Русское освоение Сибири и Великие Северные экспедиции Витуса Беринга
Если на западе границы России были четко прочерчены и здесь шла постоянная борьба с соседями за каждый городок и каждый рубеж, то на севере и востоке пределы российского государства можно было только воображать.
Как показали походы русских людей «за Камень» (за Урал), никакой сколь-нибудь значительной силы, которую надо было бы покорять, там не было — здесь тысячелетия обитали на грани физического выживания малочисленные, рассеянные на большом пространстве племена охотников, рыболовов и собирателей, жившие родовыми обычаями на уровне каменного века, никогда не имевшие ничего похожего на государство и понятия не имевшие об огнестрельном оружии. Со всех сторон это огромное — тундровое, таежное, горное и болотистое — пространство было отделено от окружающего мира Северным Ледовитым океаном, на юге — горами, а с востока был пустынный, без единого паруса север Тихого океана. Так что, опасаться конкуренции с другими цивилизациями в Сибири не приходилось и ее освоение надолго стало внутренним делом Московии-России.
Главным препятствием в освоении Сибири была ее суровая природа. Растить хлеб здесь можно было лишь на юге, куда и потек ручеек немногочисленных переселенцев, но на остальных пространствах заниматься производящим хозяйством было вообще невозможно. Однако именно там, в самых холодных, глухих, безлюдных местах, обитало главное тогдашнее богатство Сибири — соболь, царь пушнины, «мягкое золото», универсальная и самая устойчивая валюта, имевшая хождение по всему миру. Собственно, проникновение русских все дальше на север и восток связано было с истреблением соболей и лис в старых районах, а также с тем, что самые качественные шкурки можно было добывать в самых холодных местах.
Но скоро забиравшиеся в самую глушь промысловики поняли, что гораздо выгоднее, добычливее заниматься не охотой и ловом, а эксплуатацией местных охотничьих племен и родов. Как нельзя лучше подходили для этого занятия казаки (украинский вариант слова «козак» преобразился в соответствии с характерным московским «аканьем» в «казак»). Их отряды шли на своих судах по сибирским рекам, потом бросали ладьи на водоразделах, переваливали через горы, строили новые лодки и продолжали поиски становищ кочевых туземных родов. Встретив аборигенов, казаки объясняли им, что далеко-далеко живет «белый царь», который устанавливает общий для всех закон и которому все они должны служить. И первой службой была уплата ясака (натурального налога пушниной).
Реакция аборигенов на свое новое состояние была разной. Одни предпочитали мирно откупаться от пришельцев добываемой пушниной, другие же брались за луки и стрелы. Вторым для приведения их к покорности требовалось демонстрировать силу огнестрельного оружия, а в отношении наиболее «строптивых» применять пищали более наглядно — непосредственно против них самих.
Фольклор местных сибирских народов рисует русских, а в особенности, казаков, самыми черными красками. Аборигенов поражал и устрашал сам вид пришельцев, не похожих ни на один известный им народ, их бешеная храбрость и непредсказуемость. И — жестокость, подчас совершенно немотивированная («Найдут народ и… бьют, бьют сразу»). С казаками приходили и другие напасти — болезни, к которым у аборигенов не было иммунитета, которые выкашивали целые стойбища.
В районах, казавшимся опасными, казаки строили остроги — обнесенные высоким частоколом укрепленные поселения. Постепенно была создана и постоянно расширялась целая сеть таких острогов. В эти остроги вслед за казаками-первопроходцами приходили со стрельцами царские служилые люди, которые раскладывали по местным родам «меховую» дань, налаживали сбор ясака на постоянной основе. Племена, изъявлявшие полную покорность пришельцам, тут же попадали под их защиту в своих сложных отношениях с другими аборигенами. «Царские» люди не церемонились и с казаками-ясачниками, жестоко карая тех, у кого бывали найдены неучтенные шкурки.
[Сейчас «чукча» — герой анекдотов. Но именно чукчи оказали русским самое ожесточенное сопротивление. После ряда чувствительных поражений правительством было принято решение отвести войска, срыть построенные на чукотских землях остроги и перейти с этим непокорным народом к мирной торговле. Их край считался «незамиренным» вплоть до конца 19 века]
И в Россию поплыли караваны, полные ценных мехов. К концу 17 века «меховой» ясак давал казне более ста тысяч рублей дохода, что составляло до 10% общих доходов государства.
Уже к середине 17 века казаки дошли до берега Охотского моря, проникли на Камчатку, Чукотку. Однако подробных описаний вновь приобретенных земель не было — казаки шли туда не за этим. Не было даже карт, для составления которых у первопроходцев не было ни необходимых инструментов, ни картографического опыта. Об описаниях растительного и животного мира открываемых земель, об их геологическом строении, конечно, и речи не шло.
Нанести на мировые карты восточные пределы недавно провозглашенной империи и начать их изучение — такую задачу поставил Петр I. Он же выбрал и руководителя грандиозной и труднейшей экспедиции — Витуса Ионассена Беринга.
Беринг был датчанином, окончившим у себя на родине морскую школу и сразу поступившим на русскую службу. За двадцать лет он прошел путь от подпоручика до капитана первого ранга. У него не было за плечами столь масштабных экспедиций, но дальнейшее показало, что в их организации он понимает не меньше, чем казацкие атаманы.
Два года участники экспедиции добирались до тихоокеанского побережья. Там они построили два судна, прошли на них вдоль Камчатки и вошли в пролив, отделяющий Азию от Америки. На карту было нанесено более трех с половиной тысяч километров побережья. Посчитав задачу, поставленную царем, выполненной, экспедиция вернулась.
Но главным итогом той экспедиции, как оказалось, была идея нового «европейского» похода на север Евразии, с которым возвратился Витус Беринг. Он предложил проект грандиозного комплексного исследования всех северных и восточных пределов государства. Предполагалось составить географическое, ботаническое, зоологическое, геологическое и этнографическое описание северного побережья от Печоры до Чукотки и восточного — от Камчатки до Японии. Этот проект нашел деятельных сторонников на самом «верху». И в 1734 году Экспедиция началась.
На Экспедицию была выделена огромная по тем временам сумма — более 360 тысяч рублей, задействовано несколько тысяч человек, непосредственно научными исследованиями занимались более 550 специалистов. В Архангельске, Тобольске, Якутске и в Охотске для исследователей было построено несколько судов. Для обеспечения Экспедиции металлическими изделиями под Якутском даже был построен железоделательный завод.
Побережье Северного Ледовитого океана было разбито на пять участков, каждый из которых изучала отдельная группа полярных путешественников. Два морских отряда должны были действовать вдоль тихоокеанского побережья. Были сформированы и два сухопутных отряда, в один из которых — академический — вошли члены российской Академии наук.
Участники всех исследовательских партий за 10-13 лет проплыли и прошли сотни тысяч километров, они исколесили вдоль и поперек самые труднодоступные области. И за ними, по следам их маршрутов, всегда появлялась точные карты, стирающие «белые пятна» с глобусов, гербарии местных растений, препарированные неизвестные дотоле животные, подробные описания встречавшихся на пути племен, отметки о находках полезных ископаемых, ежедневные записи метеорологов, раскопанные древние курганы…
Те, кто хоть раз оказывался в любой области Сибири и Дальнего Востока без поддержки всесильной нынешней цивилизации, по достоинству оценят, что это было такое — путешествие по тем местам без дорог, без консервов, в тучах комарья и мошки, от которых не было спасения, плавание по девственным рекам со скальными берегами, поросшими дремучей тайгой. Он ужаснется, когда увидит те утлые парусные суденышки, на которых зимовали во льдах и все дальше пробивались люди, именами которых ныне названы студеные моря, суровые острова и скальные мысы ледяного побережья Северного Ледовитого океана. Сейчас мы бы назвали это героизмом.
Это была Экспедиция, не имевшая себе равных не только в истории России. Она стерла с мировых географических карт огромное «белое пятно», зиявшее на месте северной части Евразии. И она на равных ввела Россию в ряды европейской цивилизации, мореходы и путешественники которой открывали для Старого света все новые и новые земли.
Знаменитый мореплаватель Джеймс Кук, высоко оценивший составленные исследовательской партией Беринга карты, назвал именем умершего на одном из тихоокеанских островов командора пролив, отделяющий Евразию от Америки.