Михаил ЖВАНЕЦКИЙ
Писатель-энциклопедия советской жизни…
ГОСУДАРСТВО И НАРОД
«Отношения с нашим родным пролетарским государством складывались всегда очень изощрённо. Пролетариат воевал с милицией, крестьянство с райкомами, интеллигенция с НКВД. Средние слои – с ОБХСС [ОБХСС – «Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности»]. Так и наловчились не поворачиваться спиной. Не поворачиваться спиной – воспользуются. Только лицом. … Мы отвернёмся – они нас, они отвернутся – мы их. В счётчик – булавки, в спиртопровод – штуцер, в цистерну – шланг, и качаем, озабоченно глядя по сторонам. … Руки ходят непрерывно, ощупывая, отвинчивая. Крутится – отвинтим, потечет – наберём, отламывается – отломаем, и ночью, при стоящем счётчике, рассмотрим.
Государство всё, что можно, забирает у нас, мы – у государства. Оно родное – и мы родные. И у него, и у нас уже вроде ничего нет. Ну, там, военное кое-что… Так вот, антенну параболическую на Дальнем Востоке, уникальную, кто-то отвернулся – и нет её. По сараям, по парникам. Грузовик экипаж бросил – утром один остов. Пираньи. Автобусы все – на огородах, ходовые рубки от крейсеров – на огородах. И государство не дремлет: отошёл от магазина на пять метров – там цены повысились. Газеты – вдвое, бензин – вдвое, такси – вдвое, колбаса – вчетверо. А нам – хоть бы что.
Мировое сообщество дико удивляется: повышение цен на нас никакого заметного влияния не имеет. … Дорожание, повышение, урезание, талоны. Это – оно нас. Цикл прошёл – теперь мы его ищем. Ага, нашли: бензин у самосвалов, приписки у прорабов, хлеб на полях, рыба у ГЭС. Качаем, озабоченно глядя по сторонам. Так что и у нас, и у государства результаты нулевые. Кроме, конечно моральных – нравственность упала и у государства, и у нас.
Надо отдать должное государству – оно первое засуетилось. Ну, мол, сколько можно, ребята, мол, мы тоже, конечно, не по человечески живём… А народ чего: он полностью привык, приспособился, нашёл своё место, научился говорить чего нужно. Приходит, куда надо, и отвинчивает, отворачивает, руками, ногами, зубами, – преданно глядя государству в глаза.
– У нас государство рабочих и крестьян, – говорит государство.
– А как же, – отвечает народ. – естественно. – И отвинчивает, откручивает, отворачивает.
– Всё, что государственное, то твоё, – говорит государство.
– А как же, – шепчет народ. – это так естественно! – И отвинчивает откручивает, отламывает.
– Никто тебе не обеспечит такую старость и детство, как государство.
– Никто, – влюбляется народ. – Это ж надо, действительно! – И чего-то сзади делает, что-то делает…
– Только в государственных больницах тебя и встретят, и положат, и вылечат.
– Токо там, – соглашается народ – токо там! – И чего-то сзади руками делает: то ли лечит сам себя, то ли что-то обхаживает…
– Только в государственных столовых тебя, как нигде, накормят и напоят!
– Как нигде, – кивает народ и сворачивает за угол с мешками.
– Куда же ты, – спрашивает государство через свою милицию.
– Да тут недалеко.
– Не поняло!
– Да рядом, не отвлекайтесь, у вас же дела. Вон, международное положение… Не беспокойтесь, мы тут сами.
– Что значит сами, что значит сами? Анархия! У нас же народовластие! Нечего шастать, кто куда хочет!
– Да не беспокойтесь, тут буквально на секундочку…
– Да куда, куда?!
– Да никуда, ну господи-боже-мой!
– А что в мешках?
– Где?
– Да вот.
– Что?
– Ну в мешках что?
– Вот в этих, что ли?
– Ну в этих, в этих!
– От вы, я не знаю, я же хотел через минуту назад!
– Ну иди.
Вернулся.
– Ты вернулся, а тут неурожай.
– Да что ты… Ты смотри!..
– Что, это тебя не волнует?
– Почему, волнует…
– А что ж ты такой спокойный?
– Да это у меня вид такой.
– Так тебе же кушать нечего будет.
– Что вы говорите? Ты смотри!..
– Ты что, совсем равнодушный?
– Почему?
– Не знаю, но тебя уже что-то совсем ничего не волнует.
– Почему, волнует. Ты смотри!..
– Мы пролетарское государство.
– Ну да.
– А ты пролетариат.
– Ну конечно, кто же еще!
– Вот это твоя родная власть.
– Конечно, конечно. Все может быть, естественно, да.
– Диктатура эта – твоя. Ты это понял?
– Ну…
– Так это ж по твоему желанию реки перегораживаются, каналы строятся, заводы, пестициды…
– Ну…
– Ты ж этого хотел!
– Когда?
– Что ты прикидываешься, ты ж всего этого хотел!
– Ну, хотел, конечно… Дозвольте на минуточку, мне б только поесть.
– Да что вы все об одном и том же, что…
– Ну, глуп, Ваше сиятельство.
– Не смей, я твое родное пролетарское государство. Отвечай как положено.
– Слушаюсь, гражданин начальник!
– Что с тебя взять… Только знай: ты всего этого хотел. Ясно?
– Ясно. Хотел. Ясно, гражданин начальник.
И государство посмотрело на народ, а народ робко глянул на государство.
– Нам друг без друга нельзя, – сказало государство.
– Почему? – сказал народ.
– Нельзя, нельзя.
– Ну ладно…
– Нельзя, я сказало! … Ну ладно, чего ты хочешь сказать? Говори.
– Да вот, мне б диктатуры поменьше.
– Так это ж твоя диктатура.
– Ну, моя, конечно. А можно ее поменьше?
– Как же поменьше? А враги?
– Какие?
– Ну, разные. Внешние, внутренние. Ты что, их не видишь?
– Ну, если вы говорите…
– Что значит, если я говорю? Ты что, сам не видишь? А друзья? Ты что, их не видишь? Врагов надо донимать, друзей надо кормить. Ты что, не понимаешь?
– И это что, все время, что ли?
– Конечно все время, иначе все разбегутся. Ну, в общем, иди корми друзей, с врагами я само разберусь. И чтоб все понимал, а то стыд: ни у одного государства такого бестолкового народа нет.
И народ и государство пошли каждый по своим делам…»
«Застойное» двадцатилетие — потеря перспективы. 1964-1984 годы