарашки,
    Измождены, истощены.
    Его приходом смущены.
    Ивэйн уйти намеревался,
    На воздух выйти порывался.
    Привратник выход преградил:
    «Тому, кто в замок угодил,
    Войдя сюда неосторожно,
    Отсюда выйти невозможно.
    Войти? Как хочешь, как велишь!
    Отсюда выйти? Нет, шалишь!»
    «Оставим, братец, эти байки.
    Ты отвечай мне без утайки.
    Я видел только что девиц,
    Непревзойденных мастериц.
    Их ткани шелковые — чудо.
    Скажи ты, братец, мне: откуда
    Девицы родом? Почему
    Они попали к вам в тюрьму?
    И за какие прегрешенья
    Они должны терпеть лишенья?
    Таких красавиц поискать!
    Кто смеет ими помыкать?»
    Привратник буркнул: «Вам на это
    Я не решаюсь дать ответа,
    Пусть отвечает кто другой».
    И, на него махнув рукой,
    Ивэйн к девицам обратился,
    Среди которых очутился.
    Несчастные сидят и ткут,
    И слезы по щекам текут.
    Он поклонился мастерицам,
    Он пригляделся к бледным лицам
    И молвил: «Полно тосковать!
    Дай бог вам всем возликовать!
    Давайте веровать, что вскоре
    Блаженством обернется горе».
    «Услышь господь всевышний вас,—
    Не поднимая скорбных глаз,
    Одна девица отвечала,—
    Спросить бы, сударь, вам сначала,
    Откуда мы свой род ведем.
    Вопроса вашего мы ждем».
    «Я сам задать его желаю,
    Печали ваши разделяю».
    «Печали горше с каждым днем;
    Девичьим островом зовем
    Мы нашу милую отчизну,
    В жестоком рабстве укоризну,
    Названью древнему придав.
    Последствий не предугадав,
    В дорогу наш король пустился
    И в этом замке очутился.
    А в замке с некоторых пор —
    Не думайте, что это вздор,—
    Нечистая гнездится сила.
    Здесь в замке два сатанаила,
    Которых демон породил.
    Он ведьму двойней наградил.
    Сатанаилы не зевают,
    На бой монарха вызывают.
    Монарху восемнадцать лет,
    Сопротивляться силы нет.
    Беднягу черти наказали,
    Едва в клочки не растерзали.
    И чтобы смерть предотвратить,
    Он выкуп вынужден платить.
    Чертям работниц поставляет,
    Он ежегодно посылает
    В проклятый замок тридцать дев,
    Урон великий потерпев.
    Король в ловушке оказался
    И супостатам обязался
    Платить неслыханный оброк,
    Пока никто не превозмог
    Двух дьяволов на поле брани,
    Избавив от несносной дани
    Девичий остров, чтобы мы
    Из этой непроглядной тьмы,
    Возликовав, освободились
    И снова жизнью насладились.
    Но мы не смеем уповать,
    Обречены мы горевать.
    Мечтать могли бы только дети
    Вновь побывать на белом свете.
    А наше дело, сударь, ткать,
    К неволе вечной привыкать.
    В уплату ненавистной дани
    Ткем день и ночь такие ткани,
    Что любо-дорого глядеть.
    А что прикажешь нам надеть?
    Работа наша все труднее,
    А мы, ткачихи, все беднее.
    В отрепьях нищенских сидим.
    Мы хлеба вдоволь не едим,
    Нам хлеб отвешивают скупо.
    Надеждам предаваться глупо.
    Нам платят жалкие гроши:
    И так, мол, все вы хороши.
    И понедельной нашей платы
    Едва хватает на заплаты
    Сегодня грош, и завтра грош —
    Скорее с голоду помрешь,
    Чем наживешь себе чертоги.
    Весьма плачевные итоги!
    Нам полагается тощать,
    Чтобы других обогащать.
    Мы день и ночь должны трудиться.
    Нам спать ночами не годится,—
    Ленивых могут наказать,
    Усталых будут истязать.
    Мы терпим вечное глумленье,
    За оскорбленьем оскорбленье!
    Не стоит и перечислять.
    Здесь любят слабых оскорблять.
    Вздохнуть бы хоть на миг вольнее!
    Однако нам всего больнее,
    Когда какой-нибудь герой
    С двумя чертями вступит в бой,
    И торжествуют супостаты,
    Поскольку гибельной расплаты
    За этот роковой ночлег
    Никто покуда не избег.
    Так в замке дьявольском ведется.
    Вам, сударь, одному придется
    Сражаться против двух чертей.
    Ужасней в мире нет смертей!»
    «Когда поможет царь небесный,—
    Ивэйн ответил,— враг бесчестный
    Не устоит передо мной,
    И возвратитесь вы домой».
    «Услышь небесная царица»,—
    Перекрестилась мастерица.

    Ивэйн пораньше встать решил,
    В часовню рыцарь поспешил,
    Благие помыслы питая,
    Как церковь нам велит святая.
    С благочестивым дух святой.
    Силен своею правотой,
    Наш рыцарь богу подчинялся
    И доблести преисполнялся.
    Сатанаилы ждут гостей.
    Обоих мерзостных чертей
    Натура страшно исказила.
    У них дубины из кизила.
    При этом нужно разуметь:
    Закован каждый дьявол в медь,
    Своею машет булавою,
    Однако с голой головою
    Корявый черт, кривой, косой.
    В доспехах дьявол, но босой.
    Два черта с круглыми щитами.
    Готов схватиться лев с чертями.
    Таких противников узрев,
    Хвостом свирепо машет лев,
    Очами яростно вращает,
    Поганых демонов стращает.
    Ивэйну черти говорят:
    «Здесь, в нашем замке, не хитрят.
    Вассал, скорее уберите
    Отсюда льва, не то смотрите:
    Вас, рыцарь, подлым трусом тут,
    Не долго думая, сочтут.
    Да, просто трусом прирожденным.
    Себя считайте побежденным,
    Когда, завидев нас едва,
    На помощь вы зовете льва».
    Ивэйн ответил: «Право слово,
    Я не похож на зверолова.
    Словами нечего играть,
    Извольте сами льва убрать!»
    Сатанаилы отвечали:
    «Мы тоже львов не приручали,
    Убрать его придется вам,
    Поскольку здесь не место львам.
    К нам лев не должен приближаться,
    С одним воителем сражаться
    Здесь полагается двоим.
    На этом твердо мы стоим».
    «Когда пред ним вы так дрожите,-
    Ивэйп ответил,— укажите,
    Куда его мне поместить,
    Хотя, конечно, напустить
    Я льва на вас не собирался.
    Всегда с врагами сам я дрался.
    Ивэйн прервал на этом спор.
    Льва запирают на запор.
    Мессир Ивэйн вооружился,
    И весь народ насторожился.
    Ивэйн, спокойствие храня,
    На боевого сел коня.
    Противнику желая смерти,
    Ходили перед боем черти
    На льва в темнице посмотреть
    И дверь покрепче запереть.
    Как будто волею судьбины
    Вмиг сатанинские дубины
    Ивэйну раздробили шлем,
    Щит раздроблен почти совсем.
    Попробуй с дьяволами биться!
    Щит под ударами дробится,
    Как ноздреватый лед весной.
    Пробоины величиной
    С большой кулак, по крайней мере.
    Сатанаилы — словно звери.
    Все силы рыцарь наш напряг,
    Не отступает лютый враг.
    Мессир Ивэйн слегка встревожен:
    Дурной исход вполне возможен.
    Неужто рыцарь обречен?
    В сражении разгорячен
    Мессир Ивэйн стыдом и страхом.
    Дубины вражьи взмах за взмахом
    Готовы череп раздробить.
    Чертей попробуй истребить!
    В своей темнице лев томится,
    Конечно, верный лев стремится
    Ивэйну помощь оказать
    И супостатов растерзать.
    Царапал двери в озлобленье,
    Кусал он камни в исступленье,
    Изнемогая взаперти.
    И начинает лев скрести
    Когтями землю под порогом,
    Как будто вразумленный богом.
    С чертями трудно воевать,
    Отпор приходится давать
    Двум беспощадным исполинам.
    Тяжелым дьявольским дубинам
    Ивэйн ответствует мечом.
    Меч супостатам нипочем,
    Сражаться черти не устали,
    Чертовский щит прочнее стали,
    Нечистых вряд ли меч пронзит.
    Погибель рыцарю грозит.
    Как вдруг нарушило молчанье
    Победоносное рычанье.
    Лев подкопался под порог,
    Чтобы нечистым дать урок.
    Лев на бегу не оступился,
    Он в горло дьяволу вцепился,
    Сатанаила повалил,
    И встать не мог сатанаил.
    И в замке все возликовали,
    Все, как один, торжествовали.
    Лев подвиг этот совершил.
    Сатанаил другой спешил
    Помочь поверженному брату,
    Но было страшно супостату.
    Нездешней силою храним,
    Не отступает перед ним
    Лев благородный разъяренный.
    Поддержкою приободренный,
    Ивэйн готов чертей казнить.
    Сам черт боится льва дразнить,
    От страха черт изнемогает.
    Не рыцарь — лев его пугает.
    Лев так нечистого страшит,
    Что дьявол держит круглый щит
    Перед раскрытой пастью львиной.
    Во многих мерзостях повинный,
    Стоял он к рыцарю спиной,
    И рыцарь,молнией стальной
    Хватив мечом по голой шее,
    Пресек зловредные затеи,—
    И покатилась голова.
    В когтях воинственного льва
    Другой сатанаил остался,
    И лев с нечистым поквитался.
    Отважный лев не сплоховал,
    Плечо злодею разорвал,
    Споспешествуя господину.
    Нечистый выронил дубину,
    В переговоры не вступил.
    Нет! Побежденный возопил:
    «Уймите, сударь, льва, уймите!
    В плен лучше вы меня возьмите!
    Готов признать я вашу власть,
    Готов я в рабство к вам попасть,
    Я, сударь, в полной вашей власти,
    Боюсь я злобной львиной пасти.
    Вам подобает пощадить
    Тех, кто не в силах вам вредить.
    Моленью моему внемлите!
    Льва поскорее удалите!»
    «Мне отозвать не трудно льва, —
    Ответил рыцарь, — но сперва
    Признай себя ты побежденным
    И подлым трусом, принужденным
    Самою трусостью своей
    Страшиться доблестных людей».
    «Боюсь я львиного укуса,
    И я ничуть не лучше труса.
    Я в этой битве побежден
    И в званье труса утвержден».
    «Тебя я пощадить согласен.
    Лев побежденным не опасен».
    Бежит народ со всех сторон,
    Весельем буйным окрылен.
    Все рыцаря благословляют,
    Благодарят и прославляют.
    Он лишних слов не говорил,
    Он двери настежь растворил,
    Освободил он заключенных,
    Своим несчастней сплоченных.
    Довольно пленницам страдать!
    Настало время покидать
    Освобожденную обитель.
    Сам доблестный освободитель
    Во всеоружье у ворот,
    Где собирается народ
    Ивэйну люди поклонились,
    Смиренно стражники винились
    В том, что дерзнули нагрубить,
    Посмев приличия забыть.
    Ивэйн в ответ: «Грубить негоже,
    Однако я забывчив тоже.
    Тот, кто намедни мне грубил,
    Сегодня тем любезней был».
    Ответом люди восхитились
    И с победителем простились.
    Девицам виден путь прямой,
    Дорога верная домой.
    И все девицы-мастерицы
    Теперь свободны, словно птицы,
    Которые всегда летят
    Туда, куда они хотят.
    Свобода пленниц окрыляет.
    Наш рыцарь доблестный желает
    Девицам доброго пути.
    Довольно плакать взаперти!
    Задерживаться недосужно.
    Девицы пожелали дружно
    Ивэйну радость обрести,
    Всех погибающих спасти.
    Поторопиться не мешает.
    Неутомимо поспешает
    Ивэйн со спутницей своей,
    Стремясь доехать поскорей.
    Сестрица младшая хворает,
    Надежду, бедная, теряет.
    Вдруг закричали с торжеством:
    «Встречайте Рыцаря со львом!»
    Печальная развеселилась
    И от недуга исцелилась.
    Взволнована, восхищена,
    Встречает рыцаря она.
    Заговорить намеревалась,
    Однако слишком волновалась,
    Не смея гостя в дом позвать.
    Остался рыцарь ночевать.
    Им поутру коней седлают,
    Всего хорошего желают.
    Весь день в дороге провели,
    И замок вечером вдали
    Они, усталые, узрели.
    В том замке около недели
    Король с гостями пировал.
    Он праздника не прерывал.
    Девица при дворе гостила,
    Что своего не упустила,
    Обидев младшую сестру.
    Возликовала ввечеру:
    Срок, слава богу, истекает.
    Сестрице старшей потакает
    Сама Фортуна, так сказать.
    Мол, не пристало притязать
    На драгоценное наследство
    Девчонке, глупой с малолетства.
    Ну, что ж, посмотрим, поглядим!
    В конце концов, непобедим
    Гавэйн, боец неустрашимый.
    Господь — судья непогрешимый.
    Приезжие спокойным сном
    Заснули в домике одном,
    Между собою сговорились
    И ранним утром вместе скрылись
    От любопытных зорких глаз,
    Пока еще не пробил час.
    Мессир Гавэйн скрывался тоже.
    Друзья ближайшие не вхожи
    В его таинственный приют,—
    Не то что любопытный люд.
    Изволил рыцарь затвориться,
    И только старшая сестрица
    Могла видаться с ним порой.
    Хранит инкогнито герой.
    Пятнадцать дней Гавэйн скрывался.
    Так рыцарь замаскировался,
    Когда поехал ко двору
    (Греха на совесть не беру),
    Что даже сродники едва ли
    Воинственного узнавали.
    Гавэйн как будто бы немой.
    «Вот, государь, защитник мой! —
    Девица гордо объявила.—
    Сестра душою покривила,
    Меня хотела припугнуть.
    Намеревалась посягнуть
    Сестрица на мои владенья
    И довести до оскуденья
    Исконный родовой удел,
    Которым батюшка владел.
    Меня на бедность обрекала.
    Моя сестра не отыскала
    Себе защитника нигде.
    Процесс мой выигран в суде
    И безо всякого сраженья.
    Чтобы избегнуть униженья,
    Не появляется сестра.
    Пусть на язык она остра,
    Не дам я ни одной полушки
    Несчастной этой побирушке».
    Какие злобные слова!
    Была девица неправа,
    Сестру девица обижает.
    Король, однако, возражает:
    «Нет, милая, покамест я
    Здесь повелитель и судья.
    И всем неправым в устрашенье
    Я принимаю здесь решенья.
    Я срок истице даровал,
    И этот срок не миновал».
    Король девице отвечает
    И ненароком замечает:
    Сестра меньшая скачет к ним
    С каким-то рыцарем чужим.
    Вам вынужден сказать я кратко:
    Наш рыцарь выехал украдкой,
    Тайком с девицей уезжал,
    Чтоб лев за ним не побежал.
    Король Артур возвеселился,
    Возрадовался, умилился,
    Поскольку был он всей душой
    На стороне сестры меньшой.
    Сказал он: «Здравствуйте, девица!
    Я рад, что крепкая десница
    За вас поднимется в бою.
    Я ваше право признаю».
    Сестрице старшей дурно стало,
    Девицу злую зашатало,
    Лицом она земли черней.
    Защитник сестрин перед ней.
    Сестра приблизилась меньшая,
    Торжественно провозглашая:
    «Храни всевышний короля,
    От всяких горестей целя!
    Бог суесловить запрещает.
    Вот этот рыцарь защищает
    Мои законные права.
    Его натура такова.
    Он защищает оскорбленных,
    Обиженных и обделенных.
    Итак, защитник мой со мной.
    С моей сестрицею родной
    Я не хотела бы судиться.
    Сестрице незачем сердиться.
    Мою сестрицу я люблю
    И ни за что не оскорблю.
    Чужих владений мне не надо,
    Своим владеньям буду рада.
    Нет, не обижу я сестру.
    Ее владений не беру»
    «Оставь пустые рассужденья!
    Какие у тебя владенья? —
    Сестрица старшая в ответ.—
    У нищенки владений нет.
    Ты, сколько хочешь, проповедуй!
    Отсюда не уйдешь с победой!
    Удел твой — вечная тоска.
    Скитайся в поисках куска!»
    Куда любезнее меньшая!
    Двору симпатию внушая,
    Разумница произнесла:
    «Сестрице не желаю зла.
    От битвы лучше воздержаться.
    И то сказать, зачем сражаться
    Двум славным рыцарям таким,
    Как будто спор неразрешим?
    Я с детства распрями гнушаюсь,
    Я ни на что не покушаюсь,
    Раздела правильного жду».
    «Да что ты мелешь ерунду! —
    Сестрица старшая вскричала.—
    Пускай сожгут меня сначала!
    Я не согласна, так и знай!
    Скорее Сена и Дунай
    В поток единый могут слиться,
    Чем соглашусь я разделиться!
    И с кем делиться мне? С тобой?
    Нет, начинайте лучше бой!»
    «Хотя с тобой, моя сестрица,
    Я предпочла бы помириться,
    Нельзя мне все тебе отдать,
    Чтобы самой весь век страдать.
    Ну, что ж, когда нельзя иначе,
    Храни господь от неудачи
    Того, кто без красивых слов
    Сражаться за меня готов.
    С ним не встречались мы доселе,
    Поговорить едва успели.
    Мне рыцарь этот незнаком.
    Он правдой чистою влеком».
    И начинается сраженье.
    И весь народ пришел в движенье,
    Теснятся зрители толпой,—
    Всем хочется взглянуть на бой.
    Расположиться не успели,
    Лихие кони захрапели.
    Следит за рыцарями знать.
    Друг другу рыцари под стать,
    На каждом крепкая кольчуга.
    Неужто рыцари друг друга
    Узнать, однако, не могли?
    А может быть, пренебрегли
    Два друга дружбою старинной,
    Вражде поддавшись беспричинной?
    Позвольте мне заверить вас,
    Прервав для этого рассказ:
    Они друг друга не узнали,
    Когда сражаться начинали.
    Им в битву стоило вступить,
    И не замедлил ослепить
    Обоих пыл неукротимый.
    Узнать бы мог невозмутимый
    И в битве друга, но вражда
    Невозмутимости чужда.
    «Вражда»,— сказал я сам с испугом.
    Ивэйн Гавэйна лучшим другом
    Всегда, бывало, называл.
    За друга верного давал
    Он голову на отсеченье.
    Нет, просто умопомраченье!
    Друг друга преданно любить —
    И попытаться отрубить
    Мечами головы друг другу,
    Подобный бой себе в заслугу,
    Не долго думая, вменить,
    Чтобы потом себя винить.
    Ивэйн Гавэйну всех дороже.
    Ивэйн Гавэйну враг? О боже!
    Кровавый между ними спор,
    Когда в сражении позор
    Самой погибели страшнее,
    Хоть неизвестно, кто грешнее.
    Нет, я хорошего не жду.
    Уж если дружба на вражду
    Не повлияла перед боем,
    Страстей в бою не успокоим.
    Вы спросите, когда и где
    Случалось дружбе и вражде
    Под кровом общим приютиться,
    В одном жилище разместиться,
    Друг другу не грозя войной?
    Могли под крышею одной
    Вселиться в разные светлицы
    Две беспокойные жилицы.
    И все-таки вражда сильней.
    В укромной горенке своей
    Покорно дружба затворилась.
    Вражда в жилище воцарилась.
    Вражда на улицу глядит,
    Друзьям, коварная, вредит,
    Безмолвной дружбой помыкает.
    Вражда в сердцах не умолкает.
    Эй, дружба! Где ты? Отзовись!
    Слепцам враждующим явись!
    Дурные ветры в мире дуют,
    Между собой друзья враждуют.
    Ты, дружба, людям дорога,
    Однако друга во врага
    Вражда внезапно превращает.
    А разве дружба укрощает
    Неумолимую вражду?
    Я речь мою к тому веду,
    Что дружба тоже развратилась
    И до потворства докатилась.
    Враждою дружба растлена,
    Поругана, ослеплена.
    Друзья в борьбе междоусобной,
    Охвачены враждою злобной.
    Сама смертельная вражда
    Не ведает, что за нужда
    Сражаться другу против друга»
    Так что друзьям обоим туго.
    В повествовании не лги!
    Друзья? Нет, лютые враги!
    Друзья друзей не убивают
    И кровь друзей не проливают.
    Враги? Но нет, не может быть!
    Намеревается убить
    Ивэйн Гавэйна в этой схватке?
    Не разберусь в такой загадке.
    Гавэйн Ивэйну — лютый враг?
    Не слушайте подобных врак!
    Друзьям на дружбу покушаться!
    Ивэйн с Гавэйном не решатся
    Друг другу нанести урон,
    Когда бы даже римский трон
    Им вдруг за это предложили.
    Друзья друг другом дорожили.
    Не верьте мне! Я вам солгал!
    Жестокий бой опровергал
    Мои напыщенные сказки,
    Одну вражду предав огласке.
    Что делать! Истина строга.
    Вступили в битву два врага.
    Нет, копья неспроста ломают,
    Недаром копья поднимают.
    Удар вернее рассчитать!
    Сразить, повергнуть, растоптать!
    И жаловаться не пристало,
    Когда сама судьба втоптала
    С позором в мерзостную грязь
    Того, кто, в битве разъярясь,
    Противника сразить старался
    И сам вначале собирался
    В бою победу одержать.
    Судьбе не стоит возражать
    К себе теряя уваженье.
    И если в яростном сраженье
    Гавэйн Ивэйна победит,
    Не будет на него сердит
    Ивэйп, воитель посрамленный,
    Когда поймет он, изумленный:
    В пылу безжалостной войны
    Противники ослеплены.
    Так друг на друга устремились,
    Что копья вмиг переломились.
    Приличествует смельчаку
    Разить копьем на всем скаку.
    Между собой не объяснились,
    Отвагою воспламенились,
    А между тем хотя бы звук,—
    И распознал бы друга друг.
    Взаимное расположенье
    Предотвратило бы сраженье,
    Друзья тогда бы обнялись
    И за мечи бы не взялись.
    Нет! Кони бешено рванулись,
    И вновь противники столкнулись,
    И поединка не прервать.
    Щитам в бою несдобровать,
    Щиты мечами раздробили,
    Друг другу шлемы разрубили,
    Забрала даже рассекли,
    Потоки крови потекли
    Тут по доспехам рассеченным.
    Воителям разгоряченным
    Не дрогнуть и не отступить.
    Не так-то просто затупить
    Мечи надежные стальные.
    Давно бы дрогнули иные,
    А эти — нет! Скорей умрут.
    Расколешь даже изумруд
    Подобным яростным ударом.
    Бушует битва с прежним жаром.
    Ударами оглушены,
    Однако не сокрушены,
    Пощады рыцари не просят
    И ни за что мечей не бросят.
    Так рубятся за часом час,
    Что искры сыплются из глаз.
    И как у них не лопнут жилы!
    Какие требуются силы,
    Чтобы работали мечи!
    Других попробуй научи
    Не только в седлах красоваться —
    И нападать и отбиваться.
    То слышен лязг, то слышен стук.
    Остатки жалкие кольчуг,
    Щитов и шлемов раздробленных
    Едва ли могут утомленных
    Героев наших защитить.
    Сраженье лучше прекратить.
    И самый сильный отдыхает,
    Когда сраженье затихает.
    Короткий роздых — и опять
    Им надлежит мечи поднять.
    И что же! Оба нападали,
    Хотя в сраженье пострадали.
    Упорство в топоте копыт,
    Неистовее бой кипит.
    «Такое видано едва ли,—
    Между собою толковали
    Придворные,— в конце концов,
    Два храбреца из храбрецов
    Равны друг другу, очевидно,
    И помириться не обидно».
    Словам подобным рады внять,
    Бойцы не стали бы пенять
    На королевское решенье,
    Когда бы только в отношенье
    Наследства, спорного дотоль,
    Решенье мог принять король.
    Готова младшая сестрица
    Со старшею договориться,
    Однако старшая сестра
    Упряма слишком и хитра.
    Нет, старшая не соглашалась.
    Тогда монархиня вмешалась,
    Просила дело рассмотреть
    И четверть или даже треть
    Владений родовых бесспорных
    По настоянию придворных
    Сестрице младшей присудить,
    Дальнейший бой предупредить,
    Дабы друг друга поневоле
    Воители не закололи,
    Хотя (считаю так я сам)
    Почетный мир — отнюдь не срам,
    Король Артур не против мира.
    Сестрица старшая — задира,
    Не хочет разуму внимать,
    Никак ее не уломать.
    И поединок продолжался,
    И каждый доблестно сражался.
    Однако наступает ночь,
    Сражаться рыцарям невмочь.
    Не поединок— просто чудо.
    Воителям обоим худо.
    Кровь под ударами течет.
    Обоим рыцарям почет
    Такая битва доставляет,
    Во всех восторг она вселяет.
    И согласиться все должны:
    Друг другу рыцари равны.
    И воздается не без права
    Обоим честь, обоим слава.
    Желанный длится перерыв,
    Кровопролитный пыл смирив.
    Не мудрено. Бойцы устали
    И отдохнуть предпочитали.
    И каждый склонен был считать:
    «Мой супротивник мне под стать».
    В подобной мысли укрепились,
    Бой продолжать не торопились,
    Поскольку ночь уже близка
    И проиграть наверняка
    В душе побаивались оба.
    Такая гибельная проба
    Кому угодно страх внушит.
    Ивэйн, однако, не спешит
    С врагом достойным расставаться.
    Чтобы знакомства добиваться,
    Ивэйн достаточно учтив,
    И, случая не упустив,
    Заговорил он первым смело,
    Как мужество ему велело.
    И в этом рыцарь преуспел,
    Хотя не говорил — хрипел,
    Охрипнув от потери крови.
    Гавэйну голос этот внове,
    По голосу не узнавал
    Гавэйн того, кого назвал
    Ближайшим другом он когда-то,
    Кого любил он больше брата.
    Сказал Ивэйн: «Уже темно.
    Я полагаю, не грешно
    Прервать жестокое сраженье.
    Сердечное расположенье
    Вам, сударь, выразить хочу,
    Любая битва по плечу
    Тому, кто так мечом владеет,
    Что меч в бою, как пламя, рдеет.
    Искусством вашим изумлен,
    Впервые так я утомлен.
    Поверьте мне, без вероломства
    Ищу я вашего знакомства,
    Когда признать я принужден,
    Что в этой битве побежден.
    Удары ваши оглушают,
    Последних сил в бою лишают».
    Гавэйн в ответ: «Последних сил
    Меня подобный бой лишил,
    Отнюдь не вас. Вы, сударь, били
    Так, что едва не зарубили
    Меня, тогда как, чуть живой,
    Я защищался сам не свой.
    Все, что мне в битвах причиталось,
    Сегодня мне от вас досталось
    И даже, кажется, с лихвой,
    Хоть мне сражаться не впервой.
    Нет никакого основанья
    Скрывать от вас мое прозванье.
    Скрывать его не стоит: я
    Гавэйн, сын Лота-короля».
    Мессир Ивэйн, услышав это,
    В отчаянье невзвидел света.
    У рыцаря безумный вид.
    Расколотый бросает щит,
    Бросает меч окровавленный
    Он, прямо в сердце уязвленный.
    Бог знает, что произошло.
    Спешил покинуть он седло.
    Воскликнул он: «Ах я несчастный!
    Нет! Это случай самовластный
    Ввел в заблуждение меня,
    Слепого грешника дразня.
    Когда бы знал я, с кем сражаюсь!
    Я, полоумный, обижаюсь
    На собственную слепоту.
    Прослыть я трусом предпочту,
    В рассудке здравом поврежденный.
    Я в этой битве побежденный!»
    «Да кто же вы?» — вскричал Гавайи.
    «Не узнаете? Я Ивэйн.
    Вы всех на свете мне дороже,
    И вы меня любили тоже,
    Не уставали прославлять
    И мне утехи доставлять.
    Я прегрешенье искупаю,
    Победу вам я уступаю.
    Я не любитель тайных ков,
    Сдаюсь я без обиняков».
    «Нет, не пристало вам сдаваться,—
    Поторопился отозваться
    Гавэйн любезный,— посему
    Я вашей жертвы не приму.
    Сам потерпел я пораженье,
    И это ваше достиженье».
    «Нет, мне перечите вы зря,
    Когда, но правде говоря,
    Мне на ногах не удержаться,
    Хоть в этом, сударь, не божатся».
    «Нет, сударь, не перечьте мне,—
    Гавэйн ответил,— на войне
    Я так не мучился доселе.
    Вы доконать меня сумели.
    Я пораженье потерпел
    И не настолько отупел,
    Чтоб в этом вам не сознаваться.
    Мне полагается сдаваться».
    И покидает он седло.
    И в сумерках друзьям светло.
    Друг друга крепко обнимали,
    Как будто копий не ломали.
    Ивэйн Гавэйна целовал,
    Как будто с ним не воевал.
    Ивэйн с Гавэйиом в умиленье,
    Двор королевский в изумленье.
    Конечно, все поражены
    Таким концом такой войны.
    Ведь это надо умудриться
    Хоть напоследок помириться!
    Король промолвил: «Господа!
    Где ваша прежняя вражда?
    Вы так упорно враждовали,
    Кровь целый день вы проливали,
    Чтоб дружбу в битве завязать?»
    «Вам, государь, спешу сказать,—
    Гавэйн ответил,— что случилось.
    Сознанье наше помрачилось,
    И мы в безумный этот бой
    Вступили по причине той,
    Что зренья как бы нас лишили,
    Зеницы нам запорошили.
    Судьбе вопроса не задашь,
    И я, Гавэйн, племянник ваш,
    Сражался, не подозревая,
    Что в бой, меня не узнавая,
    Мой друг Ивэйн вступил со мной.
    Ошибкой нашею двойной
    Вовлечены мы в битву были,
    Друг друга чуть не загубили.
    Лишился я последних сил,
    Когда Ивэйн меня спросил,
    Как я, несчастный, прозываюсь.
    Победы я не добиваюсь,
    Греха на совесть не возьму,
    Сдаюсь я другу моему.
    По мне, пристойнее сдаваться,
    Чем на погибель нарываться».
    Ивэйн ответил: «Никогда!
    Мне мысль подобная чужда. .
    Я в этой битве побежденный.
    Свидетель непредубежденный,
    Король, конечно, подтвердит,
    Что я сегодня был побит».
    Вновь начинают состязанье,
    Смиряя прежнее дерзанье:
    «Нет, я побит!» — «Нет, я!» — «Нет, я!»
    Великодушные друзья
    Друг другу норовят сдаваться
    И побежденными назваться.
    Тот, кто сегодня побежден,
    Как верный друг не превзойден.
    Король, всевышним умудренный,
    Внимает, удовлетворенный.
    Прекрасен дружественный спор,
    Но кровь струится до сих пор
    Из многочисленных ранений,
    И, значит, не до объяснении
    И дело нужно завершить,
    При этом лучше поспешить.
    И произнес король: «Сеньоры!
    Я вижу, невозможны ссоры
    Для преданных таких друзей,
    Которые душою всей
    Друг другу жаждут покориться,
    Я помогу вам помириться,
    Чтобы грядущая хвала
    Нам по заслугам воздала».
    Друзья готовы к соглашенью,
    И королевскому решенью
    Они перечить не хотят.
    Им разногласия претят,
    Наследством надобно делиться.
    «Где,— говорит король,— девица,
    Которая хитра и зла,
    Которая обобрала
    Сестру родную для начала?»
    «Я здесь»,— девица отвечала,
    «Ответ понятен таковой,
    Вас выдает он с головой.
    Вы приговор предупредили,
    Вы всенародно подтвердили,
    Что замысел у вас дурной».
    «Простите, государь, со мной
    Так не пристало обращаться.
    От вас мне стыдно защищаться.
    Грешно девицу оскорблять,
    Обмолвкой злоупотреблять».
    Король в ответ без промедленья: —
    «Любые злоупотребленья
    Намерен я предотвратить
    И вам наследство захватит
    Поэтому не позволяю.
    Я никого не оскорбляю,
    Не нужно дела затемнять.
    Готовы рыцари признать
    Меня судьею беспристрастным,
    Своим сражением напрасным
    Последних сил себя лишив
    И все же дела не решив,
    Друзья друг другу рады сдаться
    Чего же сестрам дожидаться?
    Согласно божьему суду,
    Я сам раздел произведу.
    А если вы не согласитесь,
    Вы попусту не заноситесь.
    Тогда признать мне смысл прямой,
    Что побежден племянник мой».
    Сказал он это в устрашенье,
    Хотя подобное решенье
    Заведомо исключено,
    Однако понял он давно:
    Корысть в ответ на просьбы злится,
    Лишь страх заставит поделиться
    Сестрицу старшую с меньшой.
    Смысл в уговорах не большой,
    Когда в почете только сила.
    И старшая заголосила:
    «Вам, государь, я подчинюсь!
    Я за богатством не гонюсь!
    Я покоряюсь не без боли,
    Я уступаю против воли.
    Когда проиграна игра,
    Пускай берет себе сестра
    Так называемую долю.
    Себе я спорить не позволю
    С премудрым нашим королем».
    «Мы ваше право признаем
    И суверенное главенство,—
    Король ответил,— верховенство
    Всегда за старшею сестрой,
    И надлежит сестре второй
    Почтить вас преданным служеньем,
    Повиноваться с уваженьем».
    Итак, закончен долгий спор,
    И помирил король сестер,
    Которым время подружиться.
    И рыцарям разоружиться
    Король радушно предложил.
    Обоими он дорожил.
    Друзей вассалы окружают,
    Измученных разоружают,
    Усердия не пожалев.
    Как вдруг огромный страшный лев
    Из темных дебрей выбегает
    И самых доблестных пугает,
    И разбегается народ,
    И всех придворных страх берет.
    Ивэйн промолвил: «Не пугайтесь!
    Нисколько не остерегайтесь!
    Мой лев на вас не нападет,
    Несчастья не произойдет.
    Мой лев меня сопровождает
    И на друзей не нападает.
    Мой лев со мною, я со львом,
    Мы с ним в согласии живем».
    На льва придворные глядели,
    Когда вассалы загалдели.
    Толпятся зрители кругом,
    Деянья Рыцаря со львом
    Наперебой перечисляют,
    Ивейна громко восхваляют.
    Он великана победил
    И самых смелых пристыдил.
    Гавайи промолвил виновато:
    «Ах, сударь, сударь! Плоховато
    Сегодня вам я отплатил.
    Ваш лев меня совсем смутил.
    Убить я вас намеревался,
    Победы в битве добивался
    А вы спасли мою родню.
    Я, сударь, подвиг ваш ценю:
    Вы победили великана.
    Поверьте мне, любая рана,
    Что мною вам нанесена,
    Лишить меня могла бы сна,
    И сам я вдоволь настрадаюсь,
    Пока совсем не оправдаюсь
    В моем проступке роковом
    Я перед Рыцарем со львом».
    Между собой друзья толкуют,
    И все придворные ликуют.
    Предупредителен и тих,
    С довольным видом лев при них.
    Друзьям вассалы угождают
    И раненых препровождают
    В просторный чистый лазарет.
    Им перевязка не во вред.
    Обоим следует лечиться,
    Тогда худого не случится.
    Король друзьям врача послал,
    Который выше всех похвал.
    Заверить вас я не премину:
    Знал этот лекарь медицину.
    Он, костоправ и книгочей,
    Был самым лучшим из врачей
    Ранения зарубцевались,
    Лишь горести не забывались.
    Врачом искусным исцелен,
    Ивэйн по-прежнему влюблен.
    От этого не исцелиться,
    Душою не возвеселиться.
    Нет, рыцарю несдобровать!
    Погибели не миновать,
    Когда за годом год промчится —
    И сердце дамы не смягчится.
    И, погружен в свою тоску,
    К таинственному роднику
    Мессир Ивэйн решил вернуться.
    Пускай в окрестностях начнутся
    Гроза и ливень, снег и град,
    Он бурелому будет рад,
    Не испугается бурана.
    И днем и ночью беспрестанно
    Он бурю будет вызывать,
    Деревья с корнем вырывать.
    Недолго рыцарь наш гадает.
    Двор королевский покидает
    Ивэйн по-прежнему тайком,
    Любовью вечною влеком,
    Разлукой долгою измучен.
    С ним лев навеки неразлучен.
    Ивэйн источника достиг
    И вызвал бурю в тот же миг.
    Свирепо буря завывала,
    Деревья с корнем вырывала.
    (Поверьте, вам я не солгу,
    Не пожелал бы я врагу
    Блуждать в такую непогоду.)
    И старожил не помнил сроду
    Таких раскатов громовых.
    Остаться только бы в живых!
    И в замке дама трепетала.
    Твердыню древнюю шатало,
    Вот-вот с лица земли сметет.
    Скорее турок предпочтет
    В плен беспощадным персам сдаться,
    Чем смерти в замке дожидаться.
    И перепуганная знать
    Готова предков проклинать:
    «Будь проклят варвар-прародитель,
    Поставивший свою обитель
    Здесь, где любой проезжий хам
    Разгромом угрожает нам.
    Другого места нету, что ли?
    Иль, засидевшись на престоле,
    Рассудком пращур захромал,
    Чтобы потомков донимал
    Любой бродяга для забавы?»
    «Отчасти ваши люди правы,—
    Люнетта даме говорит.—
    Нам столько бедствий натворит
    Любой бродяга, каждый странник,
    Что некий доблестный избранник
    Обязан замок охранять.
    Нет! Нужно что-то предпринять,
    Поскольку в нашем славном войске
    Никто бы не дерзнул по-свойски
    Гостей незваных проучить.
    Такое дело поручить
    Вассалам вашим невозможно.
    Не скрою, на душе тревожно.
    Не знаю, где страшнее мне:
    Здесь, в замке нашем, или вне.
    Ах! Беззащитная обитель!
    Когда бы доблестный воитель
    Мученья наши прекратил,
    Чужого в бегство обратил,
    С господней помощью, без боя!
    Нам, беззащитным, нет покоя».
    Взмолилась дама: «Дай совет!
    Смышленая, ты знаешь свет.
    Совету внять я буду рада».
    «Сударыня, подумать надо.
    Задача трудная весьма,
    Тут мало моего ума.
    И следует вам поскорее
    Найти советчика мудрее.
    Поверьте, худо мне самой,
    Когда покрыто небо тьмой
    И вихри замок сотрясают.
    От вихрей вздохи не спасают.
    И мне, признаться, невдомек,
    Кто замок защитить бы мог
    От этой гибельной напасти.
    Спасение не в нашей власти».
    Сказала дама: «Не секрет:
    Защитников достойных нет
    Средь рыцарей моих придворных,
    Таких учтивых и покорных.
    Им родника не защитить,
    Им бурю не предотвратить.
    А я заслуг не забываю
    И к вам в отчаянье взываю,
    Не видя помощи нигде.
    Мы познаем друзей в беде».
    «Грех с госпожою пререкаться,
    Когда бы мог он отыскаться,
    Тот, кто, казня врагов своих,
    Однажды победил троих!
    Найдем его, но вот в чем горе:
    Он со своею дамой в ссоре,
    И не приедет он сюда,
    Пока подобная вражда
    Его преследует в дороге.
    Порою дамы слишком строги.
    Да что об этом говорить!
    Влюбленных нужно помирить.
    Он может умереть в разлуке,
    Конца не видя этой муке».
    Сказала дама: «Так и быть!
    Отважного грешно губить,
    Помочь я рыцарю готова.
    Дала бы я, пожалуй, слово
    Не притворяться, не хитрить,
    Героя с дамой помирить,
    И если только я способна
    Вражде загадочной подобной
    Конец желанный положить,
    Не стоит рыцарю тужить».
    «Вполне способны вы на это,—
    Сказала шустрая Люнетта.—
    Вы всех могли бы помирить.
    Вас будут все благодарить,
    Но только вы не поленитесь
    И, если можно, поклянитесь!»
    Сказала дама: «Поклянусь
    И уж, конечно, не запнусь».
    Дождавшись этого ответа,
    Ковчежец принесла Люнетта.
    Святыню нужно почитать,
    Пришлось прекрасной даме встать
    Ввиду таких приготовлений,
    Как подобает, на колени.
    Обряд внушителен и строг.
    Люнетта ей дает урок
    И наставляет ученицу:
    «Извольте, госпожа, десницу,
    Согласно правилам, поднять.
    Грех на меня потом пенять,
    Не для себя же я стараюсь,
    Вам помогать я собираюсь.
    Обряд извольте соблюдать,
    Мне потрудитесь клятву дать.
    Мне в этом деле подчинитесь
    И перед богом поклянитесь
    В согласье полном с божеством
    Утеплить Рыцаря со львом,
    Не отвергать его служенья,
    Вернуть ему расположенье
    Той дамы, что ему мила».
    Десницу дама подняла:
    «Во всем тебе я покоряюсь,
    Нисколько я не притворяюсь,
    От рыцаря не отвернусь,
    Утешить рыцаря клянусь,
    Когда могу я поручиться,
    Что сердце дамы вновь смягчится».
    Итак, Люнетта дождалась:
    Как должно, дама поклялась.
    И, не преминув снарядиться,
    Разумница в седло садится,
    Надеясь на своем коне
    Хоть в чужедальней стороне,
    Бесплодных замыслов не строя
    Догнать гонимого героя.
    И что же? Рыцаря со львом
    Над заповедным родником
    Узрела сразу же Люнетта.
    Какая добрая примета!
    Люнетте просто повезло.
    Она покинула седло
    И к рыцарю заторопилась,
    При этом чуть не оступилась.
    Ивэйн узнал ее тотчас.
    Не в первый, слава богу, раз
    Люнетту рыцарь наш встречает.
    Учтиво дева отвечает,
    Услышав дружеский привет,—
    Люнетта наша знает свет.
    «Мессир! — Люнетта восклицает.-
    Судьбы своей не порицает
    Тот, кто с Фортуною в ладу.
    Могла ли думать, что найду
    Я вас на ближнем повороте,
    Как будто здесь меня вы ждете?»
    «А вы меня искали?» — «Да,
    И этим я весьма горда.
    Я, сударь, послана за вами.
    Вы можете вернуться к даме.
    Прощенье кару завершит,
    Иначе дама согрешит,
    Дерзнув на клятвопреступленье».
    Ивэйн в блаженном изумленье:
    «Как! Неужели я прощен?
    Поверьте мне, я восхищен.
    Благословляю вашу дружбу,
    Вам сослужу любую службу».
    «Способствую вам, как могу:
    Навек пред вами я в долгу,
    Меня вы, сударь, защитили
    И за меня вы отомстили».
    «А кто меня когда-то спас?
    Я должен больше в триста раз!»
    «Я знаю, вы не поскупитесь,
    Однако же поторопитесь!»
    «Я, право слово, как шальной.
    Послала госпожа за мной?»
    «Нет, сударь, слишком вы спешите.
    Предупредить вас разрешите:
    К себе на помощь мы зовем
    Не вас, а Рыцаря со львом».
    Скакали рядом, толковали,
    На бога дружно уповали.
    Лев путников сопровождал
    И никакой беды не ждал.
    Вот в замок наконец въезжают
    Привратники не возражают,
    Весьма довольны сторожа.
    Обрадовалась госпожа,
    Любезно рыцаря встречает,
    Гостеприимно привечает.
    Прекрасней нет на свете лиц.
    Упал пред нею рыцарь ниц
    Во всем своем вооруженье.
    «Немыслимо пренебреженье
    К такому рыцарю, когда
    Нам с вами вновь грозит беда.—
    Люнетта госпоже сказала.—
    Советов я бы не дерзала
    Вам, госпожа моя, давать.
    Однако смеет уповать
    На вас одну в своем смущенье
    Наш гость, надеясь на прощенье».
    Герою дама встать велит,
    Поддержку искренне сулит:
    «Я, сударь, подтверждаю снова:
    Помочь я вам всегда готова,
    Когда помочь мне вам дано».
    «Спасенье рыцарю одно,—
    Люнетта сразу же вмешалась.
    Сказать я долго не решалась,
    Однако так и быть, решусь,
    Хотя, быть может, напрошусь
    На ваши, госпожа, упреки.
    Боюсь я, слишком вы жестоки.
    Сказать я все-таки должна:
    Спасти вы можете одна
    Того, кто перед вами ныне
    Наперекор своей гордыне.
    И вам совет мой не во вред,—
    У вас надежней друга нет.
    Дай бог вам с другом помириться,
    И в замке счастье воцарится.
    Он перед вами, верный друг,
    Ивэйн, достойный ваш супруг».
    И дама вся затрепетала,
    Как будто даме дурно стало:
    «Помилуй, господи, меня!
    Так, значит, это западня!
    Меня ты дерзко оскорбила,
    Желая, чтобы я любила
    Того, кто мною пренебрег,
    Не возвратившись точно в срок.
    Отвечу я на это гневно:
    Нет, лучше бури ежедневно!
    Я ни за что бы не сдалась,
    Когда бы я не поклялась
    В безумном этом ослепленье.
    Нет! В гнусном клятвопреступленье
    Я ни за что не провинюсь,
    Господней воле подчинюсь,
    Хоть сердце не преодолеет
    Того, что втайне вечно тлеет,
    Напоминая жар былой
    Под равнодушною золой».
    Воскликнул рыцарь восхищенный:
    «Умру в разлуке, непрощенный.
    Сударыня, я согрешил
    И в том, что слишком поспешил,
    Явившись к вам без разрешенья.
    Мои былые прегрешенья
    Простить могли бы вы одна,
    Гнетет меня моя вина.
    Я к вам, сударыня, взываю,
    На вашу милость уповаю».
    «Придется, видно, вас простить,
    Грехов нельзя не отпустить,
    Иначе клятву я нарушу,
    Свою же погублю я душу.
    Грех покаянием смягчен,
    Мир между нами заключен».
    «Я благодарен вам, поверьте!
    Я предан вам до самой смерти,
    Плененный вашей чистотой,
    Чему порукой дух святой».
    Возликовал Ивэйн влюбленный,
    От всех страданий исцеленный.
    Наш рыцарь дамою любим.
    И да пребудет счастье с ним.
    Люнетта добрая ликует,
    Никто на свете не тоскует.
    На этом кончился роман,
    Другие россказни — обман
    Кретьен повествовать кончает,
    А за других не отвечает.
    Таким кончается стихом
    Роман о Рыцаре со львом

 

 

Опубликовать:


Комментарии закрыты.