РазговоР. Европа в эпоху промышленной революции
Мы начинаем разговор о трудной эпохе колоссального слома, когда на Западе гибло традиционное, аграрное общество и утверждалось общество индустриальное. Это был век бьющих в глаза социальных контрастов и несправедливостей (вместо «свободы, равенства, братства»). Он заставил многие умы — и в Европе, и в России — искать альтернативные пути общественного развития.
Нам, живущим в условиях постоянных технологических переворотов, нелегко понять, насколько сильно перевернули всю человеческую жизнь эти смехотворные по нынешним временам прялки, громоздкие и неуклюжие паровые машины и т. п.
Первые станки, любовно сохраняемые музеями, могут сейчас вызвать лишь ироническую ухмылку, первые паровозы двигались медленнее, чем всадник на лошади, а перед первыми автомобилями законы предписывали идти человеку с красным флажком! И тем не менее, появление этих «диковинок» очень скоро оказало на человечество более сильное влияние, чем все, что наизобретала Европа и Америка в 20 веке. Только недавно начавшаяся информационная революция нашего времени, вызвавшая все нарастающий вал новейших открытий и технологий во всех областях науки и жизни, может сравниться с тем переворотом в умах и в обществе, которая произвела революция промышленная.
Индустриальная цивилизация — это не просто высокая материальная культура, дающая человеку могущество и множество новых возможностей удобной, комфортабельной жизни. Переход к ней, особенно в странах «отставших» (а «отставшими» в 19 веке оказались все европейские страны, кроме лидера индустриализации — Англии), воспринимался очень болезненно — и недаром многие русские наблюдатели в первой половине 19 века полагали, что «Запад гибнет».
Кстати, «Запад», «Европу», «Америку» на протяжении двух последних веков хоронили в нашей стране настолько часто, что со временем это стало напоминать какой-то национальный спорт. Любые трудности, с которыми Запад в своем движении вперед сталкивался, объявлялись непреодолимыми, все болезни, которыми перебаливало постоянно растущее западное общество, объявлялись неизлечимыми, смертельными.
Именно в это время появились социалистические учения, которым предстояло сыграть столь значительную роль в последующей мировой истории.
Вообще, это было время интенсивной и все более массовой политической жизни, время поисков моделей общества, которое могло бы жить дальше в быстро меняющихся условиях, время формирования политических партий и выработки ими своих идеологий.
Мы часто придаем слишком большое значение событийной стороне истории, войнам, революциям и т.п. Попытки заглянуть в историю немного глубже обычно заканчиваются на борьбе за свободу, демократию, за политические права (свобода избирать руководителей страны, свобода совести, свобода слова и т.д). Но мы мало обращаем внимание на фундаменты жизни людей каждой страны — на личные (гражданские) права.
Прочитайте о них еще раз внимательно. И, думаем, вы согласитесь, что человек, привыкший к ним, выросший в них, воспринимающий их нарушение как тягчайшее оскорбление, будет вести себя по отношению к другим людям иначе, чем тот, кто вполне допускает, кто считает нормальным, что в его частную жизнь кто-то может вмешаться. Этой разницей во многом объясняется различие в судьбах стран в 19 веке, когда так много стало зависеть от массовых движений людей.
Может быть, именно этим объясняется тот удивительный факт, что страна, первой и в самой резкой форме встречавшая крайне болезненные изменения эпохи промышленной революции, — Англия — не испытала и малой доли тех социальных потрясений, через которые предстояло пройти другим европейским странам.
Защита личных прав началась здесь еще с 13 века, с Великой хартии вольностей (защита собственности, наказания только по приговору суда равных обвиняемому, свобода покидать страну). В дальнейшем личные права распространялись и на большинство населения — уже с 15 века в Англии перестала существовать личная зависимость крестьян от феодалов (крепостное право). Немало этому способствовало распространение суда присяжных, ограничивших применение общих законов государства по отношению к конкретному человеку. Независимость суда от власти возрастала по мере того, как в Англии утверждалось прецедентное право — суды сами во многом создавали и уголовный, и гражданский кодексы. Демократии в нашем теперешнем понимании в английском государстве не существовало, но там монарх не мог издавать законы без утверждения их сообществом британской элиты — избираемой Палаты общин и наследственной Палаты лордов. «Никогда, никогда, никогда англичане не будут рабами» — вряд ли нашлась в тогдашнем мире страна, с большим правом на такие слова национального гимна.
В континентальной Европе положение на протяжении последних веков было иным. Это было связано, прежде всего, с продолжением и даже с усилением крепостного состояния большинства сельского населения. В Германии (особенно в ее восточных областях), в Польше, Венгрии, Чехии, Австрийской империи личная зависимость сохранялась. «Ничто не принадлежит вам, душа принадлежит Богу, а ваши тела, имущество и всё что вы имеете, является моим», — эти слова из германского помещичьего устава наглядно характеризуют положение в целом ряде основных стран Европы в 17 — начале 19 века.
На протяжении 19 века личная зависимость большинства населения в европейских странах ушла, но последствия столь поздней отмены крепостного состояния явно сказывались на поведении почти всех народов.
В 19 веке сформировались основные идеологии, сохранившиеся и поныне. Но с того времени они претерпели существенные изменения. Эти изменения связаны с тем, что и консервативный, и социалистический лагерь постепенно пропитывались центральной, лидирующей идеей эпохи промышленной революции — либерализмом. Консерваторы внесли в либерализм сильные религиозные, христианские мотивы и сдерживали безудержные порывы «крайних» либералов. Социалисты, разделив либеральные взгляды на организацию общества, делали упор на интересы наемных работников. И сегодня практически любую из борющихся на выборах крупных партий вполне можно назвать либеральной, как бы она ни называлась. Изменялся и продолжает меняться и сам либерализм, сохраняя заложенные в его основу идеи.