Маньчжурская императорская династия Цин в Китае была тверда в однажды принятом решении ни в коем случае не допускать «развращающих» население иностранных влияний. Торговля с английскими купцами в единственном китайском порту была связана со столькими ограничениями, что о нормальном товарообмене нечего было и думать. В Европе входило в большую моду все «восточное», китайские шелка и фарфор шли нарасхват, чай становился повседневным напитком европейцев, но брать в обмен на китайскую продукцию английские изделия императорские чиновники наотрез отказывались, требуя звонкую монету, которой в Империи было по-прежнему мало.

Неоднократные попытки англичан хотя бы связаться с императорским двором для принесения просьб облегчить условия их торговли были безуспешны. Это означало, что ответ 1793 года единственному принятому императором британскому послу оставался неизменным: «Нам никто не нужен. Возвращайтесь к себе. Забирайте свои подарки!».

Нужно было найти товар, который легко подходил для нелегального, контрабандного ввоза — был бы легким и компактным, не скоропортящимся, не имеющим иностранной маркировки и пользующийся среди китайцев острым и неограниченным спросом, ради обладания которым они нарушили бы жесткие законы своего государства. И такой товар был найден — опиум, в большом количестве производившийся на индийских маковых плантациях. И, хотя опиум был, в отличие от Европы, запрещен в Империи, в китайском обществе обнаружился на него ажиотажный спрос. Контрабандный наркотик составил три четверти всего китайского импорта.

[Торговлю опиумом в 18 и 19 веке нельзя назвать «наркоторговлей» в общепринятом сегодня смысле. В те времена вред наркотических веществ на человеческий организм еще не был выявлен, все наркотики, с которыми столь яростно борются ныне, тогда можно было (даже героин) без рецепта купить в любой аптеке. Многочисленные салоны для курильщиков опиума существовали и в Лондоне]

Контрабандный завоз в Империю индийского опиума дал англичанам в самом Китае то серебро и золото, которое было им необходимо для закупки китайских товаров — к 1833 году доходы от опиумной торговли полностью покрыли затраты на закупку китайского чая, фарфора и шелка. Однако, он привел к масштабной наркотизации китайского населения —  опийными наркоманами стали миллионы людей, среди солдат и офицеров, как маньчжуров, так и китайцев, курение опиума стало повальным явлением.

Власти увидели опасность дальнейшего распространения наркомании и потребовали от англичан прекратить поставки опиума, но по-прежнему отказываясь легально закупать другие товары. Они блокировали британскую торговую факторию и заставили купцов сжечь все запасы опиума. Более того, императорским указом любым коммерсантам из Англии и Индии было запрещено высаживаться на китайском берегу и проводить какие бы то ни было коммерческие сделки. Британское правительство сочло это достаточным поводом к объявлению Империи войны — и в 1839 году 40 кораблей с четырьмя тысячами солдат на борту двинулись из Индии в направлении Китая…

Миллионная императорская армия не воевала уже 35 лет, прибрежные ее части были наркотизированы, деморализованы и, несмотря на колоссальный перевес в численности, вряд ли представляли серьезную угрозу для небольшого английского десанта. Но это еще предстояло выяснить в реальных боях.

Первое же столкновение на море превратилось в бойню — императорская флотилия была безжалостно потоплена, не сумев нанести «заморским дьяволам» даже малейшего ущерба. В открытых сухопутных боях с непрерывно изрыгающими огонь рядами «красномундирников» у маньчжурских войск шансов не было никаких, и они принялись защищать крепости по берегам рек. Но и здесь их ждали неудачи — десанты с кораблей быстро ломали сопротивление фортов, оснащенных допотопными пушками. Императорский двор запросил мира, согласившись на все требования пришельцев.

Но война на этом не окончилась — еще дважды маньчжурский император менял свои решения, бросая в бой свои подходившие из глубины страны войска, которых в столкновениях с англичанами ждали все те же унизительные поражения. Наконец, английская флотилия, разбивая китайские укрепления, поднялась по Янцзы и перерезала Большой императорский канал, по которому шло снабжение продовольствием китайской столицы.

В 1842 году англичане продиктовали свои условия мира: открытие пяти китайских морских портов для британской торговли, передача Англии прибрежного Гонконга с удобными бухтами, выплата огромной контрибуции и компенсации английским купцам за уничтоженный перед войной опиум. Британские граждане не подлежали китайскому суду, могли жить с семьями в «разрешенных» портах, покупать там дома, хотя и не имели права выходить за границы этих городов. Легализовать торговлю опиумом не удалось — торговля им оставалась контрабандной.

Но англичане принесли на Дальний Восток еще одну «заразу», которая в условиях Китая привела к катастрофе, несравнимой даже с опиумом — христианство. Один из первых миссионеров перевел на китайский Библию и окрестил всего несколько человек, однако этого оказалось достаточно, чтобы вызвать в Империи самое масштабное восстание за всю историю страны.

В руки крестьянского сына, учителя Хун Сюцюаня, попала Библия, подкрепленная проповедями окрещенного англичанином китайца. Это перевернуло его жизнь. В ночном видении он увидел Бога, назвавшего его «младшим братом» Иисуса, и призвавшего его освободить Китай от «демонов». Кто были эти «демоны», всем было понятно — маньчжуры.

На его страстные проповеди откликнулась сначала его деревня, потом соседняя, затем вся округа. Люди разрушали кумирни предков, крестились и с оружием в руках шли к Хун Сюцюаню. Вскоре вокруг него сплотилось целое крестьянское войско, которое он назвал «армией Бога». В 1850 году они спустились гор и начали громить все, что им казалось несправедливым — поголовно вырезали всех маньчжуров, отбирали имения у помещиков, устанавливали везде собственную выборную, «народную» власть.

Тем временем Центральный Китай подстерегала страшная катастрофа. Великая река Хуанхэ издавна несла мирриады тонн ила, оседавшего на ее дне. Чтобы удерживать не умещавшуюся в русле воду китайцы столетиями строили вдоль берегов дамбы, поднимая их все выше и выше вслед за подъемом воды. Это был колоссальный труд многих и многих поколений крестьян при организующей роли государства. Но изъеденная коррупцией маньчжурская власть с этой задачей уже не справлялась. Современные подсчеты показывают, что из средств, выделяемых на починку плотин, в дело шло не более 10%, остальное разворовывалось или шло на праздники, многодневные пиры с театрами и развлечениями для увеселения многочисленных чиновников противопаводковой службы. И случилось неизбежное, во что никто не хотел верить — река начала прорывать запущенные плотины. В катастрофических наводнениях смыло без следа тысячи деревень, в волнах погибло не менее 7 миллионов человек, а спасшиеся могли позавидовать мертвым, ибо их ждала мучительная смерть от голода.

Эта катастрофа дала христианским повстанцам массу всего лишившихся, до предела озлобленных людей — на пике восстания в «армии Бога» сражалось не менее миллиона бойцов.

Территорию, занятую повстанцами, Хун назвал Тайпин Тяньго («Небесное Царство Великого Спокойствия»), поэтому самих повстанцев называли тайпинами. Они сумели создать армию, спаянную железной дисциплиной, в которой было строжайше запрещено мародерство, курение опиума, употребление спиртного, азартные игры и даже общение мужчин и женщин. Армия была абсолютно беспощадна к врагам, свято исполняла Десять заповедей Моисеевых и разрушала на своем пути буддийские, даосские и конфуцианские святилища.

После сопровождавшегося ужасной резней взятия Нанкина город стал столицей государства тайпинов (1853-1864). Хун Сюцюань поселился в огромном дворцовом комплексе, на манер богдыханов-императоров, окруженный многочисленной стражей и гаремом из наложниц.

Европейцы очень внимательно следили за происходящим. И в какой-то момент им показалось, что империя Цин вот-вот рухнет. За предоставлением европейцам сasus belli [сasus belli — дипломатический термин, «повод к войне»] дело не стало — император, подписавший с ними договор, умер, и на троне оказался его сын, еще больший ненавистник всего иностранного, некитайского,  для которого вынужденные отцовские договоры с «варварами» мало что значили. Хамское, по европейским понятиям, отношение китайских властей к англичанам и французам заставило тех вновь взяться за оружие. Вызвав из Европы и Индии подкрепления, англо-французские войска пошли в наступление. В десятки раз превосходившая их армия образца 17-го века вновь оказалась беспомощна — англо-французский десант с минимальными потерями дошел до Пекина.

Россия также не осталась в стороне от событий — она предложила Китаю военную помощь в обмен на крупные территориальные уступки (левый берег Амура и Уссурийский край) [один из английских дипломатов сказал тогда: «Еще несколько удачных кампаний наших войск — и половина Китая окажется в руках Александра II»].

В решающем сражении на подходе к китайской столице англо-французская артиллерия наголову разгромила маньчжурско-монгольскую конницу и европейские войска вошли в город (1860).

Это не была война по захвату территорий, как в других частях мира. Это была именно «полицейская» акция с целью принудить китайское правительство вести дела с европейцами согласно нормам, принятым в мире, заселенном людьми христианской цивилизации.

В Китае до сих пор называют договоры, заключенные по окончании первой и второй «опиумных» войн «неравноправными». Это верно в том смысле, что эти договора были навязаны Империи вооруженной силой, что без наглядной демонстрации европейской мощи маньчжурский двор их никогда бы не подписал. Но в содержании договоров нет пунктов, ущемляющих права Китая, унижающих достоинство Империи — европейцы добились для себя лишь равноправия в своих взаимоотношениях с китайской властью.

Европейцы удержались от соблазна, поддержав тайпинов, сменить маньчжурскую династию на китайском троне. Добившись необходимых им уступок, они начали защищать маньчжурскую власть, как гаранта приемлемых для них соглашений. Они своими силами отбили попытку повстанцев захватить Шанхай, их пароходы перебрасывали императорские войска по рекам, их инструкторы обучали цинских солдат обращаться с огнестрельным оружием. Один англичанин даже создал, вооружил и обучил большой китайский отряд, который сыграл в гражданской войне довольно важную роль.

Тем временем борьба с тайпинским государством перешла в новую фазу. Не надеясь на деморализованную императорскую армию, вельможи начали создавать свои частные войска. Они хорошо их вооружали, бойцов тщательно готовили, им щедро платили. В результате для борьбы с повстанцами появились не столь многочисленные, но весьма боеспособные воинские части. Они не могли соперничать с европейцами, но в «китайских» войнах они начали одерживать победу за победой.

А в тайпинском лагере начались распри с кровавыми переворотами и не менее жестокими контрпереворотами. Один из военачальников, не надеясь уцелеть в этих разборках, даже увел свою стотысячную армию из Нанкина. Участились случаи перехода тайпинских военачальников на сторону императорских войск. Религиозный вождь восставших отстранился от дел, замкнулся ото всех в своих дворцах и проводил время со своим гаремом. Когда императорские войска подошли к Нанкину, Хун Сюцюань покончил с собой. Тайпинов и их союзников по частям беспощадно добивали еще несколько лет. К 1868 году их последние отряды были истреблены, а их военачальники казнены.